подбородок.
выдержав, усмехнулся, заметив, как вытянулось лицо Кротова.
финансиста, Кротов, отличаются только средствами достижения цели. Думать
головой приходится чаще, чем стрелять.
вышли, здесь нельзя построить Америку. Получится только Латинская, вы согласны?
А участвовать в этом, пусть даже сбоку-припеку, я не имею ни малейшего желания.
Поэтому и ухожу. - Максимов встал.
не стонать, А так...- Максимов вздохнул. - Придется ехать домой и ждать более
удачного случая.
резкий, режущий слух. Без этого сигнала, предупредил Максимов, он без лишних
слов изрешетит любого, попытавшегося подойти к двери.
пистолет. - Я вас не ломал и к сожительству не склонял. Выбор за вами.
Попробуйте уйти своим каналом. Не получится, обращайтесь ко мне. В вашей голове
информации достаточно, чтобы открыть любую дверь.
доносились приближающиеся шаги, под тяжелыми ботинками жалобно попискивал
кафельный пол операционной.
продолжить бег, даже если для этого придется перегрызть лапу, размозженную
капканом. Лис уже не боялся ни боли, ни смерти.
упора вжимая в пол педаль газа. Машина неслась по Ленинградскому шоссе, в
быстро сгустившейся темноте ярко горели огни высотных домов на московском
берегу канала.
принимающих в сторону, веером грязных брызг. Гаишников не боялся. В нагрудном
кармане лежали красные корочки внештатного сотрудника Службы- награда
Подседерцева за рабский труд.
имел права быть таким. у всех могут быть проблемы, каждого заедает
бестолковость начальства, но если ты решил быть Хозяином, так будь им до конца.
Никто не должен видеть тебя слабым или уставшим. Твоя воля и жажда дела тебе не
принадлежат, ты ими, как хлыстом, должен понукать тех, кто доверился тебе. Твоя
сила нужна им, признавшим, что ты сильнее, а значит, имеешь право быть
Хозяином. И упаси боже дать почувствовать, что ты не нуждаешься в услугах
слабых, что тебе наплевать на их безопасность, что в любой момент наберешь себе
других. Продадут в миг или разбредутся кто куда, проклиная день, когда
связались с тобой.
можно сказать, на тарелочке принес... А он, сволочь, разве что ноги об меня не
вытер. Нет, Подседерцев, если пользуешься, то либо люби, либо деньги плати! -
Гаврилов неожиданно. для себя захохотал в голос, таким несуразным показался ему
только что рожденный афоризм. На глазах выступили холодные злые слезы.
засигналившую "Волгу", и остановился у обочины.
требование немедленной встречи. Новый хозяин, в отличие от Подседерцева, по
пустякам не дергал.
дал дежурному ответить. Времени было в обрез, до встречи осталось меньше часа,
а приехать надо было без "хвоста". Подседерцев вполне мог посадить его под
жесткий контроль. Операция шла к концу, и риск возрастал с каждым часом. Сам
Гаврилов поступил бы именно так, береженого бог бережет.- Нахожусь в первом
квадрате. Нужна "дорожка" и "сменная обувь". Маршрут следования-в квадрат
восемь-три.
компьютера.- Та-ак. Первый, через десять минут для вас будет готова "дорожка"
номер три. Смену можно организовать в квадрате семь-пять на объекте "Шалаш".
удобные для наблюдения позиции вдоль Ленинградского проспекта и Тверской. Он
выпьет чашку кофе в кафе кинотеатра "Россия" и будет ждать, пока не обработают
данные контрнаблюдения. Ключи от "сменной обуви" - заранее припаркованной в
надежном месте машины - ему передаст опер, уже спешащий занять столик в кафе.
Стоит лишь зайти после него в туалет и вытащить из тайника ключи. Пройти
дворами на Петровку, протащив наружку, если Подседерцев все-таки навесил ему
"хвост", мимо притаившихся в подъездах оперов,- будет вторым этапом проверки.
От "хвоста" придется отрываться, перенести встречу он не может.
