Чтение 75–й страницы книги ~Триумфальная арка~

- Завтра он потребует за операцию дополнительно пять тысяч франков, -
сказал Равик Веберу. - Да еще похвастает, что спас ей жизнь.

- Вряд ли - уж очень он сейчас жалок.

- Сутки - немалый срок. А раскаяние весьма недолговечно. Особенно, если
его можно обратить себе на пользу.

Равик вымыл руки. В доме напротив на подоконнике стояли горшки с красной
геранью. Под цветами сидел серый кот.

В час ночи он позвонил из "Шехерезады" в клинику Дюрана. Сиделка
сообщила, что больная спит. Два часа назад она металась в бреду. Заходил
Вебер и дал ей болеутоляющее. Теперь все как будто в порядке.

Равик вышел из телефонной будки. В нос ударил резкий запах духов.
Какая-то крашеная блондинка, шурша пышным платьем, гордо и вызывающе
проследовала в дамский туалет. Волосы его недавней пациентки были
естественно-золотистыми с чуть красноватым, сверкающим отливом. Он закурил
сигарету и вернулся в зал. Все тот же русский хор пел все те же "Очи
черные"; он пел их во всех уголках мира вот уже двадцать лет. Трагедия,
затянувшаяся на двадцать лет, рискует выродиться в комедию, подумал Равик.
Настоящая трагедия должна быть короткой.

- Извините, - сказал он Кэт Хэгстрем. - Мне непременно нужно было
позвонить.

- Теперь все в порядке?

- Пока да.

Почему она спрашивает? - смутился он. - Ведь у нее-то самой явно не все в
порядке.

- Вы довольны? Вы ведь этого хотели? - спросил он, показывая на графин с
водкой.

- Нет, не довольна.

- Не довольны?

Кэт отрицательно покачала головой.

- Сейчас лето, Равик. Летом надо сидеть на террасе, а не торчать в ночном
клубе. На террасе, и чтобы рядом росло какое ни на есть чахлое деревце, на
худой конец даже обнесенное решеткой.

Он поднял глаза и встретился взглядом с Жоан. По-видимому, она вошла,
когда он звонил. Раньше ее здесь не было. Теперь она сидела в углу напротив.

- Хотите, поедем в другое место? - спросил он Кэт.

Она отрицательно покачала головой.

- Нет. А вы? Вам захотелось под какое-нибудь чахлое деревце?

- Под ним и водка покажется неаппетитной. А здесь она хороша.

Хор умолк. Оркестр заиграл блюз. Жоан поднялась и направилась к
танцевальному кругу. Равик не мог разглядеть, с кем именно. Лишь когда
бледно-голубой луч прожектора пробегал по танцующим, она на мгновение
возникала и тут же вновь исчезала в полумраке.

- Вы сегодня оперировали? - спросила Кэт.

- Да...

- Интересно, как чувствует себя человек в ночном клубе после операции? У
вас нет ощущения, что вы вернулись с фронта в мирный город? Или ожили после
тяжелой болезни?

- Не всегда. Иной раз чувствуешь себя опустошенным, и только.

В ярком свете прожектора глаза Жоан казались совсем прозрачными. Она
глянула в его сторону. Сердце мое остается спокойным, подумал Равик" Но
что-то оборвалось внутри. Удар в солнечное сплетение. Об этом написаны
тысячи стихотворений. И удар мне наносишь не ты, хорошенький, танцующий,
покрытый легкой испариной комок плоти; удар исходит из темных закоулков
моего мозга. А если мое внутреннее сотрясение сильнее, когда я вижу, как ты
скользишь в полосе света, значит, случайно разболтался какой-то контакт.

- Это не та женщина, которая раньше выступала здесь с песенками?

- Именно та самая.

- Теперь она больше не поет?

- По-моему, нет.

- Она красива.

- Вы находите?

- Да. И даже больше чем красива. Ее лицо так и светится какой-то открытой
жизнью.

- Возможно.

Кэт посмотрела на Равика прищуренными глазами. Она улыбалась. Это была
одна из тех улыбок, какие часто кончаются слезами.

- Налейте мне еще рюмку, и уйдем отсюда, - сказала она.

Поднявшись с места, Равик поймал на себе взгляд Жоан. Он взял Кэт под
руку. Это было излишне - Кэт вполне могла ходить и без посторонней помощи!
Но пусть Жоан посмотрит - ей это не повредит.

- Вы не окажете мне любезность? - спросила Кэт, когда они пришли к ней в
отель.

