мокрой степи, ожидая неведомо чего.
его, прослышавшие о судьбе Барал-Лаона, не стали сопротивляться. Они
впустили всадников и без разговоров выдали требуемое. Предметы,
собранные в руинах, были старательно упакованы ими в надежные тюки из
псиных шкур и приторочены к спинам тяжелоногих коней, приведенных с
собою для этой цели людьми аршакуни.
для Звездных, было свезено в ставку Старшей Сестры, раскинутую на юге,
совсем недалеко от мелкого залива. Там вьюки распаковывали и предметы
сортировали снова, выбрасывая ненужное. Что нужно, а что нет, указывал
старший из Звездных, Тот, Кому Подчинялась Смерть; подчинялись ему и
люди, все без исключения, даже люди аршакуни. Впрочем, до общения с
живыми убитыми старший из Звездных и не снисходил. Тому или иному из
людей аршакуни он подчас бросал короткое слово похвалы или недовольства,
и в обоих случаях удостоенный цепенел и долго не мог заставить себя
сделать хотя бы шаг. Охотно общался Тот, Кому Подчинялась Смерть, только
со Старшей Сестрой, старавшейся держаться поближе к нему. Люди аршакуни
сами не понимали, отчего так случилось, но после великой битвы им
сделалось страшно глядеть в глаза Старшей, и Эльмира, кажется, чувствуя
это, редко призывала пред очи свои кого-либо из своих людей.
знал. Когда, подойдя к очередной груде привезенных из поселка предметов,
он присаживался на корточки и принимался за работу, лицо его делалось
совсем не страшным, даже скорее привлекательным. Он перебирал вещи
бережно, даже трепетно, поглаживая пальцами покрытые зеленью извивы и
изгибы, счищая собственным рукавом пятнышки; он гневался и повышал
голос, если что-то из доставленного оказывалось поврежденным, и гневу
его воистину не было границ, если не в порядке был предмет, который он
посчитал заслуживающим внимания.
несчастного сорванную с рамы тряпицу, разодранную пополам. Женщина,
изображенная там, улыбалась загадочной полуулыбкой; другая половина
холстины была туго повязана вокруг головы того, кто доставил груз. На
бедняге не было никакой вины, напротив: именно он первым ворвался в
проявивший строптивость Барал-Лаон, и бумеранг, брошенный отчаянным
дикарем, выписав коварную дугу, сбросил его с коня, едва не проломив
голову. Дикаренка покарали мгновенно, даже прежде чем это могло бы
послужить уроком таким же непослушным, как он. А отважного перевязали,
выбрав для этого самую маленькую и, следовательно, бесполезную из
картинок; тем более там было много таких же, даже еще красочнее.
оплошность, если таковая была. Он грубо сорвал с головы раненого героя
повязку и долго рассматривал ее, качая головой и пытаясь приставить одну
половину улыбки к другой. Потом бережно сложил оба обрывка, туго замотал
их в кожу, перевязал, подошел к растерянному храбрецу и наотмашь ударил
его по щеке. Рука Того, Кому Подчинялась Смерть, была пухлой и легкой;
удар вышел совсем не сильный, да и рана уже почти не болела, и повязка
была не так уж необходима. Но всем окружающим, всем живым убитым и всем
людям аршакуни, видевшим великую битву, было ясно, что означает удар
Звездного, носящего имя Жанхар.
глаза к слезящемуся небу, скрестил на груди руки и запел песню прощания.
А потом он умер, и ни друзья, и ни родной брат, ни даже живые убитые,
как их ни секли бичами, вынуждая подчиниться, не осмелились подойти к
телу, помеченному печатью проклятия демона.
зашнурованный сверток, и каждому, имеющему глаза, было ясно, что скорбит
он, вовсе не оплакивая безвинно погибшего от его жестокости храброго
человека аршакуни, а горюет по жалкому куску рваной ткани с изображением
ухмыляющейся женщины, которая даже не обнажена...
демона Жанхара. Впервые случилось это там, на поле великой битвы, когда
еще не остыла кровь и пережитый ужас казался благословением небес, ибо
именно этот ужас помог одержать победу. Демон бродил вдоль ряда
раскрашенных досок, разбитых и расколотых Смертью, которую он и его
подручные сами посылали в бой, и рыдал в голос, непристойно и жалко,
словно девица, от которой отказался выбранный ею юноша. Он гладил
обрывки деревяшек, ползал по мокрой траве, собирая чурочки, и сквозь
слезы кричал на тех, кто осмеливался проходить рядом, требуя не мешать
ему, Жанхару, заниматься бесполезным делом.
