надо выйти на крайнюю улицу справа.
улицы заканчивались.
ли могло удивить кого-нибудь, учитывая, какой унылый вид открылся перед
ними. Если великолепие улиц, по которым они прошли, было разрушено временем,
то эта, последняя, улица подверглась более систематическому нападению. В
нескольких домах горели костры. Остальные выглядели так, словно их
использовали в качестве целей на учениях бронетанковых войск.
тупик. Он обязательно оставил нам послание.
маловероятной представляется ему эта мысль, и пошел вслед за мистифом по
улице, пока тот не остановился у здания, которое, хотя и не было превращено
в груду обгорелых кирпичей, было готово рухнуть в любую секунду. Огонь выел
его глаза, и от когда-то роскошной двери осталось несколько наполовину
сгнивших досок. Освещено это унылое зрелище было не светом фонарей (таковые
на улице отсутствовали), а россыпью звезд.
это место под охраной.
тебя, Миляга... мне будет спокойнее, если я займусь этим в одиночку.
некоторой паузы:
двери несколько досок и скользнул внутрь. Вместо того, чтобы дожидаться его
у порога, Миляга пошел по улице, желая еще раз взглянуть на Храм и размышляя
о том, что этот Доминион, как и Четвертый, преподнес немало сюрпризов не
только ему, но и Паю. Безопасное прибежище Ванаэфа чуть было не стало местом
их казни, в то время как угрожающие горы стали местом их воскрешения. А
теперь Л'Имби, бывший когда-то приютом размышлений, предстал перед ними
городом кричащей безвкусицы, соседствующей с руинами. Что же последует вслед
за этим? Не обнаружат ли они, оказавшись в Изорддеррексе, что он с
негодованием сбросил с себя репутацию Вавилона Имаджики и превратился в
Новый Иерусалим?
обратились к вопросу, который несколько раз занимал его во время их
путешествия по Третьему Доминиону: как лучше всего подойти к задаче
составления карты Доминионов, чтобы, когда он наконец возвратится в Пятый
Доминион, он смог бы дать своим друзьям хоть какое-то представление о
местной географии? Они путешествовали по самым разным дорогам - начиная с
Паташокского шоссе и кончая залитыми грязью грунтовыми маршрутами, ведущими
от Хаппи к Май-Ке; они прошли зеленеющие долины и побывали на таких высотах,
где не рос даже самый морозоустойчивый мох; они познали роскошь автомобилей
и надежность доки; они потели, замерзали и переходили границу между явью и
сном, словно поэты, направляющиеся в страну фантазии, сомневаясь в
надежности своих чувств и в самих себе. Все это необходимо было отобразить:
дороги, города, хребты и долины, - все это надо было представить в двух
измерениях, чтобы размышлять потом над этим на досуге. Со временем я займусь
этим, - сказал он себе, вновь откладывая на будущее решение этой проблемы, -
со временем.
видно, и он начал подумывать, уж не случилось ли с мистифом какой-нибудь
беды внутри. Он вернулся к крыльцу, поднялся по ступенькам и, чувствуя себя
слегка виноватым, скользнул в дыру между досками. Свет звезд, однако, был
лишен возможности с такой же легкостью проникнуть за ним, и он оказался в
такой абсолютной темноте, что его пробрала дрожь, и на память ему пришел
безмерный мрак ледяного собора. В тот раз мистиф был позади него; теперь он
оказался впереди. Он помедлил несколько секунд у двери, пока его глаза не
помогли ему сориентироваться в интерьере. Это был тесный дом с тесными
комнатками, и где-то в глубине его звучал голос, едва ли не шепот, по
направлению к которому он и двинулся, спотыкаясь во мраке. Уже через
несколько шагов он понял, что этот голос, хриплый и испуганный, принадлежит
не Паю. Может быть, Скопику, который до сих пор прячется в руинах?
двери, за которой он увидел говорящего. Пай стоял в центре погруженной во
мрак комнаты, спиной к Миляге. Повыше плеча мистифа Миляга увидел источник
умирающего света: висящий в воздухе силуэт, похожий на паутину, сплетенную
пауком, которого потянуло к занятиям портретной живописью, и вздымавшуюся от
малейшего дуновения ветра. Однако движения его не были произвольными.
Бесплотное лицо открывало рот и изрекало свою мудрость.
признать это, мой друг... признать это и молиться... нет, лучше не
молиться... я теперь сомневаюсь во всех богах, а особенно в местном. Если по
детям хотя бы частично можно судить об Отце, то вряд ли Его можно назвать
справедливым и добрым.
натянутых нитях. Лицо вытянулось, рот исказился.
Скопик (а это послание, безусловно, принадлежало ему) снова заговорил.
скрываются за этим. Задолго до начала Примирения уже начали свою работу
силы, направленные против него, - это мое глубочайшее убеждение. И вполне
логично предположить, что эти силы до сих пор существуют. Они вершат свое
дело в этом Доминионе и в том Доминионе, из которого ты прибыл. Их стратегия
измеряется не десятилетиями, а столетиями - точно так же должны были
действовать и мы. И они глубоко внедрили своих агентов. Не доверяй никому,
Пай-о-па. Даже самому себе. Их заговор был составлен еще тогда, когда нас с
тобой не было на свете. Вполне может получиться так, что любой из нас служит
им тем или иным образом, даже и не подозревая об этом. Они придут за мной
очень скоро, возможно, с пустынниками. Если я умру, ты будешь об этом знать.
Если мне удастся убедить их в том, что я всего лишь безвредный чокнутый, они
заберут меня в Колыбель и засадят в приют для умалишенных. Отыщи меня там,
Пай-о-па. А если ты занят какими-нибудь более неотложными делами, то забудь
меня; я не упрекну тебя за это. Но, друг мой, отправишься ли ты за мной или
нет, в любом случае знай, что, когда я думаю о тебе, я по-прежнему улыбаюсь,
а это редчайшее из удовольствий в наши дни.
ей удерживать сходство, черты размягчились, силуэт начал сворачиваться, и
когда последнее слово послания прозвучало, он превратился в обычный мусор,
которому оставалось только опуститься на пол. Мистиф присел на корточки и
прикоснулся пальцами к безжизненным нитям.
отсюда.
тюрьма. В основном там содержались преступники, которые совершили чудовищные
зверства, но были слишком опасны, для того чтобы их казнить.
переделали в сумасшедший дом. - Пай поднялся на ноги. - Бедняга Скопик. Он
всегда испытывал ужас перед безумием...
лицо в ладони, и услышал приглушенное рыдание.
его. Я знаю, что я не должен был приходить сюда и шпионить за тобой, но я
просто подумал: вдруг с тобой что-нибудь случилось.
ложь.
наша лучшая надежда на то, что мы останемся живыми и в здравом уме. Разве
это не так?
любой из нас может работать на врага и не знать об этом.
внешнее проявление более могущественных разрушительных сил. Имаджика больна,
Миляга, от края и до края. Теперешний вид Л'Имби приводит меня в отчаяние.
бы дать нам несколько подсказок.
что он оказался бы мудрее Скопика.
больше.
Корнев Павел
Мурич Виктор
Березин Федор
Бажанов Олег
Грабб Джеф
Каменистый Артем