последних элементов (так как непрерывное не может состоять из точек)..." Не
допускает он и возможности составления непрерывного из неделимых
(имматериальных) монад. "...Является абсурдом, - говорит Лейбниц, - что
непрерывное сложено из наименьшего". Полемизируя с Галилеем, Лейбниц
утверждает, что не может существовать наименьшей части пространства или
времени. Для доказательства Лейбниц приводит классический аргумент,
восходящий еще к Евклиду и Аристотелю и воспроизведенный в средние века, в
частности Брадвардином: если бы существовала наименьшая часть пространства,
то не было бы несоизмеримых величин.
неделимыми монадами, Лейбниц прибегает к характерному сравнению тела с
прудом, полным рыбы. "...По моей системе, - пишет он, - не существует части
вещества, в которой бы не было бесконечного множества органических и живых
тел, под которыми я разумею не только животных и растения, но еще и многие
другие роды тел, совершенно нам не известных. Однако отсюда еще не следует,
что всякая часть вещества одушевлена, точно так как мы не говорим, что
пруд, полный рыбы, одушевлен, хотя рыбы - одушевленные существа".
неделимых: неделимые, души или субстанциальные формы, так же относятся к
материальной протяженной массе, как рыбы - к воде пруда, в которой они
обитают. Но тут опять-таки только метафора, ибо что же такое эта "вода"?
Или она сама есть совокупность невидимых нам неделимых - тогда снова
восстанавливается то же противоречие, ибо непрерывное не состоит из
неделимых. Или она есть что-то другое, тогда что именно? Одним словом, как
получить материю, протяженную массу, вещество при допущении, что реально
существуют только неделимые начала?
свидетельствуют письма Лейбница последнего периода, в которых он обсуждает
природу материи. Так, в письме к Массону от 1716 г. Лейбниц высказывает
следующее соображение: "По моему мнению, то, что действительно можно
назвать субстанцией, есть живое существо. ...Я вовсе не говорю, как мне
приписывают, что есть только одна субстанция всех вещей и что эта
субстанция есть Бог. Ибо существует столько же совершенно различных
субстанций, сколько есть монад, и не все монады являются духами... Я также
не настаиваю на том, что материя -это тень и даже ничто. Это выражения
преувеличенные. Материя - это скопление (un amas), не субстанция, но
substantiatum, каким была бы армия или войско. И в то время как ее
рассматривают так, будто она есть некая вещь, она есть феномен, на самом
деле вполне истинный (tres veritable en effect), из которого наше
восприятие (conseption) создает единство..."
монадах как различных "точках зрения" на мир. "...Каждая субстанция, -
писал Лейбниц еще в 1685 г., - есть как бы целый мир и зеркало Бога или
всей Вселенной, которую каждая субстанция выражает по-своему, вроде того
как один и тот же город представляет различные виды смотря по различным
положениям наблюдателя. Таким образом, вселенная, так сказать, умножается
во столько раз, сколько существует субстанций..." Сравнение с городом,
однако, можно истолковать по-разному. Хотя в зависимости от позиции
наблюдателя город может выглядеть по-разному, тем не менее он все-таки
существует реально, в результате чего возможно согласование всех точек
зрения. Это - реалистическое истолкование. Можно, однако, допустить, что,
помимо своих разных "видов" в глазах множества наблюдателей, город никак и
нигде не существует - и тогда мы будем иметь субъективно-идеалистическую
точку зрения, которую как раз в конце XVII-XVIII вв. защищал Джордж Беркли,
утверждавший, что "существовать - значит быть воспринимаемым".
"парадоксом", что отразилось и в приведенном выше отрывке из письма
Лейбница: он называет материю не тенью, но вполне истинным феноменом,
подчеркивая, что она не есть просто ничто. Однако она представляет собой
скопление, не субстанцию, а "субстанциат", т.е. нечто составленное из
субстанций. Выражение "вполне истинный феномен" само двойственно, ибо слово
"феномен" указывает здесь на то, что мы имеем дело не с вещью самой по
себе, а с ее явлением, - но явлением кому?
справиться с той же трудностью. "Материя есть не что иное, как только
феномен, упорядоченный и точный, который не обманывает, если принимать во
внимание абстрактные правила разума... В природе существуют только монады,
а остальное - лишь феномены, которые отсюда происходят... И в ней самой (в
монаде. - П.Г.) нет ничего, кроме перцепций (восприятий) и стремлений к
новым восприятиям, а также влечений, подобно тому как в мире феноменов нет
ничего, кроме фигур и движений. ...Монады (те из них, которые нам известны,
называются душами) изменяют свое состояние в соответствии с законами
целевых причин или влечений, но в то же время царство целевых причин
согласуется с царством действующих причин, которое есть царство
феноменов... Непрерывное протяжение есть только идеальная вещь, состоящая
из возможностей, не имеющая в себе актуальных частей... Материя, которая
есть нечто актуальное, происходит (result) только от монад".
