Чтение 75–й страницы книги ~На свободное место~

- Ну, вы сперва мне его опишите, какой он из себя?
- Какой? Ну, такой низенький, полный, пожилой уже. Усы седые. Под глазами
мешки. Я его раньше видела. Он раза два с Николаем приходил к нам в
ресторан. Они вместе обедали. Я вам уже говорила.
- Как же его зовут?
- Николай нас тогда не знакомил. А сейчас, когда пришел, сказал, что зовут
его Павел Алексеевич. Только...
Муза замялась.
- Что "только"? - настораживаясь, спросил Кузьмич.
- Наврал он, как его зовут, - слабо усмехнулась Муза. - Я мужчин уж знаю,
как они знакомятся. И сразу чувствую, когда врут.
Кузьмич улыбнулся, про себя согласившись с ней, но на всякий случай
спросил:
- А от Совко вы такого имени никогда не слышали?
- Нет, - покачала головой Муза. - Никогда.
- А вот другое имя - Лев Игнатьевич, тоже не слышали?
- Лев Игнатьевич?.. Кажется, слышала... - Муза задумалась. - Они с Лешей
об этом человеке говорили...
- Что именно, не помните?
- Нет, не помню... Я уже ничего не помню, - снова чуть не заплакав,
сказала Муза и досадливо махнула рукой. - Пустая голова совершенно
стала... Ну, кажется... Николай не хотел что-то отдать этому Льву...
Льву... как его?
- Игнатьевичу.
- Да, да, Льву Игнатьевичу. А Леша сказал, что тот может позвонить кому-то
и... ну вроде бы пожаловаться...
- И что Николай?
- Он, по-моему... знаете, мне кажется, он никого на свете не боялся. А
тут... Ну, в общем, сразу как-то уступил, согласился. Я еще удивилась,
помню.
- Понятно... - задумчиво кивнул Кузьмич, по привычке вертя в руках
сложенные очки. - А вы не поняли, куда этот Лев Игнатьевич может
позвонить, не в другой город?
- Да, да. В другой город. Я так и поняла. Далеко куда-то.
- А кому? Леша никакого имени не называл?
- Называл... Я только забыла. Такое странное имя... Я еще подумала, - Муза
слабо улыбнулась опять, - что мы в школе его проходили... по химии,
кажется.
- По химии? - озадаченно переспросил Кузьмич.
- Ну да...
- А-а... Того человека не Гелий звали?
- Ну конечно! - обрадованно воскликнула Муза. - Гелий, Гелий... Ужасно
странное имя, правда? Гелий... Станиславович. Вот так. Нет, я, кажется,
еще не совсем с ума сошла, слава богу. Вон какой разговор вспомнила.
- И в самом деле, не всякий такое имя запомнит, - согласился Кузьмич.
- А я привыкла с л"та всякие имена запоминать, - сказала Муза. - Знаете, в
нашей работе как?
Но Кузьмич на этот раз был не склонен уводить разговор в сторону.
- А что вам сказал этот человек, который пришел к вам? - спросил он. -
Помните?
- Конечно, помню. Спросил, не знаю я, где Николай. А я ему говорю: "Не
знаю". Вы же мне так велели говорить?
- Правильно ответили. А он что сказал?
- "Неправда, говорит. Знаете. Он вам говорить не велел. Но я его и под
землей найду. Далеко от меня не убежит. Кушать захочет". Очень мне
хотелось ему сказать, где Николай теперь кушает.
- И больше он ничего не сказал?
- Выругался, знаете... как последний подонок. Меня даже не постеснялся. А
с виду такой солидный. И еще говорит: "Не ожидал, что он тряпкой
окажется". Леха, мол, другое дело. Он мог со страху удрать. А от Николая
он не ожидал. Тем хуже для него. И мне говорит: "Вы тоже сто раз еще
пожалеете, что прячете его. Я же знаю, что прячете". Грозить мне стал. Ой,
я чуть со страха не умерла.
- Он вам никакого адреса или телефона не оставил?
- Телефон оставил. Велел, чтобы Николай ему позвонил. Я вам сейчас покажу.
Он мне написал. Ой, где же эта бумажка...
Муза поспешно положила на колени сумочку, даже не заметив, что она все
время была у нее раскрытой, и принялась торопливо рыться в ней, вынимая то
одну бумажку, то другую, пробегая их глазами и досадливо пряча обратно.
Наконец она нашла то, что искала.
- Вот. - Она протянула Кузьмичу клочок бумаги. - Его рукой написано.
Клочок оказался уголком газеты. На нем торопливо шариковой ручкой был
написан номер телефона и рядом стояли два, очевидно, сокращенных слова:
"пят" и "вт". Кузьмич на секунду задумался, потом кивнул головой.
- Ладно. С этой запиской мы разберемся. Можно ее оставить?
- Ну конечно. Чего вы спрашиваете?
- Спасибо. А этот человек обещал еще раз зайти?
