- Двадцать девятая комната, - спокойно пояснила дежурная, - по коридору
налево.
Я пошла в указанном направлении. Кстати, внутри интернат выглядел более чем
прилично. Здесь совсем недавно сделали ремонт, не европейский, а обычный,
но очень аккуратно. Потолок был белым-белым, стены кремовыми, и на них тут
и там висели картины, явно написанные рукой дилетанта, но, как говорят
художники, "с настроением". На полу лежала ковровая дорожка, двери палат
сверкали лаком, и пахло тут, как дома, отварной картошкой и куриным
бульоном.
На мой стук отозвался хриплый голос:
- Не заперто.
Я толкнула легко подавшуюся дверь, подняла глаза и чуть не заорала от
ужаса. Нет, палата или, вернее, комната была в полном порядке, уютная, даже
кокетливая. На окне висели красивые темно-зеленые занавески, расшитые
золотыми листьями, в углу стояла большая удобная кровать под темно-синим
пушистым пледом. У окна располагался письменный стол, посередине стоял еще
один столик, маленький, круглый, а возле него пара стульев. Одним словом,
не больничная падата, а комфортабельный номер в санатории... Никакого ужаса
помещение не вызывало, холодный пот потек по моей спине при взгляде на
хозяйку.
Я никогда не видела такого лица, вернее, лица как раз и не было. Ни бровей,
ни ресниц, ни губ, ни подбородка... Кожа была покрыта жуткими, змеящимися
шрамами, веки морщинистые, словно у старой-престарой черепахи. Внутри
воспаленных складок торчали два глаза непонятного цвета. Существо сидело в
инвалидной коляске с ногами, прикрытыми клетчатым пледом. Руки лежали
поверх одеяла и выглядели так же жутко, как и лицо.
- Вы ко мне? - хриплым голосом поинтересовалось нечто.
Понимая, что молчать просто неприлично, я кое-как отодрала сухой, как
наждак, язык от неба и сказала:
- Я ищу Аню Яхнину...
- Слушаю вас внимательно.
- Меня зовут Евлампия Романова.
- Очень приятно.
- Я частный детектив.
- Никогда не встречала людей вашей профессии, - тактично заметила Яхнина. -
И зачем я вам понадобилась?
Под ее жутким взглядом мне делалось не по себе, и врать получалось плохо.
- Гема Даутова наняла меня, чтобы отыскать убийцу ее мужа Эдика Малевича.
Вы ведь знали Гему? Насколько понимаю, работали вместе в Институте
тропической медицины, правильно?
- Верно, - совершенно спокойно ответила Аня, - когда-то я действительно
работала в том месте, и Гема Даутова мне, естественно, знакома, но тесно мы
не общались. Гема - дочь директора института и до меня не снисходила, мужа
ее я встречала пару раз, кажется, он приходил в наше заведение на какие-то
праздники... Новый год или Восьмое марта, не помню, давно было, я в
девяносто первом году уволилась.
- Почему?
В лице Ани вновь не отразилось никаких эмоций.
- Попала в автомобильную катастрофу, оказалась зажатой в кабине, а "Жигули"
вспыхнули... Вот вы только что испугались моего внешнего вида...
- Ну что вы...
Аня подняла вверх правую руку:
- Не надо деликатничать, я привыкла к подобной реакции. Самое ужасное, что
мозг мой работает четко, но вот кто же возьмет на службу изуродованную
инвалидку? Поэтому живу тут и пытаюсь писать от скуки кое-какие статьи в
популярные издания, в основном детские... Ерунда, конечно, но окончательно
поставить на себе крест не хочется. Значит, вас наняла Гема... Ну и как она
поживает? Небось докторскую защитила, по симпозиумам и конференциям
разъезжает? Оно и понятно, с таким папой весь мир в кармане...
- Гема умерла, - тихо сообщила я.
Внезапно в абсолютно неподвижных глазах заплескалось нечто, больше всего
похожее на ликование.
- Как умерла?
- Она отравилась.
Аня схватилась за ободья коляски, мигом докатилась до шкафа, вытащила с
полки бутылку коньяка, две рюмки и сообщила:
- Надо помянуть!
Но радость, звучавшая в ее голосе, без слов говорила о том, что выпивать
Аня собралась не за упокой души Даутовой.
- Вы так не любили ее? - спросила я.
Яхнина протянула мне жуткой рукой рюмку и велела:
- Ну, давай!
Потом она быстро опустошила ее, мне пришлось украдкой вылить содержимое
своего бокала за пазуху. Было очень неприятно, сначала холодно, потом
липко, но я совершенно не переношу алкоголь, даже крохотная доза способна
вышибить меня из седла. Но Аня пила просто отлично, вторая, а потом и
третья рюмка исчезли в ее желудке, но голос продолжал оставаться твердым.
- Значит, Гема покойница, и муж ее скончался, раз она наняла вас
расследовать факт убийства. А с ним что произошло, если не секрет?
- Ножом ударили, в ресторане "Макдоналдс".
- Мило, - отозвалась Аня, - значит, никого не осталось. А старик Даутов
жив?
- Нет, умер, впрочем, и мать Темы тоже.
- Значит, никого не осталось, - пробормотала Аня, - никого, да? Отец, Гема,
Эдик... Все? Да? Точно?
- Да, - подтвердила я.
Внезапно Аня рассмеялась, сначала тихо, потом громко, следом понесся хохот,
а по изуродованным щекам потекли слезы.
Я в растерянности смотрела на Яхнину, та закатывалась в истерике. Пришлось
налить еще одну рюмку коньяка и сунуть ее в руку, больше всего напоминающую
клешню.
- Выпей.
Аня мигом проглотила коньяк, хохотнула в последний раз и выкрикнула:
- Все, все! Сколько раз я представляла себе, что стою у ее могилы, господи,
сколько раз! Только поэтому и скрипела, не умирала! Нет, думала, ни за что
тапки не отброшу, пока на ее гроб не плюну! Ни за что! Отравилась! Надеюсь,
долго мучилась перед кончиной, говорят, от яда жуткая агония...
Выпалив последнюю фразу, Аня схватила бутылку и сделала глоток прямо из
горлышка.
- За что вы так ненавидите Гему? - тихо спросила я, видя, как Яхнина
скорчила жуткую гримасу, скорей всего обозначавшую радостную улыбку.
Услыхав мой вопрос, Анечка вдруг строго ответила: