поляне, на которой трепетала каждая былинка, каждая ставшая
серебристо-стеклянной ветка.
окончательно понял Стекольщик и только рукой махнул. Правда, тут же мысль
шевельнулась, что, может, их с вертолета и не видят вовсе, а просто на
пушку берут, но Фрол не прислушался к ней. Склонил он голову, почти как во
сне, и стал возле кореша на коленки. Лежал тот, бедолага, безучастный ко
всей кутерьме и едва дышал. Но не хрипел уже, не метался в горячке. То ли
болезнь переломил, то ли его гадючья отрава доканывала, только съежился
Вит"к под вонючим брезентом, холодный и обессиленный. И опять подумал
Фрол, что теперь-то кореша наверняка найдут и медицинскую помощь окажут, а
потому самый момент настал отрываться. Вокруг все-таки лес и ночь и вообще
ситуация не разбери-пойми. Но глас небесный, мегафоном усиленный, уже
большую власть над ним заимел. Да ведь и то правда: куда денешься? С трех
сторон торфяник страшный, до самого зольного дна погоревший, дым
удушающий, жар. К озеру, надо думать, уже не пробиться, оцепили небось вс"
кругом. На полотно разве что выйти? Тоже смысл небольшой. Что в лоб, что
по лбу. Лучше уж здесь ручки поднять. По крайней мере пешком идти не
придется. Одним словом, делать нечего, решайся, Фрол, выходи. Не ждать же,
пока лесок прочесывать станут. Тут ведь не озеро, голыми руками шамовку не
организуешь и с водой плохо. В этом он своими глазами убедился, когда
вчера в смотровой колодец заглянул. Сухо было на квадратике дна, сухо и
пусто. Никогда так низко не падал уровень грунтовых вод. Короче, не
продержишься долго в островном соснячке, не усидишь.
Оттого и насмешничает, будь он неладен, шестикрылый серафим>.
головой кинулся.
- Бери меня голыми руками! А-а-а!
которые медленно провисли под собственной тяжестью, когда вертолет
осторожно опустился на поляну и мотор замолк.
Павлово-Посада и беседовал с виновником своего кошмарного сновидения. По
вполне понятным соображениям, Люсин стремился как можно полнее
использовать то несомненное психологическое преимущество, которое дала ему
ночная операция. Вглядываясь в освещенное лампой лицо задержанного, а сам
уйдя в непроглядную тень, он начал официальный допрос тем же повелительным
и несколько насмешливым тоном, каким выкликал Зализняка из лесной мглы.
Обычно он не прибегал к подобным уловкам, считая их недостойной дешевкой.
Для него куда важнее было заставить противника обмолвиться в ходе хорошо
продуманной почти непринужденной беседы, нежели вырвать показания
психологическим нажимом. Но, понаблюдав за Стекольщиком в течение недолгих
минут полета, он пришел к выводу, что тот пребывает в состоянии глубокой
депрессии. Нормального, человеческого разговора ждать явно не приходилось.
Через панцирь безразличия и подавленности можно было пробиться только
одним способом: нажимая на те немногие доминантные клавиши, которые хоть
как-то отзывались в опустошенной душе Зализняка. Люсин не знал, что Фрола
подкосила тлевшая в нем все эти дни и внезапно прорвавшаяся теперь
смертельная обида на самого себя, на проклятое невезение свое и
несусветную глупость. Уже сидя в вертолете, Фрол со всей беспощадностью
осознал, что только в жестоком хмельном угаре можно было пойти на те
безумные поступки, которые совершил он с той самой минуты, когда увидел
мертвое тело на даче в Жаворонках. Он прозрел, но, как всегда, слишком
поздно. Прозрел только для того, чтобы уяснить себе, что на всех без
исключения поворотных этапах жизни поступал, как последний дурак. Только
странная гипнотическая заторможенность, в которой он пребывал, помешала
ему рвануться к дверце в круглом плексигласовом колпаке и кинуться вниз.
На какую-то секунду эта мысль показалась ему очень соблазнительной. Она
ласкала и баюкала его, смиряла смятение, глушила нестерпимую тоску. Потом
он подумал, что его все равно ждет <вышка>, поскольку он ничего не сумеет
да и не захочет, по правде говоря, доказать. Тогда какая разница? И, дав
себе слово вытащить из дела Витька, обелить его, насколько окажется
возможным, он успокоился и ушел в себя.
года рождения, ранее судимый.
суде проходил. Как Стекольщик, значит.
голос. - Я про Потапова тебя спрашиваю.
счет потерял!
списке на столе нужный телефон. Отодвинув локтем настольную лампу, набрал
номер. - Первый говорит. - Он прочистил горло. - Логинова поблизости нет?
- И после короткой паузы: - Это вы, Глеб? Доброе утро! - Он бросил взгляд
на окно, за которым была непроглядная темень. - Зализняк говорит, что
Потапова ужалила змея... Сообщите, пожалуйста, врачу и на всякий случай
срочно затребуйте ампулы с препаратом <антигюрза>... Да-да, <антигюрза>...
Добро, Глеб. - Он положил трубку и резко спросил: - Значит, вы
утверждаете, что вашего напарника укусила змея. Так?
Нормально.
три.
торфопредприятии, сказать можете?
перерыв?
здесь и сейчас стали вдруг плохо ориентироваться во времени. Такое
бывает... Но тогда, быть может, сумеете сказать, что вы вместе с Потаповым
здесь вообще делали?
подлещик с полкило.