Чтение 75–й страницы книги ~Место покоя Моего~

- Да все с того же. Он поднимает народ против Рима, а ты, мол, его
поддерживаешь. Значит, пригрозят доносом Тиберию... Так что поломаешься и
согласишься. Но вслух заявишь, что делаешь это против собственных воли и
разумения. А если евреи хотят крови честного человека, так пусть они и несут на
себе бремя вины.

- А он что, и против Рима к бунту зовет?

- Да ни в коем случае! - ужаснулся Петр. - Он только против зажравшихся
коэнов - фарисеев, саддукеав. Он вообще-то правильный паренек. Его эти псы из
Коринфа и Афин втемную разводят. Однако казнить надо... - вздохнул тяжко. - Но
вину оставь на первосвященнике. То есть если и будет бунт, то не против Рима, а
против коэнов. Но, думаю, обойдется...

- По-моему, ты, всадник, знаешь больше, чем говоришь... - с сомнением
сказал Пилат.

- Ты еще скажи, что у меня мозги греются, - возмутился Петр, вспомнив к
месту странное обвинение Иешуа в свой адрес. И этот, что ли, паранорм?.. Нет,
Петр ничего не чувствовал, сплошная бетонная стена, за которой - обычные мысли
обычного, пусть даже весьма неглупого, солдата. - Что знаю, то сказал.

- И когда Кайафа его возьмет?

- Сегодня ночью. Во всяком случае, так должно быть по плану. Утром - суд.
Так что к полудню или чуть попозже его приведут к тебе.

Пилат молчал. Петр чувствовал как за бетонной стеной ворочалось тяжелое
сомнение, замешанное, с одной стороны, - на ненависти к евреям, которым так
хочется устроить хоть какую-нибудь, но пакость, а с другой - на подспудном, не
очень ярко выраженном, но все же живущем в подкорке страхе перед Римом, перед
отзывом из провинции, перед ссылкой, перед - вот тоже неожиданность! -
смертью...

- Слушай, Доментиус, а вот ты говоришь: мы знаем, мы работаем, мы внедрили
человека к галилеянину... Кто это вы?

- А вот этого тебе лучше не знать, - искренне сказал Петр. - Меньше знаешь
- крепче спишь. Одно скажу: пройдет завтра все так, как я расписал, сидеть тебе
на месте гегемона Иудеи и Самарии еще долго и выгодно. Десять лет, как минимум,
обещаю. Мы тебя поддержим. Поверь, это в наших силах.

- Ладно, - с отчаянием в голосе заявил Пилат, - попробуем, что получится.
Попросил - сделаю. Выпили?

Петр опять не отказался.

Обнял прокуратора, мокро поцеловал его в губы. Было против-•но, но для
хозяина убедительно. Римские нравы...

- Еще одно. Чтобы на тебе перед евреями в этом вонючем случае вообще вины
не висело... Ты вот Тору не читал, а там, в Книге Дварим, есть одно местечко.
Сейчас вспомню... - Петр потер лоб, нахмурился, словно вспоминая слова из чужой
книги. - Ага, вот... "И все старейшины города того, ближайшие к убитому, пусть
омоют руки свои... И объявят и скажут: "Руки наши не продлили крови сей, и
глаза наши не видели..." Скажи это так, чтобы побольше народу слышало, и при
всех умой руки. И все. По их Закону ты невиновен в смерти галилеянина. Пилат
смотрел на Петра с восхищением:

- Как ты помнишь?! Я бы ни в жизнь...

- Профессия, - скромно объяснил Петр. - Плюс привычка.

- Это, конечно, красиво, - вслух размышлял Пилат. - омыть... А не стыдно
ли мне, римскому всаднику, устраивать спектакль по каким-то вшивым еврейским
законам, чтоб, значит, перед ними оправдаться? И это ж придется устраивать
судилище не в крепости, а снаружи, чтоб таракашек побольше собралось... А не
послать ли мне их?..

- Можно и послать, - согласился Петр. - Но всегда помни: где толпа - там
История. В каждой толпе найдется двое-трое типов, которые либо сами запишут,
что увидели и услышали, либо расскажут тем, кто запишет и переврет, либо
расскажут тем, кто расскажет тем, кто запишет и наверняка переврет... А тут -
такая простая фраза: "Я умываю руки". То есть вины на мне нет. Ты - человек
публичный, известный. Тебе надо думать, что о тебе в Истории сохранится...

- О какой толпе ты говоришь?.. Я всегда провожу суды без лишних
свидетелей. Для суда в крепости есть комната секретариума, там много не
поместится: только осужденный да свидетели...

- А ты нарушь традицию, - убеждал Петр. - Случай особый. Уникальный.
Вынеси суд во двор крепости или даже на площадку перед воротами. Еще раз
повторяю; думай об Истории и о людях, которые ее пишут.

- Лучше бы пожить подольше и повеселее, - заметил Пилат, но видно было,
что сентенция о месте прокуратора в создаваемой на скаку Истории его задела.
Заставила задуматься. Не дурак ведь... - Да не запомню я, что говорить надо! -
досадливо бросил он последний аргумент.

- А я тебе запишу слова, а ты выучи, выучи, уж постарайся... Дай-ка мне на
чем записать...

