неслось из той аллеи. И тут был мощно подхвачен припев:
медицинского.
ее - Эир?
никто не знает, что будет дальше.
представление о развеселой жизни дореволюционного студенчества. Вольно им
было от зари до зари шататься по городу. Вон даже святой Харлампий, патрон
университетской церкви, им позавидовал - слез со своей колокольни и
закутил напропалую. Отсыпались студенты, естественно, днем.
Обязательногото посещения лекций не было. Только расписание вывешивалось -
выбирай что хочешь.
озорные песни и невинные забавы!
скажем, непременно нужно было в срок вносить плату за обучение. Особо
одаренным юношам, не имеющим средств, разрешалось представлять
"свидетельство о бедности", освобождавшее от платы. И, чтобы получить эту
унизительную бумагу, приходилось долго обивать пороги канцелярии
полицеймейстера.
- вы поразитесь, сколько перед двадцатилетним Николаем Гавриловичем
возникало сложных финансовых и бытовых забот, неведомых нынешним
студентам.
чтобы добыть денег, давали уроки на дому гимназистам из богатых семей.
Дашь с утра урок часа на два - беги в университет, хоть одну лекцию успеть
бы послушать. Потом - на другой конец города, еще урок часа на два. Зайти
в кофейню Вольфа, где посетители имели право бесплатно читать газеты,
похлебать наскоро щей, горячего чаю попить. Потом - к товарищу лекции
переписать. Забежать на почту - письмо родителям отправить (почтовых
ящиков еще не было), сходить к немцу в Чернышев переулок - чернил купить и
узнать, что партия распродана, послезавтра надо прийти. А тут приспело
время сдать профессору зачет на дому, да хорошо бы его дома застать, а то
прошлый раз ушел несолоно хлебавши (телефонов-то еще не было). Поздним
вечером у себя в каморке завалиться бы спать, да надо писать очередную
работу. А темы для студенческих работ всякий раз даются новые - что
профессору в голову придет, - так что и переписать не у кого...
мчались под городом поезда метро. Были только извозчики - медленные и
дорогие ("Овес-то нынче почем?"). За перевоз через Неву лодочники брали по
15 копеек.
сентября 1850 года Чернышевский записывает расход - 10 рублей серебром на
возобновление билета в библиотеке для чтения. А когда ему удалось достать
на считанные дни "Современник" с лермонтовским "Героем нашего времени",
Николай Гаврилович переписал эту вещь для себя. Купить журнал было "не по
средствам".
бумаге. То ли чернилами, то ли карандашом. А карандашей в России тогда не
делали, были только заграничные, и стоил такой карандаш 10 копеек серебром
- по ценам того времени столько же, сколько два фунта хлеба.
пой...
"белоподкладочниками". Чтобы уменьшить приток разночинцев в университеты,
было введено обязательное ношение формы - довольно дорогой, со шпагой на
боку. Бедные студенты заказывали себе форму на неизносимой черной саржевой
подкладке, чтобы хватило на пять лет. А богатые - на белой шелковой.
Им-то, "белоподкладочникам", не надо было бегать по урокам и библиотекам.
Нужные книги и журналы они покупали на деньги родителей, ездили на
родительских лошадях, и времени свободного для развлечений у них, понятно,
было куда больше.
Харлампий подвигнул к сему отступлению.
они ей не идут. Однако все, что ей было нужно, она видела превосходно.
внезапно появляясь в отделах и лабораториях, Вера Федоровна зорко
подмечала недостатки, подлежащие устранению.
недостаток: у круглого низенького столика, развалившись в креслах и дымя
сигаретами, сидели младший научный сотрудник Горбачевский и незнакомый
юноша в пестром галстуке и многопуговичном пиджаке, какие теперь
закройщики модных ателье называют "фасон свиноматка". Перед ними лежали на
столике два-три развернутых ватмана, покрытых, как принято писать в
производственных романах, сетью затейливо переплетенных линий, а проще
говоря - чертежами двухступенчатого редуктора с косозубыми цилиндрическими
колесами.
скучающим видом смотрел сквозь заграничные теневые очки сложной
конструкции.
мышцы, управляющие подъемом туловища, но в следующий миг Валерий понял,
что все равно попался и теперь вежливым приветствием делу не поможешь. Он
остался сидеть в кресле, только ноги подтянул, а директриса, холодно
глянув, прошествовала через холл в коридор.
из отпуска Селезнева, и, получив ответ, что да, как раз сегодня вышла на
работу, распорядилась вызвать ее.
прищурившись, окинула взглядом ее стройную фигуру в брючном костюме из
кримплена сиреневого тона, с неизменным аляповатым скарабеем, приколотым к
отвороту жакета. Сухо ответив на Ноннино приветствие, приступила к
разносу:
минут назад ваш хваленый Горбачевский - заметьте, в рабочее время -
принимал посетителя по личному делу. Одного этого достаточно для наложения
взыскания, не так ли?
что вернулась из отпуска, но Вера Федоровна не дала ей вымолвить ни слова.
обличительную речь. - Нетрудно понять, что он сдавал бездельнику-студенту
работу, выполненную за деньги, - листы по начерталке или курсу деталей
машин. С легкой руки вашего Горбачевского этот белоподкладочник
современного типа с юных лет привыкает жить за чужой счет. И я вас
спрашиваю: какой инженер из него получится, к чертовой бабушке?
Горбачевского...
наплевать, что появится еще один неуч и бездельник с инженерным дипломом,
который будет в меру своих сил портачить на производстве, а потом сунется,
чего доброго, в науку, и сердобольные тетеньки вроде вас напишут за него
кандидатскую диссертацию...
сказать как можно спокойнее:
написала диссертацию за чужого дядю, но - не по своей воле. Против своих
убеждений. Под сильным нажимом непосредственного начальства...
сигарету. - Я не устояла против нажима своего начальства, вы не устояли
против моего нажима, а в результате - сквернотища, халтура. Хорошо еще,
что иногда прилетают пришельцы и сбивают таких вот соискателей с
панталыку... Я все это к тому, Нонна, чтобы разозлить вас на халтуру. Не
будем ждать пришельцев. Сколько раз увидим халтуру, столько раз и
накинемся на нее - с шумом, с воплями, по-бабьи, - но только не дадим ей
расцвесть. Нельзя плодить новых Пиреевых.
разнос. Административных мер принимать не стану, но предупредите его, что
в следующий раз не будет пощады... Чего вы стоите? Сядьте, разговор не