- Нет. Сказал, что будет ждать звонка Николая. Он уверен был, что я знаю,
где Николай. Просто не хочу ему говорить.
- Ну что ж. Прекрасно. А когда звонить, сказал?
- Сказал, чтоб вечером звонил. По вторникам и пятницам. Там же написано.
- А он сам у вас когда был?
- Когда?.. Сейчас скажу... Господи, когда же он был?.. Ах да! Он позавчера
был, в четверг. Я же работала. Он за мой столик сел.
- А ваш домашний адрес он знает?
- Что вы! Нет, конечно. Николай никогда бы ему мой адрес не дал. Он никому
его не давал, даже Леше и то.
- Ну, спасибо вам, Муза Владимировна, - сказал, вздохнув, Кузьмич. -
Спасибо. Очень вы нам, кажется, помогли. И не переживайте уж так. Все, что
случилось, - к лучшему, поверьте мне. А вы сейчас дочкой побольше
займитесь, матери помогите! Это вас хоть как-то отвлечет.
- Если бы его была дочка... - опустив голову, тихо, с тоской произнесла
Муза и закусила губу.
- Его дочка в другом городе бегает, - сердито сказал Кузьмич.
Муза подняла на него глаза.
- А вот этого вы могли бы мне не говорить.
- Простите, - смутился Кузьмич. - Вырвалось. Всего вам доброго.
- Вы мне пропуск подпишите, - сказала Муза сухо.
Когда она ушла, Кузьмич еще некоторое время сидел за столом, то и дело
досадливо потирая седой ежик волос на затылке. Он был недоволен собой и
все еще смущен.
Потом Кузьмич посмотрел на часы, встал, убрал в сейф бумаги со стола и,
заперев кабинет, отправился обедать. Субботний день снова проходил на
работе.
А после обеда в управлении появился Валя Денисов. С ним вместе приехала
немолодая женщина в красном пальто.
Когда Кузьмич возвратился в свой кабинет, Валя попросил разрешения зайти к
нему со своей спутницей.
- Роза Григорьевна, - коротко представил он ее Кузьмичу.
- Присаживайтесь, Роза Григорьевна, - сказал Кузьмич, указывая на стул, на
котором час назад сидела Муза. - Вам, наверное, уже известно, почему мы
вас побеспокоили?
Женщина оказалась много старше, чем можно было предположить в первый
момент, судя по ее тонкой фигуре и легкой, порывистой походке. Узкое лицо
ее с большими строгими глазами было покрыто сеткой мелких морщин, руки -
большие, узловатые, привыкшие к нелегкому труду руки работницы. Уже
начавшие редеть светлые волосы с заметной сединой на висках были небрежно
собраны в пучок. Слегка робея от необычной обстановки, в которую вдруг
попала, женщина опустилась на самый краешек стула, оправив на коленях
темное платье, и с любопытством оглядела кабинет.
- Известно, известно, - закивала она в ответ на вопрос Кузьмича, не
переставая оглядываться. - Вон он мне все и растолковал, - Роза
Григорьевна указала на Валю. - Чего ж тут неизвестного?
- Так как, помните вы тот вечер?
- А как же? Ясное дело, помню.
- Вот вы мне и опишите все, что было, что видели.
- Так я ж ему вон все как есть уже описала, - женщина снова кивнула на
Валю. - И все он понял.
- Вот вы и мне опишите, чтобы я тоже понял, - улыбнулся Кузьмич.
- Пожалуйста. Мне что? Я хоть сто раз опишу, - охотно согласилась Роза
Григорьевна. - Значит, часов так уже в десять это было-то. Точнее сказать,
в одиннадцатом. Как раз, помню, кино по телевизору кончилось. Вышла я,
значит. А темень у нас во дворе страшенная. Уж сколько писали, сколько
писали, вы бы знали. Тут, дорогие начальники, кого хошь убьют или
разденут. Уж и Борис Кириллович покойный, помню, еще хлопотал. Все
обещали. И человек вот уже помер, а темень эта распроклятая как, значит,
была, так и осталась. Это что же такое, я вас спрашиваю? - Роза
Григорьевна все больше распалялась от негодования. - А вот возьму и слова
вам не скажу, пока двор нам не осветите! Это ж подумать только!
- Мы, Роза Григорьевна, все от нас зависящее сделаем, - серьезно сказал
Кузьмич. - Правы вы тут на сто процентов. Обещаю вам.
- Вот, вот. Сделайте. Все спасибо вам скажут, - уже совсем другим тоном
подхватила Роза Григорьевна и со вкусом снова приступила к рассказу: - Ну,
вот, значит. Вышла я себе. Темень, говорю...
- А зачем вы во двор вышли?
- То исть как "зачем"? Своего искать.
- Это мужа, значит?
- А то кого же? Он, как что, в котельную от меня бег"т. Дружки у него там
растреклятые. А со мной у телевизора ему, видишь, плохо. Ну, вышла я,
одним словом. Гляжу, бегут двое, к воротам. А там как раз, значит, фонарь