хотелось, хотелось перевернуться на бочок, завести глаза и подремать.
Минуточек шестьсот. Он чувствовал себя не больным даже, а вконец усталым и
разбитым, словно ящики грузил. Но лежать было неудобно. И почему-о было
трудно и жарко дышать. И голове было жарко. И все лицо - особенно лоб и
рот - стягивало что-то, да так, что кожа съеживалась, будто усыхала.
голове. И запахло вдруг - паклей.
отодрать... Мерзко же, гадость какая-то, зачем? Но пакля оказалась
приклеена и - основательно.
глазках промелькнул смех.
бы - ни за что не узнал бы.
параморфина закатал в капельницу. Я не уследил сначала, а потом смотрю...
же дурноту. Вокруг была сумрачная большая палата с низким потолком и
рассеянным светом, попавшим сюда неизвестно откуда и неизвестно каким
образом. Высокие, аккуратно застеленные кровати-каталки вдоль дальней
стены. На одной из этих каталок - неподвижное тело: острый, задранный
подбородок, голые ступни из-под одеяла...
не получилось - только слезы из глаз брызнули. На сон все это похоже уже
не было, на бред - тем более. Это было похоже на абсурдистскую пьесу,
какую ему всегда хотелось написать. Сейчас вот откроется дверь, и войдет
средневековый рыцарь в валенках с калошами... Все было до такой степени
нелепо, что даже страх куда-то испарился. "Нет страха, ибо абсурдно"...
еще оставался там - в бараке с развешанным мокрым бельем, где было понято
нечто более страшное, нежели абсурдность жизни.
надежды мало. Его подстерегут и не пропустят. А будет прорываться -
уничтожат...
вдруг подумал, что оба они, хоть не сговаривались, но уже определили для
себя свое положение. Ничего не зная о нем. Ничего не понимая. Не
разбираясь и даже не пытаясь разобраться. Инстинктивно. Как загнанные
животные. Было ясно: дело - дрянь; надо вырываться отсюда немедля; силой;
добром не выпустят; слабая надежда - на Кронида...
военной базе. Надо уходить отсюда, Стас Зиновьевич. Вы - как?
висках... и в правом ухе... и к буханью перевозбужденного сердца... и к
тошноте, накатывающей после каждой экстрасистолы... Потом он спустил ноги
с постели. Кровать-каталка была высокая, ноги не доставали до полу.
Выяснилось тут же, что на нем - фланелевые кальсоны... портки -
грязно-сиреневого цвета. Самораспахивающаяся ширинка без пуговиц. Рубаха с
завязочками у воротника. Серая. Но чистая. И грязно-сиреневая пижамная
куртка на спинке кровати.
меня ищут. Лучше мне там не показываться.
другую сторону. Где они меня не ищут.
пристрастием, и немедленно. На Иване почему-то был маск-комбинезон цвета
осеннего листа. На макушке - десантный малиновый берет. Правая щека
расцарапана, и глубокий порез сочился - на тыльной стороне левой ладони...
Основательно стоптанные. Он, оказывается, лежал под одеялом в тапочках...
Абсурд нарастал. Абсурд уже громоздился на абсурд. Было несколько
вариантов: как все объяснить и что делать дальше. Ни один из них никуда не
годился. Каждый был сейчас - опасной потерей темпа. Нельзя разбираться,
находясь в окружении. Нельзя ставить условия, находясь под шахом. Этот
ополоумевший генерал явно приготовился идти ва-банк. Он не намерен
разбираться, и торговаться ему - поздно... Ивана пришибут из автомата
(слишком уж он шустрый), а меня напичкают химией - впредь до рассмотрения.
Вот и вся будет разборка... Надо уходить отсюда, а уже потом диктовать
условия или хотя бы задавать вопросы. Беда в том, однако, что и генерал
это тоже понимает и так же хорошо.
слез с кровати. Ноги - держали. Звон в ухе прекратился, только сердце
продолжало бухать и подскакивать, как плохо отрегулированный движок.
казармой. Чужой запах. Запах, взятый в качестве трофея...
основательно влипли. Ты хоть понимаешь, что происходит?
ногу двинулись к выходу. - Но я чую, что это - поганое место. Вы Динару
Алексеевну видели? В толпе этой?.. Заметили?
воспоминании... Как они плакали! Как они любили друг друга и как боялись
потерять! И теряли. Все время теряли. Они все были - одноразового
использования...
я вам гарантирую. А потом уж вы с ними разберетесь...
единственное оружие побежденных.
не выпустят. Считай, мы уже погибли. Знаешь, как мы с тобой погибли? Мы с
тобой... и с Майклом, конечно, и с Костей... мы в засаду попали к
вору-злодею Гешке Вакулину и в засаде - геройски погибли...
всем башки разнесете. В крайнем случае.
Которая всегда, рано или поздно, но кончается...
жест, выскользнул вон.
держат вполне надежно - можно стоять, можно идти, а если уж очень
приспичит, то можно и бежать. Трусцой.
из-под кровати торчали ноги в десантных буцах. Ничего прочего видно не
было. Уговорил, подумал он с жестким злорадством, поразившим его самого.
Ладно. Наше дело правое. Я вам гадюшники тире гнидники разводить не
позволю. НИ ПОД КАКИМ СКОЛЬ УГОДНО БЛАГОРОДНЫМ ПРЕДЛОГОМ. Вызову к себе
Виконта, и все спокойно обсудим, подумал он с надеждой. И сейчас же: что
обсудим? Что? "...и вотще стремлюсь забыть, что тайна некрасива..." Вотще.
коридорах, как у себя дома - шел на шаг впереди, не оглядываясь, и
показывал дорогу. Комбинезон сидел на нем недурно, но модные штиблеты
несколько портили картину.
непонятные аппараты в застекленных шкафах попадались. Ритмичный гам опять
находился на пределе слышимости и оставался, кажется, сзади. Вдруг две
санитарки вынырнули навстречу, фыркнули в адрес Ванечки, немедленно
соорудившего подходящий к случаю жест, равнодушно скользнули накрашенными
глазами по больному, бредущему в туалет, и снова исчезли из поля зрения.
(Сердце только пропустило удар, и - второй, следом, но ничего, все
обошлось). Он тут же представил себя со стороны: всклокоченный, на голове
пегая пакля, под носом - пегая пакля, старик в грязно-сиреневой больничной
хламиде, ковыляет кое-как по стеночке вдоль коридора, грузный,
задыхающийся, мокрый от нездорового пота, неопрятный, дикий. Очень
убедительно. Больной старый человек идет до ветру. "А где, братец, здесь у
вас нужник?.."
разумеется, совсем НЕ, но однако же без особой вони и прочих следов
предыдущего пребывания. Четыре писсуара. Четыре кабинки. Без дверей. И без
стульчаков, разумеется, но - чисто. Задом наперед здесь, видимо, не
принято было усаживаться... (Поразительно, какая чушь лезет в голову в
такие вот минуты. Это из-за того, что я боюсь прыгать, а он же, паршивец,
сейчас заставит меня прыгать из окна...)