воображение. Возможно, я слишком рьяно выдаю желаемое за действительное,
но этот полный доспех тоже слишком хорош. Он не только не пропустит
лезвие вражеского ножа, здесь не только стрела не найдет слабого
сочленения, где ужалить, но... похоже, в этом доспехе можно ходить по
дну озера, вода не проникнет. Более того, даже воздух туда не пройдет...
Зараженный, загаженный или вообще воздух иной атмосферы.
автономного питания, регенерационный баллон, но, понятно, за спиной
воина угадывается рыцарский меч с затейливым гербом, да и штука в левой
руке перестала казаться супербластером. Впрочем, возможно, все наоборот:
в правой тоже было что-то другое, но через много поколений, когда делали
памятник, королю вложили в руку то, что должен держать король, - меч
подлиннее и поувесистее.
всматриваясь в статуи... святых, будем звать их так, мне по фигу, лишь
бы люди хорошие, приглядываясь к орнаменту, тоже слишком изысканный,
стильный, а век Зорра - суровый век, здесь в моде суровые лица,
вытесанные из камня без всякой унижающей мужчину ювелирной отделки,
выдвинутая вперед нижняя челюсть...
оглянулся на Гендельсона. Он понял по-своему. Надменно улыбнулся,
расправил плечи, выпятил грудь, он же рыцарь, толкнул створки.
сверху все равно льется ровный рассеянный свет, будто там в своде дыра.
Мы вступили в этот странный храм опасливо, даже не переговаривались,
обменивались взглядами. Стены из синеватого камня словно в дымке, но
воздух чист и свеж. Залы просторные, округлые своды теряются в темноте,
из каждого зала там в полутьме угадываются проходы.
тоже заметил и, опасаясь, как бы я не решился опередить его в героизме,
поспешно пересек этот зал и толкнул створки. Ворота отворились в такой
же точно зал. Стены из такого же камня, что-то в них нечеловечески
вечное, несокрушимое, странноватое. Вдоль стен на высоте моего роста
выпуклый орнамент в виде цепи из квадратных колец, из ровных стен то и
дело выпячиваются массивные барельефы странных зверей, птиц, чудищ,
совсем редко попадаются человеческие лица, всякий раз я вздрагивал,
останавливался.
когда я оглядывался, их глаза по-прежнему следили за мной. Знаю, это в
картинах есть такой эффект, когда кажется, что портрет следит за тобой,
для этого художнику надо всего лишь нарисовать глаз, смотрящий прямо,
зрачок посредине, но я не слышал, чтобы и скульптуры могли провожать
взглядом.
синевато-сдержанной гамме. Как стекло. Для пробы я вытащил молот и,
присев, стукнул по полу.
Глухой стук странно громко разнесся по всем залам, пошел гулять эхом по
удаленным помещениям. Мне послушался очень далекий не то грохот, не то
раскат грома, а Гендельсон побледнел и сказал дрожащим голосом, что это
рычание чудовищного зверя Угерлы.
молотком по камню. Я ударил сильнее, но поверхность оставалась зеркально
чистой, ровной, как стекло. Грохот прозвучал мощнее. Я поднялся, молот в
руке, осмотрелся.
святые апостолы...
искали по всем темным углах. Я даже вскинул голову, свод высок, расписан
райскими кущами, вроде никого, даже ни одной летучей мыши, но все-таки
кто-то есть...
бы полководец, что оставил битвы и уже много лет занимается философией и
выращивает в своем саду капусту:
делать?
Очень немолодой, я бы не рискнул назвать его возраст, ибо с такой
фигурой трудно вообразить старика. Однако прожитые десятилетия оставили
свой след на лице, в седых волосах, даже в голосе.
Темные силы идут за нами по пятам! Мы спешим, чтобы спасти Кернель...
выполняющего такую высокую и важную миссию. Священник кивнул, взгляд его
старческих светлых глаз обратился ко мне. Особенно внимательно, как мне
показалось, он рассматривал мешок за моей спиной. Мне даже почудилось,
что он видит его содержимое. Я тоже поклонился, развел руками. Почему-то
объяснять про Зорр и Кернель показалось неуместным в таком месте, где
пахнет вечностью.
здесь... Это место неподвластно времени.
перед служителем церкви высокого ранга.
как-то перебраться на ту сторону этой горной цепи... Мне показалось, что
пока мы проходили через эти залы, мы прошли горный хребет насквозь... по
крайней мере, наполовину!
руководство в свои руки, снова решает, определяет, находит, ведет!
ним. Мы послушно двинулись, он сказал, не оборачиваясь:
оставшийся путь. А насчет прямого прохода...
ряд...
угнездился? Да еще прямо на дороге?.. Так мы этих крылатых ящерок
перебили, святой отец, больше, чем иная баба порезала уток!
головка сыра, большая глиняная миска с чем-то белым, наподобие муки, и
три сухие рыбины. Вобла, подумал я, инстинктивно огляделся в поисках
пива. Священник указал на широкую скамью, мы сели, он первым взял рыбу и
принялся чистить.
ноздрю, он покосился на меня с уважением. Я тоже посматривал
уважительно, ведь я такую рыбу чистил почти каждый день, не воблу, так
тарань или хор-р-ошего леща, умею чистить просто виртуозно, ни одного
лишнего движения, быстро и качественно.
плавнички. Скелеты, разобранные на отдельные косточки и позвонки, уже
лишенные таких лакомых межпозвоночных хрящиков, рассыпались по всему
столу, похожие на блестящие кольца для миниатюрных колодцев.
сейчас я чувствовал себя сытым. Совершенно сытым. Посмотрел на глиняную
миску с мукой.
самое... что тогда с неба...
жить, чтобы есть. Невкусно, зато мысли не уходят с прямой дороги.
Кернель!
лицу, в глазах священника я уловил глубокое сочувствие и печаль:
Но что с ним сейчас, я не представляю...
Богатый... Владеющий... Созидающий...
Кернель, святой отец!
ветры и возвращаются на круги своя... Когда-то так же сказали и про
Анг-Идарт... А вот теперь Кернель... гм... и никакого Анг-Идарта нет. И
не было...
старинный средневековый рассказ о мудреце Хызре, который однажды шел по
берегу моря, любовался волнами, рыбаками, даже приближающимся штормом.
Но вот всего через сто лет он шел по тем же местам, там была равнина,
люди пахали землю, обрабатывали огороды, пасли скот. Он спросил в