Иваныч, бледнея, тоже оборотил лик к Алексию, заранее набираясь духу,
чтобы вынести смертный приговор.
все: и Андрей, и Дмитрий Афинеев, и Зерно, и даже его родные братья
вздохнут свободно, разве один Семен Михалыч, переживший с ним, Алексием, и
Царьград, и гибельную бурю на море, сожалительно воздохнет о молодце, и
как станет счастлив Иван Иваныч, что все так хорошо кончилось, не задевши
никоторого из бояр великих...
внук Федоров. Сам убил, никем не наущаем!
как будто догадывал, о ком идет речь, но и то не мог припомнить ясно, не
представлял, не видел зримо образа преступника.
собрание вятших господ, хозяев Москвы. Повторил:
простым. - Он еще помолчал и докончил сурово и твердо: - А посему,
полагаю, не подлежит суду мирскому, но токмо духовному. Властью, данною
мне Господом, беру преступника на себя, в дом церковный, в услужение
митрополичьему дому из рода в род. От вас, господа, сожидаю я согласия или
протеста решению своему.
Дмитрий Зерно. Недоуменно глянув на старшего брата и пошептавши между
собой, Феофан с Матвеем тоже согласно склонили головы. Дела об убийствах
принадлежали княжому суду, но Иван Иваныч торопливо и обрадованно закивал
- его устраивало всякое решение, слагающее с его плеч груз крови и власти.
Оставшиеся в явном меньшинстве Афинеев с Андреем Акинфовым, помедлив, с
неохотою согласились тоже.
а с нею - потомственная, из роду в род, служба митрополичьему дому.
Деревня, которую подарил ему Вельяминов, становилась теперь митрополичьей
собственностью и уже от митрополита была вновь уступлена Никите на правах
потомственного держания в уплату за службу. Так что и строить дом, и
заводить хозяйство на новом месте Никите Федорову все же пришлось.
Федором Алексий так и не урядил.
молитвенника, <главного русского попа>, чтобы он излечил ее от глазной
болезни. Поездка была и нужная, и срочная, тем паче что уже дошли слухи о
грозных переменах власти в Сарае. Восемнадцатого августа Алексий отбыл в
Орду.
изразцы в голубой, белой и коричневой перевити трав затейливыми
восьмигранниками покрывали серо-желтую стену айвана. Легкий, умирающий от
жары ветерок едва шевелил ветви, и тогда тени листьев причудливо бродили
по плитам мощеного двора, политым водою ради прохлады и уже просыхающим.
сизыми кистями винограда, отламывая, клал в рот терпкие сладкие ягоды. В
Тебризе все было сладким, приторно-сладким: музыка, танцы едва одетых в
прозрачный индийский муслин девушек, розовое сладкое вино. Только эта
разрисованная травами, ослепительная на солнце глазурь не кажется сладкой.
Мечети Тебриза, и верно, были величественны - и соборная Масджид-и-Джами,
вся в роскоши резного мрамора, и Устад-Шагирд, и мечеть Тадж-ад-Дина
Алишаха, возведенные совсем недавно, так же как и вместительные
караван-сараи, бани и крытые круглыми куполами полутемные торговые ряды.
несмотря на сады и сотни кягризов, подводящих воду, а здесь, в Шаме, как
называют этот пригород жители, или Шанб-и-Газане, как говорят ученые -
улемы, и теперь сидит в редкой тени не дающих прохлады листьев и смотрит
на величественный мавзолей Газана, высовывающийся из-за невысоких узорных
стен с башенками. Эти стены никто не защищал, и сами они скорее защита от
толпы, от лишних глаз, чем от вооруженного противника.
узор которых врачевал ум, приводя его в состояние тишины, и медленно ел
виноград, запивая розовым ширазским вином. Он ждал.
или в теснинах Кавказа, дал проникнуть в Азербайджан и встретил уже тут,
под Тебризом, у города-сада Уджана. Встретил - и был наголову разбит. Часу
не выстояли его воины в сече. Уджан был разграблен, вытоптаны прихотливые
луга, изломаны деревья и кусты, от золотой палатки и трона не осталось
ничего. Джанибек дозволил соратникам грабить ханский дворец Ашрафа. Теперь
воинам роздано золото из сокровищ, награбленных недальновидным тираном, и
воспрещено грабить жителей - пусть покупают продовольствие и корм для
лошадей у тебризцев за деньги. Это поможет хоть что-то вернуть
ограбленному Ашрафом населению.
цветистую проповедь, а Бердибек, его сын и наследник, коего он мыслит
оставить управлять Арраном и Азербайджаном, тратит себя на пиры и пробует
всех подряд красавиц захваченного гарема.
радостей, которые приносят женщины. Здесь ему приводили юных, словно едва
распустившийся бутон, розовокожих танцовщиц с глазами испуганных газелей,
привели черную негритянку с огромными выпяченными губами, в переднике из
серебра и открытыми, твердыми, словно вырезанными из черного дерева,
грудями - и даже она не развлекла его, хотя и танцевала перед ним
бесстыдно, и отдавалась ему с жадною пылкостью молодой изощренной самки...
самое говорили и Газану, чей мавзолей высится там, в отдалении...
оставить за собою и этот величественный город. А теперь его даже не тянет
слушать стихи и внимать мудрым речам улемов и сладкоречивому кади. Теперь
он видит, что они его не хотят и позвали, чтобы только сокрушить Ашрафа.
вонзались в землю, в камни и глину, заставляя слепительно, до боли в
глазах, сверкать раскаленные изразцы, клонили долу пыльную, пожухлую от
жары листву... Пыль!
остановившего все войско Узбека с двумя тысячами всадников!
об этом удивительно легком разгроме Ашрафа. Хорошо ли, что при потомках
великого Хулагу Персия столь и вдруг ослабела? Где сила монголов? Прийти с
ратью мог и иной, а не только он, Джанибек! Впрочем, Мелик Ашраф -
захватчик, сместивший законного хана, собака, притворившаяся волком...
дело, затуманивая мозг и окутывая все розовым прихотливым туманом...
Молодым он, может быть, остался бы и сам навсегда в Тебризе! Но пусть
Бердибек заменит отца. Пора юноше становиться мужем, а гуляке - правителем
страны!
уселись за краем ковра, на циновках. Тоненько запела флейта. Юноша начал
вторить ей, закатывая глаза и играя голосом. Джанибек слушал стихи на
непонятном языке, раз или два просил перевести ему, что поют. Оказалось,
пели о любви и разлуке:
отбрасывать тень. Сегодня ему должна прийти весть из Хоя. Обязательно
сегодня. И ежели не придет - он послезавтра сам выступает в Хой!
сопротивляться ему. Опасаться следовало нежданных союзников Ашрафа.
почти незнакомые ему и, возможно, набранные Бердибеком. Подходило время
молитвы, и Джанибек безразлично, думая совсем о другом, омыл лицо и руки,
прополоскал рот и сотворил намаз.
уйти музыкантам и танцовщицам, принял пристойный вид. Усилием воли прогнал
хмель.
потом, и Джанибека потянуло домой, в степь. Он хотел спросить вступивших в
сад нойонов, поймали или нет беглеца. Но спрашивать не пришлось. На
Орлов Алекс
Ильин Андрей
Володихин Дмитрий
Майер Стефани
Пехов Алексей
Ибсен Генрик