сознательно, по расчету, внезапно. От такой внезапности противник теряется
и, заражаясь паникой, приходит в беспорядок. Словом,
противника, нарушить его органическую цельность, смешать строй - вот путь к
победе. С появлением в свет выдающейся книги Джона Клерка англичане круто
изменили методы и приемы ведения морских сражений. Руководствуясь ею, они
одержали ряд блестящих морских побед - при Доминике, Сен-Винценте и
Трафальгаре.
сказал Васильеву:
мне мысль: чем хуже будут наши дела на войне, тем больше выигрывает от этого
революция. Не так ли?
разгромят вторую эскадру, последнюю надежду нашей империи, то это будет
поважнее, чем разорвать бомбой какого-нибудь министра или даже великого
князя. Поражение войск - это крах всей государственной системы. Уже теперь
сами, защитники власти перестают верить в эту власть. А с другой стороны,
надвигается страшная сила разгневанных народных масс. Конечно, несмотря ни
на что, правители никогда сами не уходят от власти. Они всегда ждут, пока их
не зарежут их же верноподданные, - ждут революции. Все это для меня ясно. Но
в то же время я не могу без боли в сердце думать о гибели наших кораблей,
населенных живыми людьми. Такая двойственность...
кормовому мостику, сердито стуча костылями о деревянный настил палубы.
расположились по сторонам ее. Крейсеры "Жемчуг" и "Изумруд", державшиеся
справа и слева, снаружи колонн, теперь выдвинулись немного вперед.
день развязки. И вот этот день наступил. Как обычно, в восемь часов под звон
судового колокола взвился на гафеле кормовой андреевский флаг. К этому мы
привыкли. Но сегодня в честь коронования царя и царицы одновременно
заплескались в сыром и порывистом воздухе еще два таких же флага на стеньгах
обеих мачт. Эти же флаги имели значение и боевых.
оживленный говор. Некоторые, забравшись в укромный уголок, играли в шашки,
другие читали книги. В одной группе деловито спорили о том, может ли человек
за один присест съесть пятнадцать фунтов черного хлеба. Страшно было
подумать о том, что этим людям сегодня предстоит участвовать в сражении, в
котором, быть может, многие найдут себе смерть. Они как будто нарочно
рисовались друг перед другом своим равнодушием к опасности: слишком уже
надоела такая монотонная жизнь. Около восьми месяцев мы проплавали в чужих
морях, редко съезжая на берег, выполняя непосильные работы, перенося голод,
испытывая изнуряющую тропическую жару, валяясь в грязи.
нападениями со стороны японцев. Слухи указывали, что они подстерегают нас
всюду. В особенности усилилась тревога после Мадагаскара, а еще больше -
после аннамских вод. Каждую ночь мы проводили в ожидании минных атак.
могила в этих водах, другим - избавление и отдых на родной земле: разве не
прорвется во Владивосток хоть часть эскадры?
кабельтовых показалось уже четыре неприятельских корабля. Один из них был
двухтрубный, а остальные - однотрубные. С нашего переднего мостика долго
всматривались в них, прежде чем определили их названия:
"Мацусима", "Ицукусима" и "Чин-Иен" (двухтрубный). Это были броненосцы
второго класса, старые, с малым ходом, водоизмещением от четырех до семи
тысяч тонн. На наших судах пробили боевую тревогу. Орудия левого борта и
двенадцатидюймовых носовых башен были направлены на отряд противника.
отряда и "Ослябя" из второго отряда, а также наиболее сильные крейсеры
"Олег" и "Аврора" немедленно бросятся на японцев. Пока подоспели бы их
главные силы, эти четыре корабля были бы разбиты. Но адмирал Рожественский
опять воздержался от решительных действий. И неприятельские броненосцы
удалились от нас настолько, что едва стали видны.
