Чтение 75–й страницы книги ~Донские казаки в борьбе с большевиками~

сплетен жизнь. Злостная спекуляция, тунеядство, выслуживание с "черных ходов" и
лихорадочная поспешность в короткий срок использовать всю сумету возможных благ
и удовольствий, -- обычные спутники тыловой жизни. Необходимо неустанно
бороться, чтобы уменьшить вредные стороны тыла до минимума и не дать им пышно
расцвести и своим ядовитым запахом не только одурманить, но и отравить все
прекрасное, героическое -- боевое 179).
Добровольческая армия тогда переживала свою весну. Все жили радостным чувством,
опьяненные верой в светлое будущее и мало кто замечал, как в неокрепшем еще
организме армии, зарождались видимые признаки ужасных гибельных болезней. Со
всех сторон к Добровольческой армии тянулись грязные руки, оставляя на ее,
прежде белоснежной одежде, подозрительные пятна; пухли штабы, как грибы
вырастали новые и новые учреждения, а шкурники, авантюристы и спекулянты, оседая
в тылу, постепенно вытесняли прежних спартанцев. Каждый "белый город" жил тогда
своей особенной жизнью, темп и колорит которой зависел от многих причин и
главное от совокупности мер, принятых военным командованием для поддержания
порядка. И Новочеркасск, столица Дона, в то время не жил нормальной жизнью. "На
площадях, на перекрестках улиц, -- говорит Н. Н. Львов 180), не видно сборищ,
злобной толпы, по тротуарам не шатаются шинели с оборванными погонами, не слышно
среди собравшейся кучки выкриков резолюции, не слышно бесшабашной стрельбы из
ружей по ночам. Проходят полки в их старой казенной форме, гремят колесами по
мостовой тяжелые орудия и зарядные ящики, на площадях идет обучение новобранцев
и каждый день видно, как они упражняются в ружейных приемах, ложатся в цепях,
перебегают и строятся в ряды. Новочеркасск стал военным лагерем".
Горячее желание Донского командования оградить столицу Дона от тлетворного
влияния тыла, побудили его ввести строгие правила всего жизненного обихода и
сурово карать нарушителей порядка и спокойствия. Крайняя необходимость таких мер
обусловливалась и тем, что общий моральный упадок в значительной степени
коснулся и нашего офицерства, особенно младшего, среди которого часто
наблюдались признаки явной недисциплинированности.
Почти ежедневно в тылу происходили разные инциденты и неприятные происшествия.
Нередко действующими лицами являлись и офицеры Добровольческой армии, приехавшие
с фронта отдохнуть и покутить. Число последних росло с каждым днем. Здесь
необходимо указать на одно весьма важное обстоятельство. Дело в том, что
пренебрежение окружения ген. А. Деникина к Донской власти, мало-помалу сверху
перешло и на рядовое офицерство. Многие офицеры -- добровольцы, находясь на
территории Войска, вели себя дерзко-вызывающе, умышленно игнорируя существующие
распоряжения Донского командования и часто даже бравируя этим.
Жалобы на поведение тыловых героев обычно направлялись ко мне. В очень редких
случаях я придавал им какое-либо особое значе-
179) Об этом я писал в первой части.
180) "Свет во тьме", очерки Ледяного похода. Н. Н. Львов. Газета "Возрождение".
255

ние, считая все происходящее нормальным тыловым явлением. Гораздо было хуже,
если что-либо докатывалось до знания командующего Донской армией. Всякая мелочь
раздражала ген. Денисова. Он сильно горячился и зачастую перекладывал вину на
высшее командование Добровольческой армии. Разубедить его в обратном было крайне
трудно, несмотря на то, что обычно все мои проекты по ведению военных операций,
организации армии, устройства тыла, а также и другие предложения, ген. Денисов
принимал всегда почти, без всяких коррективов.
Я никакого различия между донскими и добровольческими офицерами не делал и за
безобразия карал одинаково, как одних так и других. Но, к сожалению, иного
взгляда держался представитель Добровольческой армии при нашем командовании ген.
Эльснер, убийственную аттестацию которому дает А. Суворин на страницах книги
"Поход Корнилова" (стр. 25). Характеризуя ген. Эльснера, А. Суворин, между
прочим, говорит: "В отделе снабжения старшие начальники кувыркались одним
движением бровей ген. Эльснера, но в то же время, за постыднейшие, прямо
преступные распоряжения и поступки, люди, пригревшиеся около генерала -- не
подвергались ровно никакому взысканию ... всем в отделе распоряжались, в
сущности, полдюжины окружавших ген: Эльснера, его приближенных, вкладывавших в
него все, что им было нужно и приятно". И вот на этого генерала, по словам ген.
Деникина, была возложена миссия сглаживать трения между Новочеркасском и ставкой
Добровольческой армии 181). Насколько генерал Эльснер с точки зрения
командования Добровольческой армии оправдывал свое назначение, -- я не знаю, но
могу утверждать, что нахождение его в Новочеркасске отнюдь не способствовало
улучшению взаимоотношений между Доном и Добровольческой армией. Свою миссию ген.
Эльснер выполнял чрезвычайно своеобразно. Порой дело доходило до курьезов. Так
например: если я или кто-либо из донских начальников (начальник гарнизона,
комендант города) подвергал наказанию офицера Добровольческой армии за явно
антидисциплинарный поступок -- он это рассматривал, как личную ему обиду и как
умаление авторитета Добровольческого командования. На многое серьезное ген.
Эльснер умышленно закрывал глаза, а одновременно какой-либо несущественной
мелочи, придавал несоответствующее значение. Не выказал он себя и сторонником
поддержания строгих правил дисциплины и воинского обихода, что естественно
способствовало росту печальных тыловых происшествий. А вместе с тем, я не мог
допустить, чтобы офицеры Добровольческой армии пользовались особого рода
привилегией и тогда, как донские офицеры за совершенные бесчинства, подвергались
бы суровым взысканиям, первым все сходило бы безнаказанно. Несколько раз я лично
обращался к ген. Эльснеру, пытаясь урегулировать этот больной вопрос, но
безуспешно. Сочувствия я никогда не встречал и все мои начинания обычно
разбивались о непонятное упорство ген. Эльснера. Приезжать ко мне в штаб ген.
Эльснер избегал, очевидно считая, что посещением меня, он умалит или свое личное
достоинство или престиж Добровольческой армии 182). В итоге,
181) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 126.
182) Юридически мое положение было бесспорно выше представителя Добровольческой
армии. Однако, не считаясь с этим, я охотно посещал ген. Эльснера, пока не
убедился, что такую постановку дела он признает для меня обязательной.
256

