Философская "софистика" изобретае т необычную терминологию. отступая от
"обычая" классического языка, и это имеет не только эстетические
последствия.
одной, а именно "вещи", "res" являются неправомерной лингвистической
субстантивацией обозначений, обладающих лишь смыслом качеств и состояний.
Так, термины "ens" (сущее), "aliquid" (н ечто), "verum" (истинное), "bonum"
(благое), "unum" (единое) и др. Валла может все "редуцировать" до
единственного термина "res", который далее уже неразложим и является в одно
и то же время и самым универсальным, и самым конкретным термином (см. там
же, 154). Ошибочность схоластического языка, пишет Валла, происходит от
истолкования среднего рода (unum, bonum) и абстрактных терминов (veritas,
unitas) в качестве обозначения "чего-то в себе", как если бы это были
настоящие существительные.
исследования отождествляется с объектом риторики. Валла не ограничивает при
этом риторику изучением формализма языка; предмет риторики - все то, что в
исторической реальности может быть вы ражено человеческим языком (там же,
161).
В 1444 г. он должен был даже предстать перед инквизицией и повторить свое
прежнее исповедание веры: "Если мать-церковь и не знает этих предметов,
однако я верю в них так же, как мат ь-церковь" (там же, 171). Валла не взял
назад ничего из написанного им о терминологии трансценденталий, включая
выводы о философском языке и определенных богословских вопросах.
план одно обстоятельство, которое всегда игнорируется в изложениях философии
Валлы. Дело в том, что обычно весьма мало подчеркивается оригинальность
употребления у Валлы самого термин а "риторика". Под этой "риторикой"
обычно, и притом весьма поверхностно, понимается просто сводка правил
ораторского искусства. Ничего подобного нет у Валлы. На наш взгляд, свой
термин "риторика" Валла понимает не столько по Квинтилиану, сколько по Арист
отелю. По Аристотелю же риторический силлогизм, или, как он выражается,
энтимема, отличается от аподиктического силлогизма тем, что он не является
просто дедукцией или индукцией, но учитывает и все случайные и местные
обстоятельства, делающие такой силло гизм вместо абсолютной истинности
только еще вероятностным, только еще правдоподобным. Возможно, в этом и
заключается разгадка постоянной опоры Валлы именно на ген. И тогда
получается, что Валла возражает, собственно говоря, не против Аристотеля
вообще,
формально-логического Аристотеля. При этом мы, конечно, не забываем того,
что Валла иной раз высмеивает Аристотеля за излишнюю метафизичность. Мы бы
хотели только подчеркнуть, что в строго логи ческом плане Валла становится
возрожденцем именно благодаря своей попытке мыслить жизненную структуру
философии и эстетики вместо абстрактного и слишком уж деревянного
оперирования логическими категориями. Валла конкретнее тогдашней школьной
логики, как
отношения Валлы к Аристотелю до сих пор еще не нашла ясного решения.
имеют огромное значение. Здесь мы находим одну из первых возрожденческих
теорий конкретного мышления, которое отражает реальную связь вещей, а не
силлогистику формальной логики. Приче м эта связь вещей, данная в мышлении,
вполне специфична. Это именно смысловая связь, а не просто механическое
отражение фактов, и Валла поступает совсем не худо, квалифицируя эту
специфически смысловую связь вещей как языковую.
субъективном корреляте эстетического предмета как об
эмоционально-аффективной области, то сейчас, как мы видим, он расширяет
субъективный коррелят до степени общесмысловой и обозначает эту
перед нами два совершенно равноправных момента одного и того же
субъективного коррелята эстетической предметности.
структурно-математической стороне эстетической предметности. Мы ее находим
почти у всех возрожденческих теоретиков красоты и искусства, но в наиболее
сильной и развитой форме - тольк о у Луки Пачоли. Если Валла анализирует
субъективный коррелят эстетической предметности, то Лука Пачоли, наоборот,
углубляется в объективное рассмотрение эстетической предметности и находит
ее в структурно-математическом построении предмета.
человек как нравственное существо (см. 202, 175). В его философии
"совершается открытие нравственности, и, хотя для его мысли выполнение ее
(нравственности. - А.Л.) заповедей не в че ловеческих силах, все же за ней
остается заслуга этого открытия" (там же, 176).