ДЕЙСТВИЕ - 4. ЭПИЗОД - 6

ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 27 год от Р.Х., месяц Нисан

Дом для седера был найден в Нижнем городе, хозяин, бездетный вдовец
пятидесяти с лишним лет, добротный мастер резьбы по камню, большой поклонник и
почитатель Иешуа, охотно и с радостью согласился впустить к себе всю компанию
нынче вечером, только попросил униженно:

- А можно и мне, недостойному, присутствовать на трапезе? Я ведь давно
мечтал хоть просто побыть рядом с Машиахом, я же к нему в Кфар-Нахум ходил и на
горе Фавор тогда был, когда он чудо с хлебами сотворил...

Петр, проводивший тщательную инспекцию дома и окрестностей, подумал и
согласился на просьбу:

- Присутствуй, хозяин. Только больше - никого...

Ни о каких тринадцати на тайной вечере, как станет называться в Библии
этот пасхальный седер, речи не шло. Помимо Иешуа и двенадцати учеников, на
вечерней трапезе обязательно будут и мать, и Мария из Магдалы, да и прочие
ближние родственники. Не выставишь же их за дверь! С кем пришли на Песах - с
тем и ужинать должно, негоже нарушать семейные традиции, они куда дороже, чем
соблюдение дурацких и лживых канонических соответствий;

Оные соответствия для Петра стали уже дурацкими и лживыми. Сначала Клэр
наставила, а теперь и время учит...

Иоанн Кайафу не видел, но дождался посыльного, который принес точные -
запомнил тщательно! - слова первосвященника:

"Сегодня после полуночи. Все идет по плану".

Значит, ждать коэнов со стражами Храма надо после полуночи. Успеет ли
Иешуа попытаться исполнить задуманное и взлелеянное?.. Учитывая увиденное в
минувшие дни, Петр полагал, что лучше бы - не успел... А уж как оно выйдет -
один Бог знает. Судя по разгрому отрядов зилотов и аресту Вараввы, Бог нынче на
что-то другое отвлекся, более для него важное, забыл о Иешуа...

Леонардо да Винчи с его роскошной по интерьеру и пространству "Тайной
вечерей", конечно же, может отдыхать. Еле-еле собрали в самом доме и по соседям
восемь небольших каменных столов, расставили в главной комнате, по соседям же
собирали кушеточки для возлежания, ибо это Леонардо всех усадил лицом к
зрителю, а правоверный еврей вкушает трапезу полулежа и ни о каком зрителе не
подозревает. Что, кстати, евангелия не могли не отметить: "Он возлег с
двенадцатью учениками". Не спать же он возлег...

Однако столы-кушетки набрали. Уместили. В тесноте, да не в обиде.

Мария и Мария, а также жены братьев Иешуа, торопясь поспеть к шести
вечера, к перелому суток, приготовили мясо на костях, принесенное Петром и
Иоанном, сварили картофель и яйца вкрутую, накрыли - вот уж типично русский
термин! - столы, не забыв аккуратно положить на каждом горки пресного хлеба,
так называемой "охраненной мацы", и пучки горьких трав - сельдерея, петрушки, а
также поставить чашки с соленой водой... Так - по традициям, а про мацу и травы
записано буквально в книге Шмот. Хозяин свое вино предложил - Петр не
отказался, хотя они с Иоанном тоже купили два бата - то есть чуть больше сорока
литров - галилейского, а также овощей, фруктов, все это погрузили на вторично
одолженную у вчерашнего медника из Виффагии ослицу и доставили в Нижний город.
Но известно: много вина надо выпить в вечер седера, и мудрецы израильские все
еще спорят - четыре или пять чаш следует пить каждому, кто говорит - четыре,
что символизирует четыре обещания, данные Господом народу Моисея, а кто - пять,
поскольку было ведь и пятое, но чаще всего пьют больше. Давно повелось: вино -
это как вода в земле Израильской, есть жажда - пей.

Петр искренне соглашался с этим утверждением: вино было легким, молодым,
его пока нигде не умели хранить и выращивать, как это станут делать в будущей
Франции, и от малой чаши вина даже ребенок не захмелел бы, а вот вода здесь
попросту опасна для питья. Ее мало, ее собирают повсюду - с неба, с земли и
из-под земли - и берегут подолгу, используя по нескольку раз одну и оду: для
умывания, для питья, для мытья фруктов, посуды или похлеще. Одни Овечьи
бассейны - страшненький пример...

К шести вечера, к началу новых суток, собрались все. Еле разместились в
тесной для стольких гостей комнате, но все в итоге устроилось, обиженных не
нашлось.

Петр отметил: Иешуа сел у стены - лицом к невидному отсюда Храму.

Была прочитана надлежащая молитва, началась трапеза. Как и положено,
каждый из гостей взял для начала веточку петрушки обмакнул ее в соленую воду,
произнес привычное: "Благословен ты. Господь, Бог наш. Владыка Вселенной,
сотворивший плод земли..." Иешуа был задумчив и молчалив, ел неохотно, почти
совсем не пил, о четырех чашах, пожалуй, и говорить не стоило, одной пока не
выпил. Петр, сидящий от него по правую руку, спросил тихо:

- Устал, Иешуа?

Тот отрицательно покачал головой, ответил тоже тихо, чтобы слышал один
Петр:

- Запах...

- Откуда здесь взяться опасности? - удивился Петр. Знал - откуда. И плохо
удивился. Иешуа сразу же мимоходом глянул на него и отвернулся. Потом сказал
негромко:

- Сказано: "Так говорит Господь, Бог Израилев: отпусти народ Мой, чтобы он