господи, выноси, выноси...
поднялся. Ни сзади, ни с боков не было черных зверей. Мело
очень редко и прилично, и в редкой пелене мерцал
очаровательнейший глаз, который я бы узнал из тысячи, который
узнаю и теперь, - мерцал фонарь моей больницы. Темное
громоздилось сзади него. "Куда красивее дворца..." - помыслил я
и вдруг в экстазе еще два раза выпустил пули из браунинга
назад, туда, где пропали волки.
отдела замечательной врачебной квартиры, я - наверху этой
лестницы, Аксинья в тулупе - внизу.
раз... - Он не договорил, залпом выпил разведенный спирт и
крякнул страшно, обернулся к Аксинье и прибавил, растопырив
руки, сколько позволяло его устройство: - Во величиной...
наверху один. Почему-то судорожно усмехнулся, расстегнул
пуговицы на блузе, потом их застегнул, пошел к книжной полке,
вынул том хирургии, хотел посмотреть что-то о переломах
основания черепа, бросил книгу.
полминуты, затем отпустила, и тепло пошло по всему телу.
не по...
вылетела из нее, прошуршала за окном, пропала.
глуше.
вертящимся снегом, дом завалило, в трубах завыло. Все двадцать
четыре года моей жизни я прожил в громадном городе и думал, что
вьюга воет только в романах. Оказалось: она воет на самом деле.
Вечера здесь необыкновенно длинны, лампа под синим абажуром
отражалась в черном окне, и я мечтал, глядя на пятно,
светящееся на левой руке от меня.
от меня. Мне очень хотелось убежать с моего пункта туда.
посоветоваться, во всяком случае не так страшно. Но убежать не
было никакой возможности, да временами я и сам понимал, что это
малодушие. Ведь именно для этого я учился на медицинском
факультете...
роды? или, предположнм, больного, а у него ущемленная грыжа?
Что я буду делать? Посоветуйте, будьте добры. Сорок восемь дней
тому назад я кончил факультет с отличием, но отличие само по
себе, а грыжа сама по себе. Один раз я видел, как профессор
делал операцию ущемленной грыжи. Он делал, а я сидел в
амфитеатре. И только" Холодный пот неоднократно стекал у меня
вдоль позвоночного столба при мысли о грыже. Каждый вечер я
сидел в одной и той же позе, налившись чаю: под левой рукой у
мевя лежали все руководства по оперативному акушерству, сверху
маленький Додерляйн. А справа десять различных томов по
оперативной хирургии, с рисунками. Я кряхтел, курил, пил черный
холодный чай...
проснулся от грохота в двери. Минут пять спустя я, надевая
брюки, не сводил молящих глаз с божественных книг оперативной
хирургии. Я слышал скрип полозьев во лворе: уши мои стали
необычайно чуткими. Вышло, пожалуй, еще страшнее, чем грыжа,
чем поперечное положение младенца: привезли ко мне в Никольский
пункт-больницу в одиннадцать часов ночи девочку. Сиделка глухо
сказала:
больницу .. .
подчезда больницы, как зачарованный смотрел, как он мигает.
Приемная уже была освещена, и весь состав моих помощников ждал
меня уже одетый и в халатах. Это были: фельдшер Демьян Лукич,
молодой еще, но очень способный человек, и две опытных акушерки
- Анна Николаевна и Пелагея Ивановна. Я же был всего лишь
двадцатичетырехлетним врачом, два месяца назад выпущенным и
назначенным заведовать Никольской больницей.
Она как бы влетела, скользя в валенках, и снег еще не стаял у
нее на платке. В руках у нее был сверток, и он мерно шипел,
свистел. Лицо у матери было искажено, она беззвучно плакала.
Когда она сбросила свой тулуп и платок и распутала сверток, я
увидел девочку лет трех. Я посмотрел на нее и забыл на время
оперативную хирургию, одиночество, мой негодный университетский
груз, забыл все решительно из-за красоты девочки. С чем бы ее
сравнить? Только на конфетных коробках рисуют таких детей -
волосы сами от природы вьются в крупные кольца почти спелой
ржи. Глаза синие, громаднейшие, щеки кукольные. Ангелов так
рисовали. Но только странная муть гнездилась на дне ее глаз, и
я понял, что это страх, - ей нечем было дышать "она умрет через
час", - подумал я совершенно уверенно, и сердце мое болезненно
сжалось...
жилы надувались, а лицо отливало из розоватого в легонький
лиловый цвет. Эту расцветку я сразу понял и оценил. Я тут же
сообразил, в чем дело, и первый раз диагноз поставил совершенно
правильно, и главное, одновременно с акушерками - они-то были
опытны: "У девочки дифтерийный круп, горло уже забито пленками
и скоро закроется наглухо..."
насторожившегося молчания моего персонала.
глубоко посмотрела на меня.
матери сказал: - Ты о чем же думала? О чем думала?
платке. "Хорошо было бы, если б бабок этих вообше на свете не
было", - подумал я в тоскливом предчувствии опасности и сказал:
чем ты думала? Пять дней? А?
и стала передо мной на колени.