твоя кровь вспомнит нашу общую войну, пусть вспомнит Кальта Лозоходца,
пусть поверит ему..." - это и много иного шептали уста Лпгхи в те
короткие, но столь бесконечно длинные мгновения, когда решалась судьба
Пиннарина и всего Баранского княжества.
ему хотелось думать. Когда его мозг уже обессилел от попыток прорваться по
ту сторону себя самого, когда перед его мысленным взором поползли зеленые
черви и стали разбегаться разноцветные круги, Эгин сказал самому себе:
"Хватит! Будь что будет!" и был уже готов вернуться в кабинет гнор-ра, как
вдруг... увидел собственные клешни, украшенные поддельными сапфирами,
собственные ноги, бывшие некогда гардами столовых кинжалов. Почувство-.
вал, как приятно хрустит каждое его сочленение и как его хвост, увенчанный
смертоносным жалом, наливается тяжестью грядущих свершений.
пирог, набитый всякой всячиной. Правда, эта гигантская снедь не вызывала у
него аппетитных слюнок. Эгину стало казаться, что от аппетита он избавился
если не навсегда, то надолго. Он видел и пристань и, как ему казалось, мог
различить там фигуру Лагхи. А рядом - фигуру Хорта окс Тамая, на котором
был шлем, точь в точь похожий на тот, что украшал голову Норо окс Шина.
Еще одной загадкой стало меньше. Разумеется, Норо использовал шлем, чтобы
следить за Сиятельным князем, которому вменялось быть паинькой и не
баловать попусту.
задерживаться здесь долго, сколь бы интересным не было все происходящее
вверху и внизу. Здесь - это, собственно, где? Эган с трудом повернул свою
уродливую голову, и мир, подернутый легкой изумрудной пеленой, дал ему
ответ. Здесь - это на вершине раскрывшегося купола Свода Равновесия. Здесь
- это значит, у самого основания гигантской двуострой секиры, созданной
безвестным зодчим, дабы внушать страх и трепет. Он чувствовал, что
уцепился недостаточно хорошо. Что его позиция недостаточно устойчива и что
в любую минуту он может свалиться вниз, пустив насмарку все долгое
восхождение. Он не разобьется, но тогда все труды нужно будет повторить с
самого начала. Стоять на краю колонны было тяжело. Он ведь всего лишь
скорпион. Не муха. Нужно ли ему валиться вниз?
Норо окс Шина - очень скоро сообразил Эгин-скорпион. Значит, ему нужно
именно вниз, но не слишком вниз, а в аккурат на шлем. Ему все-таки
придется упасть. Хотя нет, здесь есть одно противоречие. Он,
Эгин-скорпион, должен остановиться и перестать хотеть очутиться за
шиворотом у гнорра Свода Равновесия Норо окс Шина. Вот что от него
требовалось. Так, по крайней мере, он себе это представлял.
наконец Эгин, который, очутившись в теле Убийцы отраженных, оставил в
своем теле человека девять десятых мыслительных способностей.
должен остановиться и... наслаждаться пейзажем дальше. С другой стороны,
его нутро, его самость хотят совсем другого. Он - Скорпион и Роздан для
того, чтобы разить, жалить, уничтожать отраженных. Один такой отраженный
сейчас нервничает, хрустит костяшками пальцев и зрит в направлении
пристани прямо под ним. Нужно лишь упасть и дать жалу вонзиться в теплую
человеческую плоть во исполнение своего же предназначения. Другой
отраженный тоже в Пиннарине. Он, Эгин-скорпион, отлично чует это своим
особым скорпионьим чутьем. Но этот, другой отраженный далеко. Он появился
здесь совсем недавно. Он, пока что он недосягаем. Это значит, что для него
он уже не существует.
землетрясение. На извержение внутреннего вулкана. Он, Эгин-скорпион, стал
скорее Эгином, нежели Скорпионом. Норо. Да, он всегда относился к своему
начальнику с пиететом и многотерпеливой преданностью. Доверял ему, служил
ему на совесть. Не держал от него тайн. Был псом. Вассалом. Ничем. Он,
Норо, использовал его, как хотел и когда хотел, Норо платил ему за службу
ложью, Вечной лпжыо И еще обе= щаниями, тоже лживыми. С чего это он, Эгин,
шил, что Норо хоть пальцем двинет для того, чтобы позволить им с Овель
скрыться из Пиннарина? После того как опасность перестанет существовать,
перестпнет существовать и сам Эгип. Ибо если бы слово офицера, честь и
порядочность, если бы все эти понятия звучали для Норо окс Шина хоть
сколько-нибудь убедительно, не бывать ему сейчас гнорром, пусть даже и
трижды отраженным. И почему бы ему, Эгину-скорпиону, не убить человека,
который наверняка не задумываясь убьет его? Почему бы и не вонзить ему в
тело свое жало, напоенное ядом Гулкой Пустоты, тем более что это как
нельзя лучше соответствует велениям его самости? Зачем притворяться
травоядным и поступать наперекор себе, если его внутренний голос поет и
кричит ему именно об убийстве?
промахнуться, и...
впоследствии в историю как "поцелуй Лагхи".
встрепенулся.
всматриваясь в глаза Хорта. В них не было больше мутной стены. Или почти
не было.
муки, тот чувствовал себя отнюдь не лучшим образом.
сболтнул ли он чего-то лишнего, пока с перепугу горячечно взывал к предкам
князя.
Лагха. - И тогда боль оставит тебя навсегда.
от этого движения боль ударила ему в виски с новой силой, и он в отчаянии
поспешил сорвать свой незатейливый шлем.
мгновения разговора с Сиятельным князем. Хорт окс Тамай выглядел
измученным и изможденным. Под его глазами отложились тяжелые синие мешки.
Но, главное, общая картина, в которую складывались черты его лица, словно
бы говорила: "Сиятельный князь обречен, обречен к быстрой или медленной
смерти, но обречен и бесстрастной волей судеб, и злонамеренной волей
нового гнорра".
почти неподдельное сострадание. - Но прежде прикажите своим людям
разрядить луки. Мои, как вы можете видеть, уже безоружны.
глашатая. Спустя несколько мгновений его луженая глотка уже несла над
рядами княжеской гвардии благую весть:
Равновесия и праздных зевак, -которые, просочившись сквозь оцепление,
имели радость наблюдать историческую встречу сильнейших Варана, были всего
лишь четверо, от которых в тот день действительно что-то зависело. И среди
этих четверых не было ни Лагхи, ни Сиятельного князя, ни даже самозваного
гнорра Норо окс Шина.
разоружившихся морских пехотинцев.
развевались полотнища нового князя на "Звезде Глубин", "Гребне Удачи" и
"Ордосе".
замирились или хоть сделали вид, что замирились, и мы вроде все живы будем
до следующей свары.
здравствующего, единственная женщина среди всей свиты, глазами-щелками,
сузившимися от разнообразных и сложных мыслей о любви и власти, пристально
следила за "поцелуем Лагхи" и за прочими дивными событиями, которые сейчас
распускались новыми, до времени неведомыми нитями судьбы.
Ведомства, подчиняясь приказу князя, опустил лук и приспустил тетиву. Ему
как рах-саванну Опоры Вещей не составляло большого труда вскинуть лук в
любое мгновение и выстрелить прежде, чем его подчиненные успели бы хоть
моргнуть.
Мацумото Сэйте
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Акунин Борис
Белов Вольф