нужна со всем ее милым семейством, а ты ведь тоже член фамилии.
Облом Варварьевич Тальрозе-Сидоров!
двинулся дальше, мимо Дибунов и Белоострова, Солнечного и Репино
прямиком в Комарове. Мерцали звезды, струилась над Финским
заливом летняя светлая ночь, и, быть может, кто-то не спал в ее
хрустальной тишине, не занимался любовью, не пялился в телевизор,
а смотрел в окошко и видел, как шествует по улице огромный слон,
как, робко тявкнув, прячутся собаки, как сверкают в лунном свете
бивни, змеится хобот, топорщатся веера ушей Мираж? Иллюзия?
Возможно, возможно... Но дрогнула почва под тяжкой ногой,
звякнула в кухне посуда, заколыхались занавески, низкий трубный
звук родился и растаял в воздухе...
бугристой слоновьей кожи и глубоко вздохнул. Серый небосвод с
луной и тусклыми россыпями звезд раскачивался над ним, медленно
проплывали ветви тополей и сосен, столбы с проводами и крыши
домов с антеннами и трубами, теплый ветер, примчавшись с залива,
гладил и ласкал лицо. Где-то там, в вышине, в центре Галактики, в
десятках тысяч светолет от Солнечной системы и Земли, кружился
вокруг светила чуждый мир, чьи обитатели были подобны ртутным
каплям, не знали радостей любви, зато умели перемещать свое
сознание, делить его на части, обмениваться ими и даже
размножаться таким невероятным способом. Поразительно! Однако и
тут, на Земле, есть чему поудивляться. Вот, например: ты
неподвижен, ты не летишь куда-то и не выкидываешь странных
фокусов с сознанием, но погружаешься в миры, которых вовсе не
было, в отличие от мира Трикси, который все же существует. В миры
Стругацких и Хайнлайна, Ефремова и Фармера, Желязны и Урсулы Ле
Гуин... И, наконец, в мир Конана...
Напомнить?"
надо оправдать доверие. Значит, Сигворд... И что он там сказал?
ненавистью глядел на киммерийца.
Повелитель сам расправится с тобой! А мы... Мы понадобимся, чтоб
прибрать в покоях... Дабы господин не замарал рук!
крыса!
ступеням. Идрайн шел позади, справа от него, и бубнил: "Не верь,
господин, не верь..." Секира в его руках хищно подрагивала.
двумя шеренгами, и рыжие их бороды казались затейливым
переплетением медных проволок, словно бы украшавших доспехи.
Скорее всего эти изгнанники и отщепенцы знали о бойне в
Рагнаради, учиненной Идрайном, но не боялись - вероятно, считали
своего повелителя непобедимым.
вздымалась в восьми шагах от него и уже не выглядела темной:
огромная дверь под ней была распахнута настежь, и перед
киммерийцем маячило некое пространство, замкнутое серыми
холодными стенами. Он посмотрел на меч в своей руке и отшвырнул
его. Зингарский клинок не годился для предстоящей битвы.
пещеры, полной сказочных сокровищ... Но Конан не думал о
богатствах стигийца; на сей раз он пришел не за золотом и
серебром. Кровь и жизнь колдуна - вот что ему нужно!
кровь в висках, он сделал первый шаг.
и избранникам Митры! Он сжег бы колдуна и растер его пепел в
прах... Жаль!
есть кинжал... И хоть чары Дайомы не сравнишь с силой и мощью
светозарного бога, волшебный нож все-таки лучше, чем ничего.
кинжал и машинально коснулся левой рукой виска. Обруч был на
месте и сидел прочно.
раздался грохот. Он обернулся, на миг позабыв про колдуна,
ждавшего за близким порогом.
вздымался и опускался с той же безжалостной неотвратимостью, как
на вересковой пустоши в Стране Пиктов, как в тесном дворе усадьбы
Эйрима; лезвие с грохотом крушило шлемы, обрушивалось на щиты и
панцири, потом глухо чавкало, впиваясь в плоть. Лишь краткое
время вздоха понадобилось Идрайну, чтобы уложить троих; и первым
- Сигворда, чей обезглавленный труп валялся на ступенях.
сделался слишком коварным и хитрым! Уже решает сам, когда рубить
и что рубить!"
проклятием, но тут новая мысль молнией пронзила его. По словам
Дайомы, стигиец мог отвести глаза любому: зачаровать своего воина
или слугу, обменяться с ним обличьем, устроить ловушку для
недогадливого врага и ждать... Ждать, пока не подоспеет время
нанести внезапный удар!
скрывая под забралом шлема свой преображенный лик, подсмеивался
над киммерийцем? Над глупым киммерийцем, который через мгновение
всадит нож в подменыша?
под ударами Идрайна ваниров. - Пусть перебьет всех, кого сможет,
ибо секира голема бессильна перед плотью колдуна... Тут и
обнаружится истина! Тут и станет ясно, в кого метать клинок - в
того, кто поджидает в башне, или в того, кто сражается сейчас на
ступенях".
литой рукояти сверкали камни - два крупных ало-красных рубина,
обрамленных фиолетовыми аметистами. Перед ним на лестнице
ворочалась, стонала и звенела металлом бесформенная окровавленная
груда; в ней перемешались тела мертвых и живых, разбитые щиты,
переломанные копья, секиры с разрубленными топорищами, помятые,
сбитые с голов шлемы и клочья шкур от ванирских плащей. Ни один
из ванов не отступил; по сути дела, они были столь же дикими, как
пикты, и не боялись смерти. Особенно эти изгнанники и отщепенцы,
для которых жизнь значила так немного, ибо была она вечным
заключением в угрюмых стенах Кро Ганбора и вечным трепетом перед
его владыкой. Что же касается колдовских чар, то их ваниры
страшились куда больше, чем гибели в бою.
кончено. Полсотни изуродованных трупов валялось на ступенях
широкой лестницы; ни один ванир не шевелился, не подавал
признаков жизни. И не было сомнений, что секира Идрайна положила
предел последним воинам Гор-Небсехта - тела их, обезглавленные
или разрубленные напополам, не оживил бы даже сам великий Митра.
повернувшись к открытой двери, прыжками ринулся вперед. Клинок
трепетал в его руке, словно частица золотистой молнии, огненной,
испепеляющей, грозной. Идрайн, залитый кровью от подошв сапог до
серых бровей, мчался за своим господином, потрясая секирой.
тоже была распахнута, будто ждала, когда дорогие гости шагнут
через порог, чтобы согреться у жаркого очага и сесть за накрытый
к пиру стол. Но в огромном зале не было ни тепла, ни очагов, ни
блюд с мясом, ни кувшинов с вином.
пустой, если не считать кубического каменного возвышения,
занимавшего его середину. Этот куб, высеченный из глыбы черного
гранита, напомнил киммерийцу жертвенники Великого Змея, виденные
им некогда в Луксуре и Птейоне, стигийском городе мертвых. Перед
алтарем, угрожающе вскинув руки, стоял человек в меховой мантии,
с длинными распущенными волосами; его темная грива резко
выделялась на желтовато-белой шкуре полярного медведя,
прикрывавшей плечи. Был человек высоким и стройным, с обычной для
стигийцев кожей цвета старого янтаря; орлиный нос с широкими
ноздрями нависал над тонкогубым ртом, щеки и виски казались чуть
впалыми, раздвоенный крепкий подбородок говорил о внутренней силе
и уверенности в себе. Пожалуй, его можно было бы счесть красивым,
если б не холодный и высокомерный взгляд широко расставленных
глаз и не кустистые, грозно сдвинутые брови.
прорезавшего воздух ножа колдун выкрикнул несколько слов. "Да
будут члены твои камнем..." - успел разобрать Конан, чувствуя,
как ледяной холод охватывает его.