сохранившихся видов>.
истолкований и выводов выстраивается в систему, восходит к странному,
божественному сиянию, к восторженному прорыву в высшее понимание - все ярче,
все яснее, все ближе...
и лежит на спине, не чувствуя своего тела. Он парит, объятый светом чуда,
светом знания - знания, вечно двигающегося к дальним пределам реальности,
знания, которое умирает, чтобы родиться.
ИТЕРАЦИЯ ПЯТАЯ
ВСЕВИДЯЩЕЕ ОКО
Дж. С. Халлкупом из Отдела криминальной антропометрии.
Генри Фоке (1800-1877) - английский пионер в области фотографии>,
зафиксировал одиннадцать человек, спускающихся по широким ступеням
Центрального статистического бюро. Триангуляция показывает, что вооруженный
телеобъективом Халлкуп находился на крыше одного из издательств,
расположенных по Холиуэлл-стрит.
спокоен и ироничен.
вертикалей, обычный для фотоснимков того периода.
более светлого оттенка. Его горло обмотано темным шелковым шарфом. Общее
впечатление - личность солидная и достойная, хотя что-то в осанке мистера
Олифанта наводит на мысль о небрежной походке спортсмена.
представитель заводов ?Колгейт?.
обмазке телеграфные провода.
Бюро, раскрывает зонтик.
голубиного помета.
ведущей в кабинет врача. Яркие цветные плакаты, густо развешанные по
тускло-желтым стенам, со всеми подробностями показывали, что могут сделать
болезни с человеком. Книжный шкаф ломился от затрепанных медицинских
фолиантов. Резные деревянные скамьи попали сюда не иначе, как из какой-то
разоренной церкви, посередине пола лежал линялый шерстяной половик.
медицинских инструментов и огромному свертку корпии, также имевшим свое
место в книжном шкафу.
выпирающий лоб облеплен прядями влажных темных волос.
Чуть смущенный Олифант встал и машинально оправил сюртук.
необычное выражение лица.
темно-каштановые волосы и светло-серые, почти бесцветные глаза.
интересные симптомы, мистер Олифант. У меня сейчас лечится один джентльмен,
который сидел наверху паробуса, шедшего по Риджент-стрит как раз тогда,
когда прямо в бок этому экипажу врезался другой паровой экипаж, мчавшийся со
скоростью около двадцати миль в час!
изящными пальцами руки.
никаких. - Бесцветные глаза горели профессиональным энтузиазмом. - Но затем
проявилась бессонница, начальные стадии меланхолии, незначительные провалы в
памяти - полный набор симптомов, соотносимых, как правило, с латентной
истерией. - По лицу врача скользнула торжествующая улыбка. - Мы наблюдали,
мистер Олифант, развитие ?железнодорожного хребта? в на редкость чистых
клинических условиях!
обстановку которого составляли зловещие электромагнетические устройства.
Олифант повесил сюртук и жилет на красного дерева вешалку; оставшись в
крахмальной манишке и подтяжках, он чувствовал себя до крайности нелепо.
сказать...)
представлявший собой нечто среднее между шезлонгом и дыбой палача. Все
сегменты этой диковатой суставчатой конструкции были обтянуты жесткой
холодной гобеленовой материей с гладко вытканным машинным орнаментом.
невозможным, подкручивая то один, то другой из многочисленных латунных
маховичков.
нацеливая железную спираль, прикрепленную к шарнирной лапе штатива.
холеры.
муниципальной водозаборной колонки! - Макнил зажимал гайкой с барашком
многожильный медный провод.
написал в ?Таймc?, что холера происходит от грязной воды.
взялся за второй провод. - Дело в том, что этот Поклингтон в большом фаворе
у лорда Бэббиджа. Он организовал вентиляцию пневматических поездов.
удовлетворение. Выступая на похоронах Байрона, Бэббидж сожалел о том, что
даже и в наше время медицина все еще остается скорее искусством, чем наукой.
Речь, конечно же, широко публиковалась.
натягивал огромные, плохо гнущиеся кожаные рукавицы.
наполнилась жутковатым запахом электричества.
обращение полярности!
***
колонна, питаемая газом из канализационных труб. На период чрезвычайного
положения все остальные лондонские ?веббы? были отключены - из боязни
протечек и взрывов. И действительно, по меньшей мере на дюжине улиц мостовые
оказались разворочены взрывами, большинство из которых приписывали все тому
же газу. Лорд Бэббидж не раз и не два высказывался в поддержку метода Вебба,
в результате чего каждый школьник знал, что метан, производимый
одной-единственной коровой за ее недолгую коровью жизнь, может целые сутки
обеспечивать среднюю британскую семью теплом и светом.
Его свет был еще одной явной приметой возвращения к обычной жизни, только
что толку в этих приметах. Грубая форма социального катаклизма миновала, с
этим не приходится спорить, однако смерть Байрона породила волны
нестабильности; в воображении Олифанта они расходились кругами, как рябь от
брошенного в воду камня, накладываясь на волны, распространяющиеся из
других, не столь очевидных очагов возбуждения, и создавая зловеще
непредсказуемые области турбулентности - вроде истории с Чарльзом Эгремонтом
и теперешней антилуддитской охотой на ведьм.
прошлое; несмотря на все усилия кучки бешеных анархистов, лондонские
беспорядки прошлого лета не имели никакой осмысленной политической
программы. Радикалы без лишних споров удовлетворили все разумные требования
рабочего класса. Байрон всегда умел смягчить правосудие театральными жестами
милосердия. Луддитские вожаки прошлых времен, заключившие мир с радикалами,
стали теперь вполне благополучными руководителями респектабельных профсоюзов