- Разумеется. Если только смогу.

- Пойдемте со мной на бал к Монфорам?

- А что это такое, Кэт? Никогда не слыхал.

Она уселась в кресло. Оно было очень большое, и Кэт казалась в нем
какой-то особенно хрупкой - словно статуэтка китайской танцовщицы.

- Для парижского высшего света бал у Монфоров - главное событие летнего
сезона, - пояснила она. - Он состоится в следующую пятницу в особняке и в
саду Луи Монфора. Это имя ничего вам не говорит?

- Ничего.

- Вы не составите мне компанию?

- Но меня никто не приглашал.

- Я сама достану вам приглашение.

Равик недоуменно посмотрел на нее.

- Зачем это, Кэт?

- Мне очень хочется пойти. Но не одной.

- Неужели вам не с кем идти?..

- Мне хотелось бы с вами. Я ни за что не пойду с кем-нибудь из моих
прежних знакомых, теперь я не выношу их.

- Понимаю.

- Это самый прекрасный и последний праздник под открытым небом. За
минувшие четыре года я не пропустила ни одного. Сделайте мне одолжение.

Равик понимал, почему она хочет пойти именно с ним. В его обществе она
будет чувствовать себя увереннее. Он не мог ей отказать.

- Хорошо, Кэт, - сказал он. - Только не надо доставать специально для
меня приглашение. Просто скажите хозяевам, что придете не одна. Этого,
полагаю, будет вполне достаточно.

Она кивнула.

- Разумеется. Благодарю вас, Равик. Я сразу же позвоню Софи Монфор.

Он встал.

- Значит, заеду за вами в пятницу. А ваш туалет? Вы уже подумали о нем?

Она взглянула на него исподлобья. На ее гладко причесанных волосах играли
резкие блики света. Головка ящерицы, подумал Равик. Гибкое, сухое и жесткое
изящество бесплотного совершенства, не свойственное здоровому человеку.

- Собственно говоря, с этого мне и следовало начать, - сказала она в
некотором замешательстве. - Это будет костюмированный бал, Равик. Бал в саду
при дворе Людовика Четырнадцатого.

- О Господи! - Равик снова сел.

Кэт рассмеялась непринужденно и совсем по-детски.

- Вот бутылка доброго старого коньяку, - сказала она. - Хотите?

Равик отрицательно покачал головой.

- Что только не взбредет людям в голову!

- Они каждый год устраивают что-либо в этом роде.

- Тогда мне придется...

- Я сама позабочусь обо всем, - поспешно прервала она его. - Не
беспокойтесь. Я раздобуду вам костюм. Что-нибудь совсем простое. Вам его
даже не придется примерять. Пришлите мне мерку.

- Кажется, рюмка коньяку мне все-таки не помешает, - сказал Равик.

Кэт пододвинула ему бутылку.

- Не вздумайте только теперь отказываться. Он выпил рюмку. Двенадцать
дней, подумал он. Пройдет двенадцать дней - и Хааке будет снова в Париже.
Двенадцать дней - их надо как-то убить. Вся его жизнь сводилась теперь к
этим двенадцати дням, и ни о чем другом он думать не мог. Двенадцать дней -
за ними зияла пропасть. Не все ли равно, как проводить время?
Костюмированный бал? Могло ли вообще что-либо казаться смешным в эти зыбкие
две недели?

- Хорошо, Кэт, я согласен.

Он еще раз зашел в клинику Дюрана. Женщина с рыжевато-золотистыми
волосами спала. На лбу у нее выступили крупные капли пота. Лицо слегка
разрумянилось, рот был полуоткрыт.

- Температура? - спросил он сестру.

- Тридцать семь и восемь.

- Не так уж и плохо.

Он склонился над влажным лицом больной. В ее дыхании больше не
чувствовалось запаха эфира. Чистое дыхание, свежее и ароматное, как тимьян.
Тимьян, вспомнил он. Горный луг в Шварцвальде. Задыхаясь, он ползет под
палящим солнцем, снизу доносятся возгласы преследователей - и одуряющий
запах тимьяна. Странно, как легко забывается все, кроме запахов. Тимьян...
Даже через двадцать лет этот запах будет снова воскрешать всю картину
бегства в Шварцвальде, из отдаленных закоулков памяти всплывут все
подробности, точно это произошло только вчера. Впрочем, почему же через
двадцать лет? - подумал он. - Через каких-нибудь двенадцать дней...

Равик вернулся в отель. Было около трех. Он поднялся по лестнице. Под