Чтение 75–й страницы книги ~Альтист Данилов~

Пламя свечей не дрожало, будто электрическое, нервюры казались
непоколебимыми и неизбежными. В углу, за дальним столбом, Данилов углядел
бочки. С вином, с порохом, или еще с каким зельем, или с пиратской
добычей, кто знает.

Кармадон поднял голову. Глаза его были сухие.

- Данилов, - сказал Кармадон. - Сыграй мне.

- Что? - удивился Данилов.

- Сыграй мне что-нибудь печальное.

- У меня и инструмента нет...

- Возьми вон там, - сказал Кармадон.

Он указал на бочки, там что-то появилось. Данилов обмер: неужели
Альбани? Он быстро подошел к бочкам и увидел лютню. Лютня была знакомая.
Данилов играл на ней в пору лицейской юности и позже, в Седьмом Слое
Удовольствий. Лютню он держал с нежностью, чуть ли не умиление испытывал к
вечному инструменту.

- Я боюсь, у меня сейчас не выйдет, - сказал Данилов.

- Я прошу тебя, - тихо произнес Кармадон.

- Я попробую, - сказал Данилов. - Но я привык к земному. Тебе же надо
что-то из тех, юношеских вещей?

- Да, из тех, - кивнул Кармадон.

Данилов, естественно, мог бы сейчас исполнить любое произведение на
лютне, даже если бы он взял лютню в руки впервые. Но такими же
возможностями располагал и Кармадон. Кармадон желал сейчас не исполнения
музыки, а самой музыки и еще чего-то большего, и Данилов стал играть. И в
юности у них были минуты высокие и печальные, и тогда звучали элегии.
Данилов вспомнил былое, искренне желал своей музыкой облегчить участь
давнего знакомца, застывшего рядом, жалел его и себя жалел...

- Спасибо, Данилов, - сказал Кармадон.

- За что же?

- Давай выпьем!

- Давай!.. - неуверенно сказал Данилов, пить он не желал, а главное,
с неохотой опускал на скамью лютню, с печалью отпускал ее от себя, он
стосковался по музыке.

Данилов с опаской поглядел на кубки, возникшие на столе, ожидал
появления бутылей ликера "Северное сияние", закусок железнодорожных
буфетов, уложенных в нетленные тарелочки из гофрированной фольги, но нет,
страхи его были напрасными. Выпили, Кармадон пил угрюмо, махом, и Данилов
удивился - до того хорош и благороден оказался крепкий напиток. "Что же на
Земле Кармадон мучил нас "Северным сиянием" и почему мне суют
железнодорожную еду?" - чуть ли не обиделся Данилов. Кармадон снова
наполнил кубок и опрокинул его. Данилов сделал один глоток.

- Тошно, Данилов! - сказал Кармадон. - Тошно!

- Отчего? - скорее из вежливости спросил Данилов.

Кармадон то ли издевку ощутил в его словах, то ли простое непонимание
- и этого было достаточно. Он взглянул на Данилова свирепо, но в глазах
его была и слабость израненного зверя, однако Данилов заробел. И Кармадон,
похоже, смутился. Не для ссор, видно, он привел сюда собеседника. Данилов
же не знал, как ему сейчас себя вести, они опять перешли на "ты", однако
ничего, что между ними произошло, отменить было нельзя.

- Я на самом деле не знаю причин твоего нынешнего состояния, - сухо
сказал Данилов.

Кармадон снова взглянул на него.

- Неужели ты ничего не слышал?

- Слышал, - сказал Данилов. - Случайно и совсем недавно. Но это были
сведения невнятные и, возможно, отдаленные от истины... Может, это просто
сплетня...

- Разжалован, разбит и сослан, - сказал Кармадон.

Данилов полагал, что Кармадон, коли у него возникла потребность в нем
как в собеседнике, сейчас выговорится, все расскажет, драматизируя
подробности, ища сострадания, но Кармадон, произнеся три слова, ударил
кулаком по столу, как бы ставя точку, и с ревом опрокинул кубок.

- Но и в микрокосмосе, - осторожно сказал Данилов, - своя жизнь.

- Да, - кивнул Кармадон. - И в микрокосмосе.

- Что же отчаиваться, - сказал Данилов. - Мы не юнцы. А в наши зрелые
годы знаешь, что не в пребывании на вершине дело...

- Данилов, не надо, - сказал Кармадон. - Ты хорошо играешь на лютне,
а мыслитель из тебя никакой.

- Наверное, - согласился Данилов.

- Да и не в том дело, что меня посадили на элементарную частицу! -
чуть ли не выкрикнул Кармадон. - Не в том! Слабость моя - вот что меня
приводит в уныние!

Данилов молчал.

- Имя твое упомянуто не было, - сказал Кармадон. - Можешь быть
спокоен.

