Чтение 76–й страницы книги ~Призвание варяга~

искал сих людей...

Наша задушевная беседа началась с того, как один из русских полковников
сказал:

- "Поручик, разрешите Вас звать - Сашей, Вы разрушаете все мои
представленья о немцах. Я всегда полагал вас нацией надменных ублюдков,
которые пьянеют с одной рюмки и становятся настоящими свиньями. Вы же вполне
пристойные люди и - выпить не дураки. К тому же ваши мундиры, как и у нас
зеленые, а немцы носят черное и оранжевое. Вы что - не немцы?"

Я рассмеялся:

- "В какой-то мере вы правы. Вы встречали немцев курляндских. Это наши
заклятые враги - католики.

Лифляндия ж присоединилась к России при Петре Первом и у нас с вами
общие уставы по ношению формы. Разве что мы носим черное там, где вы носите
красное - память о нашем монашеском прошлом. Курляндцы же носят цвета Ордена
с золочеными клиньями - по польским уставам.

Мы легко пьем водку, потому что в наших краях не растет ничего, кроме
пшеницы и ячменя, и нету обычая пить не по средствам. Курляндцы ж -- богаче
и любят пить дорогие и легкие французские вина и действительно - быстро
пьянеют!"

Мое объяснение привело слушателей в полный восторг и мы выпили по сему
поводу, а также за Петра, мою бабушку, за...

Когда половина участников упала под стол, возник новый вопрос:

- "А почему вы бреете голову? Те, "черные", заплетают косицу на наш
манер. А вы, "зеленые" - как татары!"

Я невольно провел рукой по своему ежику и как можно спокойнее посмотрел
на грязные, нечесаные кудри моих собутыльников, или хуже того - напудренные
прогорклой мукой парики иных слушателей. То-то - ходячий зверинец для всякой
пакости! Бр-р-р!

- "Нет, это дело традиции. Мы, как народ, ведем свою историю со дня
Восстания против поляков. Кстати, в итоге него поляки утратили не только
Лифляндию, но и задали стрекача из Москвы"

Русские сразу воскликнули:

- "Ах, да - Минин с Пожарским!" - и у нас появился очередной повод
выпить.

Я же продолжил:

- "В те дни против католиков восстали мужики и монахи, бароны же
стакнулись со шляхтой. А в гражданскую сложно понять, кто есть кто - все
говорят на одном языке. Так что курляндцев мы узнавали по парикам, длинной
прическе с косицей, а они нас - по короткой монашеской стрижке. Когда мы
победили, короткие стрижки закрепились в наших уставах".

Мои новые друзья с пониманием отнеслись к такой исторической памяти,
тем более, что они сами не любили поляков и потом добрый час рассказывали
мне про их зверства. (Смоленск до польских Разделов был Границей России и
крепче других натерпелся от вечной резни -- рубеж меж Россией и Польшей
полтысячи лет тек рекой Крови...)

Я с удивлением обнаружил, что мое предубеждение против русских куда-то
девается и вместо этого возникла приязнь к этим простым, душевным и в массе
своей - незлобивым людям.

Да, разумеется, они были дурно и скверно одеты, относительно грязны и,
скажем так -- "пахучи". Но при всем том они не слишком отличались от нас -
латышей, собравшихся выпить и поболтать после тяжкого трудового дня. И уж не
мне - потомку беглых латышей, да немецких монахов воротить нос от
"простонародных" запахов.

Я сам не прочь хорошенько поесть редечки, чесночку, да гороху и запить
все это дюжиной-другой кружек пива. Ну и штоф водочки - не помешает. По
праздникам, разумеется.

Ну а какой праздник без разговора о житье-бытье? Вот и я беседовал с
русскими мужиками (пусть и дворянского роду) и не видал разницы в нашем быту
и от этого сама собой зародилась приязнь между мною и собеседниками.

В Риге я привык к необычайной злобности и агрессивности "оккупантов". К
их чудовищной подлости и подозрительности. Теперь же я стал понимать, что в
Смоленске русские были у себя дома, им не надо было по ночам вскакивать с
постели в ожидании очередного латышского мятежа, им не надо было собирать
целую армию, чтобы пойти на рынок за продуктами и эти люди открылись мне с
совершенно иной, неведомой стороны.

И главный тост, за который мы пили с моими друзьями, был за то, чтоб,
не приведи Господь, меж нами не началось...

Вот и наша беседа оборвалась от сущей безделицы. Русские вдруг стали
меж собой ругаться о том, какую треуголку носить. Французскую с широкими и
мягкими полями нового образца, или прусскую с короткими и жесткими полями -
согласно прежним уставам?

Половина кричала, что Павел был солдафоном и идиотом, который только и
знал, что муштровать солдат, да пороть их целыми ротами, а в армии ввел
слепое поклонение уставам. Зато нынешнее правительство - либеральное.