Подседерцева, и всей проверке, если за него взялись всерьез, грош цена. На
сменной машине он собирался покружить по улицам, проверяясь самостоятельно, и
бросить ее во дворе дома, где на свои собственные деньги содержал явку. Там он
сбросит одежду, быстро примет душ и переоденется, гардероб на все случаи жизни
и все возможные роли подбирал именно для таких случаев. Поменять одежду было
так же необходимо, как и сменить машину. Под днищем "Ауди", которую он вел
сейчас, и в машине, подготовленной операми, вполне может находиться радиомаяк.
А одежду, по старому кагэбэшному способу "облегчения наружного наблюдения",
могли обработать радиоактивными изотопами. Следить за клиентом в таком случае
может даже слепой, был бы дозиметр, попискивающий при приближении к жертве.
последний подъезд которого выходил в переулок. А там уже два шага до гаража,
где всегда готов к выезду безликий "жигуленок".
воришкой,- профессор психологии. Потому что нельзя дойти до вершины опрокинутой
пирамиды, которой является преступный мир, подпирающей мир "лохов" и ментов, не
умея понять, использовать и вминать в грязь человека. В мире, где они короли,
непризнаваемые королями "лохов" и ментов, человеческое в человеке - скотское и
великое - доведено до крайности и лезет наружу, как его ни прячь. В камере, как
и в окопе, человек виден насквозь. Жизнь там, где по-человечески жить
невозможно, быстро учит отмерять каждому свою меру доверия, выносить приговоры
быстро и беспощадно и никогда не ошибаться в людях. Одна ошибка - и ты
навсегда теряешь авторитет. А лучше уж смерть, чем быть отверженным среди
отверженных.
не отвечаешь, самого несет невидимая сила, какое уж тут доверие к другим! Тем
более что в каждом сокрыта кровожадная, трусливая и самовлюбленная скотина.
Именно она, прогрызаясь сквозь внешнюю оболочку, заставляет предавать,
обманывать, отнимать последний кусок у ближнего, потому что эта тварь больше
всего любит жить. Есть она в каждом, только воля и обстоятельства не дают ей
вылезти наружу. Справедливость законов, воровских или писанных для "лохов" их
поводырями, разницы никакой,- понятие относительное. Их назначение лишь в одном
- держать эту тварь в узде у других и холить в себе. Так поступают все, кто
добился авторитета в одном или другом мире, без разницы, и тем самым получил
право выносить приговор.
понял, что каждый выносит его сам себе задолго до того, как авторитеты
произнесут его вслух. Люди нарушают человеческие законы, потрафляя твари,
гложущей изнутри, заранее зная, что рано или поздно счет будет предъявлен и
придется платить. Можно бегать от приговора, вынесенного другими, а куда
денешься от того, что вынес себе сам?
из-под удара единственного мужчину, оставшегося в роду Осташвили. Но чем
дальше, тем больше убеждался, что Гога сам себя приговорил. Не удержался и
поддался всеобщему беспределу, как массовый психоз, охватившему оба мира.
Авторитеты, синие от татуировок, лезли в поводыри "лохов", а короли внешнего
мира пытались нажить авторитет среди блатных. Забыли, что созданные ими же
законы требуют и заставляют каждого быть тем, кем он должен быть, и отвечать за
каждое слово и дело. Гога так был поглощен самим собой, что не заметил, как
оказался на нейтральной полосе, разделяющей два мира. А над ней пули летают с
двух сторон. И какая тебе разница, чья тебя срежет. Да и можешь ли ты, чужак
неприкаянный и отщепенец, сказать, где теперь - свои, где - чужие?
Стоило только шепнуть, и от Кротова осталось бы мокрое место. Возможно,
впопыхах ребята замочили бы и Ашкенази, и черт с ним: этого лупоглазого, вечно
потеющего от страха толстяка Самвел терпеть не мог. Тварь, которая жила в
Рованузо, была маленьким жадным хорьком. Таких давить надо еще в детстве.
перед отлетом, сделает все, чтобы сорваться в пропасть. Но он неминуемо потянет
Березин Федор
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Шилова Юлия
Белов Вольф
Володихин Дмитрий