- Что же, и о дуэли они не знают?

- О дуэли знают.

- Коли знают о дуэли, знают и обо мне.

- Я твоего имени не называл, - сердито прокричал Кармадон, - я!

- И на том спасибо, - сказал Данилов.

- И слово "дуэль" не было произнесено. Все его держали в уме.

"А я заявил о Беке Леоновиче в буфете!" - расстроился Данилов.

- Я ни о чем не жалею, - сказал Кармадон. - И не жалею о том, что
нарушил правила и выстрелил, упредив тебя. Ты должен это понять.

Данилов хотел было возразить Кармадону, но подумал, что действительно
понять Кармадона он может.

- Но надо было стрелять наверняка! - сказал Кармадон. - Тогда бы мне
все простили. И никаких разжалований. Все уважали бы меня! И я бы уважал
себя. А выстрел вышел жалкий.

- Ничего себе жалкий! - сказал Данилов. - Ты выпалил в меня тысячью
солнц, сжатых в пушечное ядро!

- Жалкий, - сказал Кармадон. - Раз ты существуешь, значит, жалкий. А
на большее у меня не хватило сил.

- Тебе виднее, - вежливо согласился Данилов. Потом спросил: - А где
секунданты?

- Они были свидетели! - резко сказал Кармадон.

- Это я понимаю, - сказал Данилов. - Однако, прости меня за
назойливость, меня волнует судьба Бека Леоновича, за Синезуда не я в
ответе, но Бека Леоновича я вовлек в дело, обещал ему, что с ним ничего не
случится.

- Я привел тебя сюда вовсе не для того, чтобы заниматься судьбой
домового!

- Это ничего не меняет, - твердо сказал Данилов.

- Ну ладно! Сгинули они. И возможно, они улетели в черную дыру, о
которой ты умалчиваешь. Теперь, скорее всего, они в иной вселенной, с нами
никак не связанной. Но если у тебя есть возможности, попробуй вернуть их
оттуда.

- Попробую, - сказал Данилов, будто бы не заметив издевку Кармадона.

- Но вдруг им там теперь приятнее, чем здесь?

- Может быть, - кивнул Данилов.

- И кончим о них! - сказал Кармадон.

Кубок его опять был полный. Пил Кармадон жадно, жидкость лилась на
серый замшевый камзол. Данилов старался не смотреть на Кармадона. Видеть
его изуродованное лицо было ему неприятно.

- А та женщина... Как она? - спросил Кармадон.

Данилов был уверен: Кармадон говорил о Наташе. Он все время опасался,
что их слова кому-то слышны, хотя и полагал, что Кармадону нет резона
иметь свидетелей их беседы, и, наверное, он выбрал место действительно
укромное и потайное. Но тут Данилов поневоле ощупал глазами все углы
готического подвала.

- Не бойся, - громко сказал Кармадон. - Нас не слушают. Я знал, куда
тебя привести.

"Может, оно и так, - подумал Данилов, - а может, и нет..."

- Я ведь тогда не шутил, - сказал Кармадон. - И тебя я не испытывал.
Я думал, у тебя к ней легкое отношение. А мне она была на самом деле
необходима.

- Оставим эту тему, - хмуро сказал Данилов.

- Я и теперь думаю о ней, - произнес Кармадон.

- Полагаю, что дальше вести беседу бессмысленно, - сказал Данилов.

Кармадон опять опрокинул кубок.

- Да, я понимаю, - выкрикнул он, - это не по-мужски! Да, я жалок, я
слаб! Моим девизом было: "Ничто не слишком!", но где уж теперь - "Ничто не
слишком!". Помнишь наш разговор в Останкине?

Данилов сидел напряженный, он думал сейчас лишь о том, не повредит ли
их беседа Наташе, слова Кармадона слушал рассеянно, он понял только, что
Кармадон спросил его о чем-то, и кивнул на всякий случай.

- Я говорил тогда, - сказал Кармадон, - от познания - бессилие. От
познания! Ты спорил со мной.

- Ты просил забыть о том разговоре.

- И я не забыл, - сказал Кармадон. - И ты вряд ли мог забыть.

- Да, я помню, - согласился Данилов. - Но у меня пока не было случая
убедиться в твоей правоте. Теории же меня волнуют мало.

- Ты молод!

- Я твой ровесник!

- Ты молод! Асы стареют раньше. Ты тихо сидишь на своей планете. А со
сколькими цивилизациями и неживыми системами пришлось столкнуться мне!
Чего мне это стоило! Сколько я узнал!

- Но ведь ты и при выпуске из лицея был одарен Большим Откровением, -
осторожно вставил Данилов.

- В том-то и дело, - выпалил Кармадон, - что многое из того, что я
узнал, вовсе не совпадает с Большим Откровением!