Им орали в ответ, что к власти в России пришла кучка воров, масонов и
разгильдяев, которые мечтают погубить страну и первым делом развалили
армейскую дисциплину и единоначалие, и если кто больно умный - какого черта
он пошел в армию?

Тут спорщики вцепились друг другу в грудки и понеслось... Одни кричат,
что не будут носить лопухов, а другие, что - сняли каски и в жизни их теперь
не наденут. Вот такая дискуссия.

Весь этот кошачий концерт длился до тех пор, пока один из полковников
не крикнул на молодежь:

- "Отставить разговоры! У нас - гости... Кстати, как вы -- у вас
думаете, - что важнее? Образование, или - дисциплина?"

На это я сказал так:

- "Мне сложно судить о вашей форме одежды, - мы имеем право носить
собственную форму и готовы защищать ее от русской же армии с оружием в
руках. И мне, честно говоря, дико слышать споры о том, что должно носить
русскому офицеру - треуголку французского, или - прусского образца!

В ливонской армии этот вопрос решен окончательно и бесповоротно.
Ливонские офицеры носят ливонскую фуражку, которая есть латышская народная
шапка и я не пойму сути вашего спора".

Тут мой главный собеседник - полковник, что звал меня "Сашей", весело
расхохотался:

- "Друг мой, вы что, - всерьез предлагаете нам надеть мужицкий картуз?!
Вы можете как угодно назвать свой головной убор, но он все равно останется
простонародным картузом! Что о нас скажут в Европе?! Русские дворяне носят
головные уборы своих рабов?! За кого они нас тогда примут?!"

Я уже доложил, что наши решения по фуражке были приняты по резонам
практическим, но Русь всегда находилась по ту сторону от здравого смысла.
Поэтому я, встав из-за стола, отвечал:

- "Господа, я в восторге от ваших шуток, но боюсь, - они не по адресу.
Вот вы смеетесь над моим простонародным картузом, а я ношу то, что привыкли
носить мои мужики. А они носят его, потому что он прост в изготовлении,
защищает от дождя, мороза и солнца и не слетает с головы при сильном ветре,
как ваши пижонские треуголки.

Да, он - прост, как просты мои мужики. Зато я живу в сем картузе моей
головой, а не заемною треуголкой. Ни легкомысленной лягушачьей, ни -
твердокаменной прусской. Чего и вам всем желаю".

С этими словами я вышел от них и сказал в сердцах:

- "Господи, да когда же найдется у них новый Петр, который закончит
бритье сих людей! Их побрили снизу и спереди, осталось -- сверху и сзади!"

Мои друзья расхохотались в ответ и бойкий Ефрем отвечал:

- "Помяни мое слово, - когда-нибудь ты сам побреешь этих грязнуль! Да
еще снимешь с них треуголку!" - тут мы снова расхохотались и, несмотря на
ночь, продолжили путь на Москву. Заночевали мы в чистом поле. Могли и на
ямской станции, но на мой вкус на Руси в поле - чище.

Вы не только думайте, будто я и впрямь "побрил русскую армию". Это
сделал мой неродной дядя - граф Аракчеев. Это стало одним из условий кредита
"на восстановление армии" 1808 года.

И спор о треуголках решил тоже не я. Французские с разгильдяйством и
бонвиванством снял с русских господин Аустерлиц. А прусские с дуболомством и
тупым подчинением идиотским приказам - господин Фридлянд. Суровые были
экзаменаторы.

На Войне все учатся. Вот если б только сия дама брала с нас за уроки --
только лишь гульдены...

Но она признает одну только плату. И мы расплатились - до последнейшей
капельки!

Хорошо всех нас выучило. Лучше наших противников.

Только в том декабре это была еще не армия, но толпа крепостного и
крепостнического быдла, воображавшего себя армией. Русским офицерам было
недосуг заняться с солдатами огневой, да боевой подготовкой. Господа офицеры
четыре года кряду спорили о том, какую треуголку носить, - прусского, иль
французского образца. Русский же картуз они соблаговолили надеть лишь спустя
много лет...

Объясните, почему мне - Бенкендорфу пришлось силой надевать на русскую
армию русский картуз?! Господи, что за народ?!

Главной остановкой на моем пути стала Москва. Там мы задержались на
Рождество и на Святки. Я люблю баловаться с фейерверками и московские
губернатор с градоначальником уговорили меня остаться на Рождество -
потешить первопрестольную.

Именно в Москве я понял для себя одну важную вещь. Здесь я уяснил, что
я - недурной химик, но - не больше того. (Впрочем, нет -- Академии всего
мира все же признали меня Пиротехником с большой буквы.) Я смею считать себя
экспертом в химии и физике горения порохов. Но до Москвы я воображал себя