и быстроходных крейсера. В них опознали: "Читосе", "Кассаги", "Нийтака" и
"Отава". Теперь не было никакого сомнения, что роковой час приближается. К
нам подтягивались неприятельские силы. Четыре крейсера, как и предыдущие
суда, пошли с нами одним курсом, понемногу сближаясь с эскадрой. На них
также лежала обязанность извещать своего командующего о движении нашего
флота. А наше командование, как и раньше, не думало помешать этому.
беспроволочного телеграфа, способный принимать и отправлять телеграммы на
расстояние до семисот миль. С помощью такого аппарата можно было перебить
донесения японских крейсеров. Почему бы нам не воспользоваться этим? С
"Урала" по семафору просили на это разрешения у Рожественского. Но он
ответил:
намерения.
уверенность в превосходстве своих сил. А этой уверенности ни у кого из нас
не было. Чем же объяснить целый ряд нелепых поступков Рожественского?
неподкупным начальником. Но чрезмерная заносчивость, доводящая его до
ослепления, мешала ему мыслить и правильно руководить подчиненными. Так было
и в данном случае. Как мог, например, осмелиться командир всего лишь
вспомогательного крейсера, какой-то капитан 2-го ранга, напоминать ему,
командующему эскадрой, вице-адмиралу Рожественскому, что нужно в том или
другом случае делать? Это было равносильно оскорблению +2.
царедворца.
только то, что сегодня - величайший праздник, день
императорских величеств. Об этом он заботливо оповестил эскадру сигналом со
своего корабля.
вахтенных унтер-офицеров:
стоял в полном облачении судовой священник отец Паисий. Рыжая нерасчесанная
борода его смялась, как трава, по которой прошло стадо, рыхлое лицо с
потускневшими серыми глазами выражало растерянность.
другом. Кисло, словно выполняя нудную обязанность, стояли на молитве
матросы. Одни - неподвижно, другие, крестясь, помахивали рукою так, как
будто отбивались от назойливых мух. В заключение пропели вразброд многолетие
царю и с руганью разошлись.
броненосные отряды, увеличив ход, обогнали левую колонну и приняли ее себе в
кильватер. Транспорты держались справа, у хвоста эскадры, вне боевой линии,
под прикрытием крейсеров. Там же находились и пять миноносцев второго
отряда. "Владимиру Мономаху" было приказано перейти на правую сторону
транспортов для защиты их от "Идзуми". Легкие крейсеры "Жемчуг" и "Изумруд",
исполняющие роль репетичных судов, тоже перешли направо и вместе с четырьмя
миноносцами первого отряда держались недалеко от кильватерной колонны
новейших броненосцев. Таким образом, наш походный строй изменился в боевой.
разведочных судов. И никто из нас не знал, где находится противник со своими
главными силами. Он мог быть далеко, мог быть и близко.
видимость горизонта на пять-шесть миль. А такое расстояние, судя по
артурским сражениям, было почти доступно для японской артиллерии. Что нам
оставалось бы делать? Перестраиваться под огнем противника из походного
порядка в боевой? Но только что проделанный нами опыт показал, что на такое
перестроение потребовалось не меньше часа. Японцы же с момента появления на
горизонте, за каких-нибудь двадцать минут, сблизились бы с нами настолько,
что могли бы стрелять без промаха. При таком положении наша эскадра сразу
попала бы под разгром.
время находились под прицелом наших орудий. Многие волновались, почему
командующий не отдает приказа открыть огонь. Вдруг с броненосца "Орел", из
левой средней шестидюймовой башни, раздался выстрел, сделанный нечаянно
наводчиком. Все вздрогнули. Снаряд с гулом Полетел по назначению и упал
недалеко от носа второго японского корабля. На других судах, поняв наш
выстрел за начало сражения, открыли огонь. Противник стал отстреливаться.
падения в море и вместе с фонтаном воды поднимали клубы черного дыма.
отступить и круто повернули влево. Бой длился около десяти минут без единого
попадания с той и другой стороны. На "Суворове" подняли сигнал:
Акунин Борис
Андреев Николай
Трубников Александр
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий