ушибленный локоть.
делать с утра, так это готовиться к возвращению на лодку...
неожиданной, до жестокости, точностью вспоминая, как Ууламетс полагался на
клятвы водяного. - Черт тебя возьми, ведь ты же говорил, что он не
причинит вреда ни тебе, ни кому-либо в твоем окружении. А что же я? Разве
я не вхожу в это соглашение? Ты просто пытаешься убить меня, в этом и
состоит вся игра?
исключение, - сказал Ууламетс, нагибаясь за посохом. - Подумай об этом.
своей драгоценной книгой.
Иди туда, куда хочешь. Отправляйся в Киев. Только попытайся вначале
миновать это созданье.
и, переваливаясь, возвратился вместе с ним назад.
в локте.
является подобным его созданьем. А ты - ее. И это тоже хорошенько запомни.
злобно взглянул на старика, который сидел сзади них со своей книгой.
Он взял кувшин у Малыша, который с нетерпеньем ожидал этого, откупорил и
влил приличную порцию в его уже заранее открытый рот: Малыш заслужил это.
не стал, как начал неожиданно припоминать Петр, значительно легче и в
течение дня.
любил говорить, что может быть лучше этого в подобных обстоятельствах?
Видимо, наконец-то Саша добрался до этого очень маленького желания, очень
осторожного маленького желания, которое должно было пойти лишь на пользу
Петру и ради которого Петр готов был приставать и придираться к нему, если
бы на него не свалилось столько бед, большинство из которых Саша считал
своими ошибками.
которых были еще не вполне ясными для него, а те, которые он так еще и не
включил до сих пор в общую сумму по тем же самым причинам, что и Ууламетс,
он продолжал обдумывать про себя, совершая в голове долгий процесс
вычислений, словно мудрый паук, который, начиная ткать паутину, старается
придать ей с самого начала столь регулярный узор, который он, при первой
же открывшейся ему опасности мог бы произвольно изменить. Он не имел
возможности записывать свои стежки, но он старался "завязывать" в своей
памяти отдельные "узелки" этого причудливого рисунка, которые желал
надолго запомнить...
раздражение и недовольство, как будто его попытки понять происходящее так
или иначе вселяли в нее ужас, ее присутствие затеняло и его собственные
мысли.
отведена для всего, связанного с Ивешкой.
казалось ему, она могла лишь узнать очень многое о разных сторонах
окружающего мира, так и не сумев познать на деле ни одной из этих сторон,
временами поступая так, как и следовало поступать шестнадцати летней
девочке, по его мнению, особенно в отношении Петра...
пространство над костром.
отца она тоже поступала таким образом, и отложил в памяти очередной
"узелок". Может быть, для взрослых людей Ивешка была более сложной
загадкой, чем даже он сам: работая в "Петушке", он смог повстречать очень
многих людей, тогда как она встретила за всю свою жизнь лишь несколько
живых душ, да и те были колдунами.
других, на их собственное горе и беду...
о чем Ууламетс прекрасно знал. Он понял это, даже не оглядываясь по
сторонам. Ууламетс неожиданно потерял нить рассуждений, и он тут же
вспомнил про кувшин, который он непреднамеренно заколдовал: ведь это был
самый успешный опыт его собственного колдовства. Небесный Отец! Кувшин
уцелел от катастрофы и едва не стоил жизни Петру, все произошло точно так,
как и предупреждал его учитель Ууламетс: Волшебство слишком просто дается
молодым...
кувшином: ведь не было никого, кто мог пожелать, чтобы кувшин разбился,
никто даже не имел на этот счет противного мотива, и Бог свидетель, что в
его голове не было никаких сомнений в тот момент, когда кувшин летел по
палубе, а он хотел, чтобы тот остался цел.
весьма равнодушен к таким малым проявлениям колдовства, находясь в самой
гуще колдовства большого и опасного, которое рассеяло его внимание
заставило уверовать в то, что и он может не задумываясь выпускать в
окружающий мир безопасные желания...
безвредным. Оно, несомненно, было более мощным, чем те средства защиты,
которые он в этот момент предоставил самому Петру, и причины этого он не
мог пока полностью понять... если...
сомнений...
обнаружил какое-то беспокойство в своем сердце, чувствуя, как вокруг него
нарастает волна желаний, которые он почти ощущал как прикосновение щетки к
собственной коже, или как некий иллюзорный круг, который он часто
представлял себе.
умирает. Желание отомстить, например. Именно так можно описать мою дочь.
повернулся, чтобы взглянуть на него. - У меня не было никаких
отрицательных ощущений... относительно лешего. Наоборот, он, на самом деле
был...
вот давно уже его нет. Спроси у моей дочери, почему?
какая-то брешь? Эта мысль неожиданно пришла к Саше, а по какой именно
причине, он так и не понял. Не имело никакого значения, что рассказывал
Ууламетс в первый раз, Саша никогда не верил в самоубийство его дочери:
если колдун, на самом деле, захочет умереть...
что это и рассказы белого Призрака, а возможно, что и рассказы самого
водяного, передаваемые прямо через нее. Петр был прав: слишком много
колдунов, и слишком многие из них врут...
поднимаясь со своего места, а Ивешка при этом чуть отступила назад. - Что
я только что говорил тебе, девочка? Помнить и не забывать? Не желать
ничего не обдуманно? Но ты знаешь только себя, и не думаешь, и не
вспоминаешь о своих ошибках.
Да, он выбрался из своего угла... Малый, ты чувствуешь его?
которым потянуло от ближайших кустов, такой же подвижный и неуловимый, как
змея, в облике которой водяной являлся временами. Саша хотел встать и
предупредить Петра...
чтобы он оказался здесь. - Заставьте его прийти сюда!
Петра, и Гвиур бросился наутек.
Ууламетсом, и с Ивешкой, и тут же почувствовал, как это скользкое существо
начинает сжиматься, стараясь выбросить свои желания в их сторону, и
извивается как змея, прижатая палкой. Петр тут же проснулся от сильной
боли и закричал: "Боже мой!", выражая таким образом свое единственное
желание и, стоя на коленях, старался сжать свою больную руку, в то время
как собравшийся было в бега черный поток, чем-то напоминавший пролитые
чернила, хлынул из кустов прямо в его сторону...
Ууламетс, и так же сделала Ивешка. Тогда передний край чернильного потока
начал подниматься и очень быстро оказался на уровне головы Петра и толстел
Конюшевский Владислав
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Березин Федор
Белов Вольф
Витковский Евгений