не опасаясь насмешек...
сделались совсем легкими; скорее даже не дождь, а мельчайшая сонная
капель, вихрясь в порывах несильного ветерка, стремилась к земле, и хотя
мокрое не сохло, а влажное делалось еще более тяжелым и скверно
пахнущим, стало возможно собираться в путь.
оказались бесполезными; никакая упряжка лошадей, никакие людские усилия
не смогли бы протолкнуть громоздкие повозки сквозь липкое, тяжко
чавкающее болото, бывшее в дни тепла торной проезжей дорогой. Хвала
Мечте - доставало и живых убитых; им предстояло перенести вьюки к
кораблям Звездных. Конечно, они уже не были так покорны и напуганы, как
в первый день после великой битвы, когда их, выживших чудом, связывали
попарно и гнали к указанному Старшей Сестрой месту. Тогда они брели,
втянув головы в плечи, и их даже не приходилось взбадривать бичами. Они
шарахались от каждого окрика, они преклоняли колени перед самым
последним из людей аршакуни и готовы были подчиниться любому повелению.
Разумеется, зачинщиками выступали не дикари; дикари, напротив, не
заслуживали нареканий. Несколько людей башен, из тех, что пережили
первую атаку, вспомнили о своей гордыне и позволили себе решить, что
люди аршакуни недостаточно бдительны. И когда ночью, под покровом тьмы и
дождя, они приступили к исполнению задуманного, они убили часового, тем
самым многократно усугубив свою вину, выползли из кольца охраны и были
взяты при попытке подобраться к коновязи. Хозяев подвели кони; они
откликнулись на тихое поскуливание беглецов, похожее на свист ночного
сверчка, но откликнулись радостно и звонко. Люди башен были смелы, но
ума им не хватало; они не сумели предвидеть, что боевой конь,
соскучившись по хозяину, может не выдержать и забыть о многомесячном
обучении, учуяв родные запахи.
Обычно холодно-жестокая к виновным безусловно и снисходительная к тем,
чья вина допускала смягчение, она на этот раз не была похожа сама на
себя. Даже демон Жанхар не сумел превозмочь ужаса и отвращения и
удалился в свою палатку, когда Эльмира вынесла приговор.
каждый желающий умереть легко, сказала она, получит тонкую деревянную
рейку и ею да перережет себе горло в течение того времени, пока она,
Эльмира, не опустошит чресла самого юного из людей аршакуни. И свидетели
суда побледнели, не стыдясь малодушия, ибо знали, что дождь и туман
скроют его. Невероятно короткий положила срок казни Старшая Сестра и
добавила: каждый, кто не пожелает умереть быстро и от своей руки, а
равно и всякий, кто не успеет сделать это к установленному времени, тот
да будет опетушен и отпущен.
прославленным Коляном Глухим, сумел все же изменить судьбу. Он
согласился стать петухом, но в тот миг, когда наказание начиналось,
чудовищным усилием вырвался из крепко удерживающих его рук, выхватил меч
из-за пояса ошеломленного стража, рассек его от плеча до паха - и рухнул
в траву, раскинув руки, испещренные синими знаками доблести.
гордостью, граничащей с преклонением, глядят на него товарищи по
неудаче.
Остальные, увидев и уразумев, смирились окончательно. И никто больше не
задумывал побег.
день, задолго до вечера, Старшая Сестра и демоны, как называли уже всех
Звездных, разумеется, за глаза, люди аршакуни, покинули лагерь.
если тропы сухи, и не менее трех, когда они залеплены вязкой глинистой
грязью. Посреди мокрой степи не заночуешь. Значит, кому-то следует
выехать вперед, найти в развалинах подходящее место, выкурить
подвальных, ежели они там найдутся, и подготовить все для тех, кто
приедет, сопровождая поклажу. Нельзя забывать и о предметах: демон
Жанхар гневен, что они мокнут, и требует накручивать на свертки все
новые и новые слои шкур, вовсе не считая нужным помнить о том, как
излишек мокрой шкуры утомляет носильщиков.
битва. Было больше. Но кто бы стал думать о раненых дикарях? Их оставили
Акунин Борис
Панов Вадим
Лукин Евгений
Корнев Павел
Прозоров Александр
Орлов Алекс