никаких других принципов морального поведения человека, Помпонацци тем не
менее все же признавал какую-то нравственность, отличную от природного
нигилизма. Исследователь Помпонацци Э .Вайль даже считает его создателем
науки о человеческой нравственности. Но на чем в конце концов основывается у
Помпонацци эта нравственность, сказать трудно. Вероятно, Помпонацци является
тем переходным этапом в истории человеческого сознания, когда абс олют
традиционной ортодоксии уже был объявлен непознаваемым, а никаких других
принципов человеческого поведения не было еще придумано. Поэтому неясность
системы Помпонацци была исторической необходимостью для своего времени.
двойной истине: абсолютная истина - это божество, но оно непознаваемо и
открывается только в вере; то, что нам достоверно известно, - это
чувственный мир и те закономерности, которые мы устанавливаем в нем на
основе его всеобщего единства. В таком виде теория двойной истины, если она
и была некоторым образом свойственна Помпонацци, во всяком случае не
является открытием последнего. Ее можно найти в XIII в. у Сигера
Брабантского и еще р аньше, в XII в., у Аверроэса. Оригинальность Помпонацци
заключается не в этом.
трактует, однако, этот последний при помощи терминов морали и,
следовательно, человеческой личности. Помпонацци хочется вместить личностное
бытие и чувственно-материальное бытие в не что цельное и нераздельное. А это
вполне соответствовало возрожденческим исканиям такой новой эстетической
предметности, которая ничем не была бы связана с абсолютно-личностным
божеством, но в то же время и не была бы только пустой и бессодержательной
чу вственной текучестью. Помпонацци, сам не зная того, укреплял веру
Высокого Ренессанса в эту особую и вполне специфическую эстетическую
предметность, которая не была бы ни мифологией, ни церковной священной
историей, ни "бездушным" материализмом.
которую мы знаем в античности, возникала только в виде обожествления сил
природы. Античные боги, как это прекрасно формулировал уже Гегель,
представляют собою структурные индивидуальнос ти, но лишенные внутренней
психологии, холодные и как бы вечно грустящие о недоступности для них
личностных глубин. Такая мифология была для Ренессанса давно преодоленным
прошлым, имевшим скорее музейное, чем жизненное значение. Однако превращать
материа льный мир в откровение абсолютно-личностного божества возрожденцам
тоже не хотелось. Оставалась одна, и притом весьма замечательная, ступень
человеческого сознания - мыслить все бытие одновременно и личностно и
материально, но без впадения в теизм или в
Ренессанса нередко. Но они всегда были или непреодоленным остатком
средневекового монотеизма, или началом гибели всей основной возрожденческой
концепции.
убеждаемся в очередности для тех времен этой личностно-материальной
концепции, которую нетрудно было нам угадывать у всех рассмотренных выше
деятелей Высокого Ренессанса и которую Помпонацц и, сам не понимая того и,
может быть, даже вопреки себе, так глубоко укрепил своей теорией "двойной
истины".
современного итальянского автора А.Поппи (см. 187, 121 - 168), которую мы
кратко изложим.
аверроистским учением, Помпонацци приходит к ошибочному, с точки зрения
А.Поппи, мнению, что душа духовна и бессмертна, лишь когда она не форма;
поскольку же она - форма, она необходимо с мертна. Но для историка
философии, а значит, и эстетики здесь важны три обстоятельства.
разумной души и тела у человека. Это нерушимое единство доходит здесь до
того, что если умирает тело, то, с точки зрения Помпонацци, "умирает и
интеллективная душа". С нашей точки зрен ия, этот монизм души и тела
чрезвычайно характерен как раз для периода Ренессанса.
Помпонацци, все-таки не погибает в абсолютном смысле слова, а только
перестает быть принципом оформления человеческого тела. Она превращается в
то, чем она всегда и была по своему существ у, а именно лишь в один из
бесконечных моментов всеобщего и уже надындивидуального разума.
бессмертии души", свидетельствуют о неясности и противоречивости философской
концепции Помпонацци. С одной стороны, он, как возрожденец, глубоко
чувствовал невозможность дробления лич ности на душу и тело. А с другой