конференции, кто успел бежать, кто, известив мир об участии в форуме, не
сумел прибыть на его открытие. Сейчас они радовались, что оказались столь
нерасторопными. Как бы там ни было, десятки властительных фигур, сотни
наблюдателей и журналистов были в наших руках - и Пеано заполнял ими
возвращающиеся водолеты. Он не собирался удерживать захваченный Фермор. К
столице Клура спешили войска из других городов страны, к ним
присоединялись высаженные в портах еще до нашего авианападения полки
кортезов, прибывшие из-за океана для пополнения армии Вакселя. Спустя
неделю ни одного нашего водолета не было видно в небе Клура, ни один наш
солдат не попирал ухоженную землю этой страны, лучшей страны на нашем
континенте. И Гамов строго запретил Пеано, оставляя Клур, производить
разрушения, даже крепости велел не трогать. Не могу сказать, чтобы Пеано
такая категоричность порадовала, я тоже высказал сомнения. Но Гамов
предугадывал будущее проницательнее нас.
день, воротившись в Ставку, я снова просматривал захват лагерей
военнопленных, и снова радовался счастью освобожденных людей, и снова
впадал в ярость, видя изможденные лица, худые руки, с трудом
передвигающиеся ноги.
можем переодеть этих людей в хорошую одежду, снова кормить досыта. Но
бросать их в бой нельзя, сражения им пока непосильны.
продовольствия. Нужно срочно овладеть ими, пока их не эвакуировали и не
сожгли. У кортезов недостатка в продовольствии не было. Захватив тыловые
склады, мы заставим их почувствовать, что такое лишения в еде и
боеприпасах: кортезы не из тех, кто хорошо сражается голодным.
интендантские базы. Гонсалес порадовался, что больших передвижений войск в
тылу врага в ближайшие недели не предвидится.
не потому, что их надо подкормить и подлечить. Это забота Пеано. Я
преследую собственные цели. Злодеяния требуют отмщения. Отмщение
справедливей совершать там, где злодеяния творились. То есть в лагерях
военнопленных. В каждый захваченный лагерь я командирую работников Черного
суда. Они и будут решать, кто из охранников достоин жестокой кары, а кого
освободить от дополнительного наказания, кроме плена.
охранниками лагерей и имел право отменять решения своего "черного"
коллеги, если найдет их несправедливыми. Ибо милосердие выше кары, он
просит философскую эту истину утвердить в качестве закона политики.
Гонсалес запальчиво возражал. Еще никогда я не видел нашего робкого
министра Милосердия в таком огне, а министра Террора, жестокого по
должности и по душе, в таком негодовании. Красавец Аркадий Гонсалес так
изменился, что стал почти уродлив, а уродливый Николай Пустовойт
засветился и похорошел. Вел Ядро, как обычно, я. Я дал им накричаться
вволю, а потом обратился к Гамову:
исполняет свои обязанности, но постоянно грозить карой - политика не из
лучших. И на справедливый террор нужна узда, чтобы он не превратился из
политики в злобу.
забудет противодействия. А Гамов не захотел поддерживать одного спорщика
против другого: оба ведут одно дело, только разными средствами. На
присутствие Белого судьи на Черных судах он согласился.
Родере. Омар Исиро подробно высветил этот суд по стерео. В нашей стране
его видели, наверно, все, но и за рубежом он демонстрировался. В лагере на
тысячи три заключенных охранников было свыше двух сотен. Оба судьи - Белый
и Черный - сидели рядом, по бокам разместились шесть помощников судей,
бывшие пленные. Суд совершался в гараже, где раньше стояли боевые машины,
обвиняемые и публика - недавние военнопленные - стояли. Обвинитель, тоже
из пленных, перечислил преступления охранников, в общем, стандартные -
избиения, ругань, карцер за нарушения режима, кража продуктов. Начальник
лагеря Ишим Самино, высокорослый, краснощекий кортез, отвечал на вопросы
судей угодливо - понимал, что заплатит своей головой, если не оправдается.
и наши калоны, и кортезские диданы, и родерские доны - состояние,
тысячекратно превышающее ваше жалование? - так начал допрос Черный судья -
фамилии его не помню, облик тоже не сохранился в памяти: Гонсалес умел
подбирать внешне маловыразительных сотрудников, зато грозно выражавших
себя в приговорах. И продолжал: - Начнем с калонов, это, очевидно,
отобранное достояние пленных. Верно?
валюта в ходу...
машины с продовольствием, лекарствами, вещами - всем, что отпускалось для
пленных. И это скудное добро разворовывалось охраной, львиная доля
доставалась майору Самино, но и каждый охранник получал премию за службу.
В котлы закладывалось меньше половины нормы, хотя и полная норма
гарантировала лишь выживание, а не здоровье. Что же до лекарств, то две
трети их продавались на сторону.
Поступило в госпиталь 120 человек, 45 выжили, 75 погибли.
палатах врача Габла Хоты было 48 больных, выздоровело 32, умерло 16. В
палатах врача Попа Барвелла лечилось 72 человека, выжило всего 13.
Зато у врача Габла Хоты не найдено лекарств, кроме занесенных в запас, а у
врача Барвелла масса лекарств, записанных как уже использованные. В том
числе и консервированная кровь, переливания которой Барвелл ни разу не
делал, но аккуратно вписывал в расход.
помочь, кому они были уже бесполезны, не давал. А записывать надо было в
расход, чтобы лечение выглядело по форме. Мы часто тратим дорогие
лекарства, зная, что они не помогут. Зато иным больным отпускал лекарств
больше положенного, если верил, что они подействуют.
такой высокий процент смертности?
Вы использовали все отпущенные вам лекарства?
консервированной крови.
обнаружено много склянок крови.
больше, чем получили ее. Откуда избыток?
крови больше, чем я мог официально отпустить.
Каждая капля их крови была на вес их жизни.
удалось.
каптеров, стражников карцера, похоронную команду. Лагерь был как лагерь -
отвратительное учреждение, куда людей привозили страдать и где охрана
прирабатывала тем, что принуждала пленных страдать сверх узаконенной нормы
мучений. Этот лагерный процесс был первым, переданным на весь мир, -
Гонсалес постарался ужаснуть зрителей. Он предварил приговор личным
появлением на экране и предупредил охранников всех еще не захваченных нами
лагерей наших пленных, что сейчас они увидят собственное будущее - пусть
сообразовывают отныне свое поведение с тем, какую оно заслужит кару. Еще
недавно по велению Гамова штабист Аркадий Гонсалес расписывал "Ценник
подвигов" в сражениях, сейчас со зловещим увлечением творил ценник кар за
воинские преступления, цена теперь обозначалась не в деньгах, а в казнях,
унижениях и страданиях. Древнего принципа "Око за око, зуб за зуб" министр