ноября 1716 г. Оно было написано за несколько дней до смерти Лейбница. Это
итог многолетних размышлений философа о том, что такое монады и как они
соотносятся с материей и пространством. Монады - это субстанции, т.е. вещи
сами по себе. Пространство, напротив, есть только идеальное образование,
оно "состоит из возможностей" и не содержит в себе ничего актуального.
Когда Лейбниц называет пространство "состоящим из возможностей", он тем
самым сближает его с аристотелевским понятием материи: оно непрерывно, т.е.
делимо до бесконечности, ибо в нем нет никаких актуальных частей. Лейбниц
при этом называет пространство "идеальной вещью", отличая его таким образом
от реальных вещей - монад. Мы могли бы решить, что здесь у Лейбница
идеальность пространства близка к кантовскому пониманию идеальности, однако
в другом месте Лейбниц поясняет, что протяжение - это не конкретная вещь, а
отвлечение от протяженного. А это уже не кантовская точка зрения.
идеальной вещи Лейбниц отличает материю, которая есть только феномен, но
Лейбниц опять-таки подчеркивает, что этот феномен - не простая иллюзия, он
нас "не обманывает", а значит, носит объективный характер. В отличие от
пространства материя есть нечто актуальное, но всем, что в ней содержится
актуального, она обязана монадам. В то же время это феномен упорядоченный и
точный, в нем с помощью правил разума мы можем вычленить фигуры и движения.
А это значит, что именно этот феномен и есть предмет изучения
математического естествознания, которое в силу своего понятийного
инструментария не может постигнуть саму сущность природы - монады.
же как и для науки XVII в. в целом. Лейбниц, как и весь XVII век, трактует
материю иначе, чем Аристотель и Платон. Для него материя в отличие от
пространства не есть просто возможность, как полагал Аристотель, а уж тем
более не "тень, или ничто", как мы это видели у платоников. Правда, в
отличие от атомистов - Гюйгенса, Гассенди, Бойля и других - Лейбниц считает
материю только феноменом, однако это такой феномен, в котором есть нечто
актуальное, а не чистая потенция, как в материи Аристотеля и средневековых
философов. Пространство для Лейбница - это абстракция ("идеальная вещь"),
отвлечение от чего-то протяженного; последнее же есть не абстракция, а
истинный феномен. От пространства материя отличается непроницаемостью, или
антитипией. В этом пункте Лейбниц близок к физическому атомизму XVII в.
Отличие Лейбница от атомистов состоит, однако, в том, что он не признает
абсолютно твердых физических атомов в качестве последних кирпичиков
мироздания, а считает непроницаемость формой проявления (отсюда и название
- "феномен") субстанций, которые сами по себе нематериальны.
математическое естествознание единственной и последней инстанцией в деле
познания природы. Как и Аристотель, он ставит выше физики метафизику,
которая только и способна дать адекватное познание сущности природного
бытия, так же как и бытия духовного. Не физика, а метафизика раскрывает
природу субстанций. Физика, по Лейбницу, изучает природу на менее высоком
уровне, чем метафизика, хотя и нельзя, может быть, сказать, что она берет
природу на уровне чисто феноменальном, поскольку физика имеет дело не
только с фигурой, протяжением и движением, но привлекает также и понятие
силы, не раскрывая, впрочем, природы последней. Тут проходит водораздел
между Лейбницем и Декартом, ибо, согласно последнему, в природе нет ничего,
кроме того, что изучает в ней механика. Сказать, что природное бытие не
сводится только к механизму, - это и значит сказать, что механика не может
дать исчерпывающего познания природы. Таков второй аспект лейбницева
положения о том, что материя есть только феномен.
феномена представляет собой результат стремления Лейбница примирить
современное ему математическое естествознание с традициями античной
философии и науки, исходившей - как в лице математиков, так и в лице
физиков-аристотеликов - из понятий "единого" и "формы".
первую очередь противоречивость в объяснении того, что такое материя, тело
- реальность или феномен? Две трактовки этого вопроса - идеалистическая,
или феноменалистская, с одной стороны, и реалистическая - с другой,
отчетливо прослеживаются в сочинениях Лейбница. На это противоречие у
Лейбница указывал Г. Гаймсет. Феноменалистское понимание природы материи,
согласно Гаймсету, проистекает в результате обсуждения сознания, а
реалистическое ее понимание связано с необходимостью решить проблемы физики
и биологии.
действительно, если принять, что существуют только монады и их состояния,
то все, что мы называем эмпирическим чувственным миром, есть лишь простая
Лукьяненко Сергей
Конюшевский Владислав
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Доценко Виктор