наладить дружескую с ним работу мне не удалось, а в то же время жалобы на
поведение добровольцев в тылу участились. Кругые меры принятые нами для
прекращения безобразий, вызывали со стороны ген. Эльснера протест и раздражали
его самолюбие. В Добровольческую ставку сыпались на нас жалобы. Нас обвиняли в
умышленном притеснении офицеров Добровольческой армии, что абсолютно не отвечало
истине. Вместе с этими жалобами в ставку Добровольческой армии шло большое
количество донесений, сообщений и просто доносов от многочисленных
добровольческих агентов, осевших в разных учреждениях тыла и особенно в городах
Новочеркасске и Ростове. Эти добровольческие соглядатаи, как шпионы, неотступно
следили за каждым шагом лиц, занимавших ответственные посты на Дону. Они
интересовались даже частной жизнью, не говоря уже о каких-либо наших планах,
секретных совещаниях или распоряжениях. Никакую мелочь они не упускали, даже
слово, сказанное в обществе, в интимном кругу, среди родных и приятелей. Не
жалея ни бумаги, ни чернил, не стесняясь в выражениях, они слали свои
информации, производя эффект в Екатеринодаре и выливая ушаты клеветы и помой на
казачество, командование и на главу войска -- Атамана. "Очерки Русской смуты"
ген. Деникина в части касающейся Дона пестрят многочисленными выписками вроде:
донесение, доклад офицера, сообщение, отчет о разговоре и т. д. и т. д. Не
пощадила агентура Добровольческой армии и героя Галиции генерала Н. И. Иванова,
в чем сам признается ген. Деникин. Его обвинили в "тяжком" преступлении -- в
сношении представителями германского командования 183).
Без опасения можно сказать, что густая сеть добровольческих разведчиков,
раскинутая по Донской территории, совершенно ненужная и даже, я утверждаю,
вредная, принесла огромное зло в деле поддержания и раздувания вражды между
Донским и Добровольческим командованиями.
Нельзя было не возмущаться и не негодовать, сознавая, что нас судят не по
поступкам и нашим действиям, а по отзывам разведки, значительный процент которой
составляли молодые люди, часто с подозрительным прошлым и далеко не безупречной
репутацией в настоящем. Эти молодые люди ловили всякий вздорный и нелепый слух,
искажали его по-своему и придавали ему совершенно ненужное и вредное значение.
И Донская контр-разведка, уклоняясь от своего прямого назначения -- следить за
большевиками, пыталась вначале составлять целые объемистые доклады о деяниях
добровольческих агентов и уделять многие страницы описанию происходящего в
ставке Добровольческой армии. Но такая ее не только бесполезная, но и вредная
для дела деятельность была в корне пресечена. Ни одного агента, мы не держали на
территории Добровольческой армии уже и потому, что количество таковых в
распоряжении Донского командования было крайне ограничено и они были используемы
исключительно по своему прямому
Едва ли надо доказывать, что такое положение было ненормальным. Представителей
при моем штабе было несколько, и не мог начальник штаба тратить время на
посещение их. Обычно последние приезжали в штаб и возникшие вопросы решались по
взаимному соглашению.
183) Том III, стр. 118.
257

назначению. Кроме того, мы считали слежку за вождями родной нам по крови армии,
преследовавшей одну с нами цель, оскорбительной и совершенно излишней. Наш
официальный представитель при Добровольческой армии ген. Смагин, был только --
представитель Донской армии. Никаких специальных функций на него возложено не
было. Скажу больше: нам было доподлинно известно, что ген Смагин в известной
степени склоняется к "добровольческой ориентации" и питает личные симпатии к
ген. Деникину. Последнее обстоятельство, в сущности и послужило одной из главных
причин его назначения. Мы надеялись, что своим благожелательным отношением к
вождям Добровольческой армии, своим тактом и большим житейским опытом, ген.
Смагин будет сглаживать неровности и укреплять дружбу армий. Были приняты во