императорские одежды и взять в руки золотой гранат, по примеру Аттаха и
Инана. Надобно сказать, что среди простолюдинов в Варнарайне есть вздорное
суеверие, будто государь Аттах - не воскресший сын Золотого Государя, а
добывал в детстве устриц и крабов. Что же до государя Инана, - он хоть и
родился в пастушеской семье, но из золотого яйца. Но Рехетта отказался
провозглашать себя императором и сказал:
решат, что мы стремимся к власти. Надо призывать к восстановлению
справедливости, и, уничтожая богачей и казнокрадов, всячески подчеркивать
свою верность императору. Тогда люди решат, что мы бескорыстны. Государь
Иршахчан повелел, чтобы в мире не было ни богатых, ни бедных, и пока
соблюдали его законы и церемонии, повсюду текли реки масла, и земля давала
тринадцать урожаев в год. Следует всячески обещать народу, что, как только
мы уничтожим богатеев, земля станет давать эти тринадцать урожаев, а
нынешний голод объяснять происками богатеев.
неудачник. Вот сидят неудачники с блаженной улыбкой на лицах и собираются
править ойкуменой..."
у нас нет чиновников? Надо временно предоставить избранникам общин право
суда и управления. Так мы избегнем обвинений в своекорыстии и докажем
верность императору. Кроме того, как только мы возьмем столицу провинции,
мы может собрать туда всех выборных, и бьюсь об заклад, что эти общины,
хлебнув свободы, навсегда станут на нашу сторону!
выборы и переезды!
на сходках ему нужды нет.
столицу провинции, он на этой сходке выберет вождем Даттама...
Небесного Кузнеца, и земля будет гладка, как яйцо, и чиста, как государевы
помыслы. Доживут, однако, лишь праведные. Нынче же - время великих
бедствий. Богатых и бедных уже нет, но есть праведные и неправедные. Как
истребят неправедных - бедствия окончатся.
невидимы. Услышав, что повстанцам не хватает железа, приносили с собой
железные монеты. Все равно Рехетта обещал восстановить справедливость и
отменить деньги. Верили, что чародеям это под силу. Многие чиновники стали
переходить на сторону восставших.
Рехетты было зеркало - только взглянет, - и сразу отличит человека
искреннего от лазутчика. Не ошибся ни разу.
думал, что Даттам так быстро переправится через реку, потому что наместник
сжег все лодки.
затыкая их так прочно, что кувшины, связанные бечевой, сами плывут по воде
вслед за лодкой, и вот эти-то кувшины наместник не догадался сжечь, так
как никогда не видал, чтобы кувшины использовались вместо лодок. А Даттам
конфисковал кувшины и навел из них сплошной мост, укрепив их якорями на
воде и насыпав сверху сучья и хворост.
повстанцам надо было взять город до прихода войск и до зимних дождей.
Больше продовольствия было добыть неоткуда. Те крестьяне, которым государь
совсем недавно приказал сеять рис вместо винограда и справлять рисовые
праздники, почти все сражались в их войсках.
вырезал тех, кто по доносам, сочувствовал разбойникам. Наместник был
безбожником, но вывесил объявления, что Рехетта колдовать не умеет, а сам
потихоньку велел распространять слухи, что у правительства колдуны лучше.
И, действительно, старая женщина, мать Хариза, многое могла. Возьмет
горшок, пошепчет, кинет уголья, - и тут же в лагере взрываются бочки с
Даттамовым маслом... Против этого колдовства Даттам был бессилен. Велел,
однако, построить деревянного идола выше городских стен: четыре рта
плюются камнями, брюхо прикрыто кожаной плетенкой, в брюхе шестьсот
человек. Еще наделали по чертежам черепах.
кто поедает людей: богачам и полководцам.
Деревянный идол не горел, потому что Даттам пропитал плетенку какой-то
гадостью. Вечером деревянного идола отвели. Проскакал Бажар, пустил в
город стрелу о запиской:
в них мыться".
теперь война, бескровное колдовство на ней не поможет!
набрала в рот крови, - как прыснет!
месяц раньше срока, и наутро колеса деревянного идола застряли в грязи.
кузнецов, Аюна. Как-то Бажар переправлялся через реку. Был самый дождь,
Бажар подъехал, видит: Аюн в палатке забавляется с девицей. Бажар
рассердился:
Тогда Бажар велел связать Аюна и опустил по пояс в воду:
равно его казнил. С этого времени, говорят, Бажар и Рехетта стали
недолюбливать друг друга.
только имущество, но и жены должны быть общими. Сбрасывали о себя одежду,
совокуплялись на глазах у всех. Каждый из них считал богом сам себя, и
Рехетта не мог этого стерпеть, ибо считал, что богами бывают лишь
избранные. Говорили: бог не может красть, потому что богу и так
принадлежит все. Забирали добро не только у богачей, но и у бедняков,
сопротивлявшихся убивали как святотатцев.
веровали в неуязвимость, только кричали: "Я бог, я мир сотворил, его без
меня не будет!" Многие сильно визжали. Ну, чего ты визжишь! И отец твой, и
мать твоя отправились туда, а ты все-таки визжишь...
трупами. Жгли ведомости и чиновников. Сотник Маршерд как-то спросил
Даттама, отчего он больше не заговаривает о совете выборных.
неудачники - все.
песне говорилось, что в будущем не будет ни твоего, ни моего. Пели так: