крестьянину, который вертелся при каждом залпе картечи, стараясь спрятаться
за спиной всадника: "Дурачина! Как тебе не стыдно? Ведь ты получишь пулю в
спину". Пишущий эти строки, разрывая песок, нашел в сыпучем грунте откоса
остатки горлышка бомбы, изъязвленные сорокашестилетней ржавчиной, и старые
обломки железа, ломавшиеся между пальцами, как веточки бузины.
Веллингтона, уже не существует, но всем известно, каковы они были 18 июня
1815 года. Взяв у этого мрачного поля материал для возведения ему памятника,
его тем самым лишили характерного рельефа, и приведенная в замешательство
история не могла в нем разобраться. Чтобы прославить это поле, его
обезобразили. Два года спустя Веллингтон, увидев поле Ватерлоо, воскликнул:
"Мне подменили мое поле боя!" Там, где ныне высится огромная земляная
пирамида, увенчанная фигурой льва, тогда тянулись холмы, переходившие в
гору, отлогую по направлению к нивельской дороге, и почти отвесную со
стороны женапской дороги. Высоту ее можно определить и теперь еще по высоте
двух холмов, двух огромных могильных курганов, стоящих по обе стороны дороги
из Женапа в Брюссель: слева -могила англичан, справа - немцев. Могилы
французов нет вовсе. Для Франции вся эта равнина - усыпальница. Благодаря
тысячам и тысячам возов земли, употребленной для насыпи, высотой в сто
пятьдесят футов и около полумили в окружности, взобраться по отлогому откосу
па плато Мон - Сен -Жан сейчас нетрудно, а в день битвы подступ к нему,
особенно со стороны Ге - Сента, был крут и неровен. Склон его в этом месте
был так обрывист, что английские пушкари не видели фермы, расположенной
внизу, в глубине долины, и являвшейся средоточием битвы. К тому же 18 июня
1815 года ливни так сильно изрыли эту крутизну, грязь так затрудняла подъем,
что взбираться на нее означало тонуть в грязи. Вдоль гребня плато тянулось
нечто вроде рва, о существовании которого издали невозможно было догадаться.
деревня. Оэн - другая. Обе деревушки, скрытые в глубоких впадинах, соединены
дорогой длиной мили в полторы, которая пересекает волнообразную поверхность
равнины и часто, словно борозда, прорезает холмы и образует овраги. В 1815
году дорога, как и теперь, перерезала гребень плато Мон - Сен - Жан между
женапским и нивельским шоссе; сейчас она в этом месте на одном уровне с
долиной, а в ту пору пролегала глубоко внизу. Оба ее откоса были срыты, и
земля оттуда пошла на возвышение для памятника. Почти на всем своем
протяжении эта дорога, как и прежде, представляет собою траншею, кое-где
достигающую двенадцати футов глубины; ее крутые откосы местами оползали,
особенно зимой, во время проливных дождей. Иногда там происходили несчастные
случаи. При въезде в Брен - л'Алле дорога так узка, что однажды какой-то
прохожий был там раздавлен проезжавшей телегой, о чем напоминает каменный
крест на погосте, с указанием имени погибшего: "Господин Бернар Дебри,
торговец из Брюсселя" и даты его гибели: "февраль 1637" {*}. Дорога так
глубоко прорезала плато Мон-Сен-Жан, что в 1783 году там погиб под
обвалившимся откосом крестьянин Матье Никез, о чем свидетельствует второй
каменный крест; его верхушка исчезла в распаханной земле, но опрокинутое
подножье можно и сейчас различить на травянистом скате, слева от дороги
между Ге-Сент и фермой Мон-Сен-Жан.
указывало, идущая вдоль гребня Мон-Сен-Жан и напоминающая ров на вершине
кручи или глубокую колею, скрытую среди пашен, была невидима, - иначе
говоря, страшно опасна.
Глава восьмая. ИМПЕРАТОР ЗАДАЕТ ВОПРОС ПРОВОДНИКУ ЛАКОСТУ
уже отмечали, был действительно великолепен.
упорное сопротивление Гугомона и стойкость Ге - Сента; гибель Бодюэна; Фуа,
выбывший из строя; непредвиденное препятствие в виде стены, о которую
разбилась бригада Суа; роковое легкомыслие Гильемино, не запасшегося ни
петардами, ни пороховницами; увязшие в грязи батареи; пятнадцать орудий без
прикрытия, сброшенные Угсбриджем на пролегавшую внизу дорогу; слабое
действие бомб, которые, попадая в место расположения англичан, зарывались в
размытую ливнем землю, вздымая грязевые вулканы и превращая картечь в брызги
грязи; бесполезный маневр Пире при Брен - л'Але, почти полностью
уничтоженные пятнадцать эскадронов его кавалерии; сорвавшаяся атака против
правого английского крыла, неудавшийся прорыв левого; странная ошибка Нея,
сосредоточившего в одной колонне четыре дивизии первого корпуса, вместо того
чтобы построить их эшелонами, уплотненность их двадцати семи рядов по двести
человек каждый, обреченных в тесном строю стоять под огнем картечи, страшные
бреши, произведенные ядрами в этих плотных рядах; разъединение штурмовых
колонн; внезапная демаскировка фланговой, расположенной наискосок батареи;
замешательство Буржуа, Донзело, Дюрюта; отброшенный назад Кио; ранение
лейтенанта Вье - этого геркулеса, воспитанника Политехнической школы - как
раз в тот момент, когда он, под навесным огнем с баррикады противника,
преграждавшей дорогу из Женапа на повороте ее к Брюсселю, ударами топора
взламывал ворота Ге - Сента; дивизия Марконье, зажатая между пехотой и
кавалерией, в упор расстрелянная во ржи Бестом и Пакком и изрубленная
Понсонби, заклепанные семь орудий его батареи; принц Саксен-Веймарский,
взявший и, несмотря на усилия графа д'Эрлона, удерживавший Фришмон и Смоэн;
захваченные знамена 105-го и 45-го полков; тревожное сообщение черного
гусара-пруссака, пойманного разведчиками летучей колонны из трехсот
стрелков, разъезжавших между Вавром и Плансенуа; опоздание Груши; тысяча
пятьсот человек, убитых в гугомонском фруктовом саду менее чем за час;
тысяча восемьсот человек, павших в еще более короткий срок вокруг Ге-Сента,
- все эти бурные события, словно грозовые облака, проносившиеся перед
Наполеоном в урагане сражения, почти не затуманили его взор и нисколько не
омрачили царственно-спокойное чело. Наполеон привык смотреть войне прямо в
глаза. Он никогда не занимался подсчетом прискорбных подробностей; цифры
слагаемых были ему безразличны, лишь бы они составили нужную ему сумму -
победу. Пусть начало оказалось неудачным - это его нисколько не тревожило,
ибо он мнил себя господином и владыкой исхода битвы; он умел, не теряя веры
в свои силы, выжидать и стоял перед судьбой, как равный перед равным. "Ты не
посмеешь!" - казалось, говорил он року.
покровительство высшей силы, а творя зло - ее терпимость. Он имел - или
верил в то, что имеет, - на своей стороне потворство, можно сказать, почти
сообщничество обстоятельств, равноценное древней неуязвимости.
казалось, не следовало бы доверять Ватерлоо. Над его головой уже зловеще
хмурилось небо.
Он вдруг заметил, что плато Мон - Сен - Жан как бы облысело и что фронт
английской армии исчезает. Стягиваясь, она скрывалась. Император привстал на
стременах. Победа молнией сверкнула перед его глазами.
окончательной победой французов над англичанами. Это явилось бы мщением за
Креси, Пуатье, Мальплаке, Рамильи. Победитель при Маренго зачеркивал
Азенкур.
подзорную трубу поле битвы. Его гвардия, стоя позади него с ружьями к ноге,
с благоговением взирала на него снизу вверх. Он размышлял; он изучал откосы,
отмечал склоны, внимательно вглядывался в купы деревьев, в квадраты ржи, в
тропинки; казалось, он считал каждый куст. Особенно пристально всматривался
он в английские баррикады на обеих дорогах, в эти широкие засеки из
сваленных деревьев - одну на женапской, повыше Ге-Сента, снабженную двумя
пушками, единственными во всей английской артиллерии, которые могли
простреливать насквозь все поле битвы, а другую - на нивельской дороге, где
поблескивали штыки голландской бригады Шассе. Около этой баррикады Наполеон
заметил старую, выкрашенную в белый цвет часовню Святителя Николая, что на
повороте дороги в Брен-л'Алле. Наклонившись, он о чем-то вполголоса спросил
проводника Лакоста. Тот отрицательно покачал головой, по всей вероятности
тая коварный умысел.
извещавшей, что битва выиграна.
Глава девятая. НЕОЖИДАННОСТЬ
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Куликов Роман
Сертаков Виталий
Шилова Юлия