Родис принялась медленно обходить кругом древний памятник, пытаясь
понять чувства народа Ян-Ях, жившего тысячелетие тому назад. Четыре
воедино слитые мужские фигуры гигантского размера. "Всемогущему
Времени",- прочитала Родис огромные золотые знаки на круглом
пьедестале. Лицом к открытому пространству, откуда сходились
поднимавшиеся из города тесные улицы, стоял, расставив ноги, каменный
гигант с бесстрастным, ничего не выражавшим лицом. Обеими руками он
держал широкий щит с надписью, из-за верхнего края которого
перегибалась змея тормансианской породы со сжатой с боков головой. В
раскрытой пасти торчали огромные ядовитые зубы. "Кто потревожит могилу
Времени, будет укушен разбуженным змеем",- гласила надпись на щите. С
правой стороны, скрывая улыбкой злое потаенное знание, Время, в его
втором обличье, пропускало под простертой рукой череду безликих людей,
выходивших из-под пьедестала. На другой стороне тот же гигант, жестоко
растянув широкий рот и раздув ноздри приплюснутого носа, обрушивал на
обогнувших сектор пьедестала толстую дубину, усаженную гвоздями. Люди
корчились, защищая лица и головы, падали на колени, извиваясь,
раскрывая чернеющие рты в застывших криках страдания. Там, где оружие
уже не могло достать, шествие низвергалось в провал, закрытый едва
заметной решеткой.
дорожкой из стекла того же цвета, что и камень памятника. Здесь
четвертое лицо исполина озаряла улыбка, печальная, полная утешения и
странного торжества. С ласковой осторожностью он склонялся над толпой
стремившихся к нему молодых мужчин и женщин с сильными и красивыми
телами. Они тянулись к гиганту, а он как бы приглаживал ладонью ниву
поднятых к нему рук и опрокидывал широкую чашу на обращенные к нему с
надеждой и радостью лица.
от всего мира апартаменты и связалась по СДФ с Эвизой, описав ей
расположение нового жилья. Эвиза подключила Вир Норина, и Родис
успокоилась, что ее изгнание не отразилось на товарищах. Очевидно,
недовольство Чойо Чагаса было обращено только против нее.
затерянных в огромной столице. За Чеди Родис опасалась больше всего.
Находясь среди самой невежественной и недисциплинированной части
населения, Чеди не могла рассчитать всех мотивов их поступков. Но
Эвиза уверяла, что у Чеди все благополучно и она накопила много
интересных наблюдений. И Родис спокойно уснула на новом месте, не
обращая внимания на постоянное потрескивание деревянных балок и
половиц. В непроглядной темноте, подобно древней лампадке, горел
крошечный огонек СДФ; он немедленно поднимет тревогу, если появится
непрошеный гость или переменится химический состав воздуха...
широкие брюки, блузу из гладкой черной материи и твердые башмаки.
Вместо фонаря Родис надела диадему, автоматически зажигающуюся в
темноте, и нажала носком в углубление стены. Прежде чем ступить в
открывшийся проем, она установила СДФ в первой комнате на
автоматическое включение поля. Обезопасив свое жилье от нежданных
гостей, Родис задвинула за собой стенную плиту.
началось, как обычно, с продолжительного взгляда и отрывистых, как бы
невзначай сказанных слов. И немудрено - застенчивому малорослому
архитектору, привыкшему к невежливости сановников и грубости внешнего
мира, Родис, сходящая по лестнице в светоносной диадеме, показалась
богиней. Таэль только усмехнулся, вспоминая свое собственное
потрясение от первой встречи с Родис. Зигзагообразный спуск привел в
галерею, кольцом аркад окружавшую центральный зал с низким сводом.
Каменные скамьи прятались в нишах между аркадами. Архитектор подвел
своих спутников к той из них, где стояли новенький стол и массивный
цилиндр со столбиком двойного фонаря, включил его. Сильный красноватый
свет залил подземелье. Архитектор слегка отступил назад, поклонился и
назвал себя.
поразилась их размерам. Два яруса проходов и галерей, пронизывая
почву, разбегались по всем направлениям, выбрасывая шесть длинных
рукавов за пределы сада и стены.
архитектор,- но мы оставили ее закрытой, там слишком людное место. Ход
номер пять, налево от нее, один из самых удобных. Он кончается в
старом павильоне, занятом сейчас электрическими трансформаторами
высокого напряжения, куда мы, "джи", имеем свободный доступ. Еще лучше
четвертый ход, углубленный в толщу скалы на поднимающемся к горам
склоне, там, на уступе, стоит старое здание химической лаборатории
имени Зет Уга. Из подвала лаборатории опускается вертикальный колодец,
доступный всем, кто посвящен в тайну храма. Другие ходы идут в
открытые места и при частом пользовании могут быть обнаружены, но в
случае бегства пригодятся.
не знала, что он ученый-химик.
театр, завод может быть назван именем великих, которые не имеют
никакого отношения ни к науке, ни к искусству, вообще ни к чему, кроме
власти.
просторное подземелье.
Святилище Трех Шагов, оно на втором ярусе.
уцелела мебель, сделанная из черного дерева или рыхлого чугуна, широко
употреблявшегося на планете при нехватке чистых металлов. На вещах
лежала тончайшая пыль. Тщательно отполированные стены покрывал твердый
стекловидный слой. Под ним сохранились фрески, расписанные по
блестящему черному фону двумя излюбленными красками Торманса - алой и
канареечно-желтой. Комбинация двух цветов, огрубляя изображения, в то
же время придавала им первобытную дикость и силу. Родис, невольно
замедляя шаги, с восхищением рассматривала творения древних художников
Ян-Ях. Таэль и Гахден не обращали на стенные росписи никакого
внимания.
человека к смерти по неумолимому течению времени.
беззаботной детской игры до опытной зрелости и угасали в старости, во
вспышке отчаяния, за которой следовал резкий обрыв в смерть. Он
выражался отвесной линией, срезавшей все, что подходило к ней. За этой
гранью была только чернота. На том же черном фоне у черты скучилась
группа людей, выписанных с особенной выразительностью. Деформированные
возрастом и болезнями, люди упирались, сбиваясь в груду тел, но едва
кто-либо прикасался к страшной линии, как во тьме исчезали, будто
отсеченные, головы, руки, тела...
погруженные в стекловатый материал, из которого они проступали со
сказочной реальностью. Художники изобразили здесь резкий переход от
задумчивого отрочества к юности, выраженной нарастанием сексуальных
чувств, будто весь мир сводился к ритмике танцующих юных тел в
эротическом неистовстве.
замысловатых позах. Однако этим удивительным изображениям все же не
хватало божественного достоинства эротических скульптур Древней Индии
и даже демонической глубины тантрических фресок Тибета или картин
сатанистов Ирана.
упадке, а в момент крещендо, кипения чувств. Левая стена, в противовес
правой, отражала концепцию ранней смерти.
для технического прогресса, очевидно, возникла на Тормансе издавна.
тысячу лет назад,- катастрофа перенаселенности оформила это в целую
философию.
чудовищные маски, грубо и пестро размалеванные. Огромные разверстые
рты, искривленные язвительными усмешками, скалили не по-человечески
острые зубы, презрительной издевкой щурились поразительно живые глаза.
Ниже этих отвратительных рож тянулся ряд других масок, в естественном
размере человеческих лиц, на них было написано выражение безнадежной
меланхолии. Духовный упадок выражался в них так реально, что вызвал у
Родис непреодолимо тяжелое чувство. Маски всегда были индикаторами
психологических трудностей жизни, вызывающей необходимость сокрытия
истинных лиц человека и общества. Аллегория масок здесь казалась
предельно простой, но по грандиозности замысла и уровню исполнения они
не уступали фрескам черной галереи. Родис высказала это архитектору.
Оживившись, он попросил ее подождать. Вдвоем с Таэлем они принесли
высокую скамью, сняли с крючков чудовищные изображения, пустотелые,
слепленные из легкого материала. Маски прикрывали протянувшийся во всю
длину галереи фриз великолепных скульптур молодых прекрасных людей, с
мужественными и благородными лицами, в их обнаженных телах не было ни
стыдливости, ни животной сексуальности фигур черной галереи.
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Круз Андрей
Свержин Владимир
Андреев Николай