двери и стал смотреть, как полыхают сквозь дождь бледные зарницы немного
потемневшего к середине ночи неба над Землей Святого Витта. Лютая злоба не
успокаивалась и душила, пока из глаз не хлынули остервенелые слезы. Астерий
поискал под рабочей одеждой и вытащил старинный тесак почти в аршин длиной,
- на Руси такие когда-то именовались полусаблями. Тесак был ржавый,
обоюдоострый, точней, обоюдотупой; он валялся тут со времен прежнего хозяина
дома, лодочника Дой Доича, а в какое дело его Дой Доич употреблял, чтобы так
затупить, даже и представить нельзя. Но для отмщения, которого алкала душа
Коровина, нож годился. Ибо для успокоения сердца требовалось ему зарезать
бобров. Желательно всех, или уж много, сколько силушки хватит, потом вяжите
меня, люди добрые, сам во всем сознаюсь, но так, как теперь - жить больше не
хочу и не могу, заели меня окаянные бобры. Не бобр человек человеку, никак
не бобр!
Астерий помнил, что парапет у набережной - как и вся Саксонская набережная -
было сложен из точильного камня. Вода падала с небес. Даже не напяливая
спецодежку, в чем был (а был почти ни в чем, в одних только черных трусах
дореставрационной эпохи), Астерий вылетел из дома и стал править тесак о
парапет, обильно поливая его слезами. Вскоре ржавчина поддалась, из-под нее
проступил благородный блеск, в блеске отразились дальние зарницы, мерцавшие
на другом конце города, над Землей Святого Эльма. Ярость Астерия росла с
каждым "вжжик!", и уже не просто бобриной крови жаждал он, а всей, всей,
всей бобриной крови! Наконец, на взгляд Астерия клинок превратился в грозное
оружие.
тесаком, рассекая струи ливня - и бросился в Рифей.
наоборот, из-за дневного толчка на Земле Святого Витта из Саксонской протоки
все бобры нынче убрались, разве что сидели две-три старухи из числа
безродных под навесом у бань. Так что никаких врагов разъяренный Коровин в
Рифее не обнаружил, а если учесть, что набережная уходила в воду вертикально
до самого рифейского дна, то есть почти на полверсты - отягченный старинным
тесаком Астерий попросту стал тонуть. Захлебываясь, он рубил воду, пока не
потерял сознания, и лишь после этого чьи-то могучие руки потянули заранее
заготовленный в доме Романа Подселенцева канат.
вес длинного каната, широкой сети и попавшего в нее Астерия был великоват.
Но что поделаешь: Нина Зияевна специально по телефону вызвала с Витковских
Выселок и предупредила, что сегодня сосед-лодочник топиться будет. А он для
поездок к Павлику пока еще необходимый. Лодочник с большим ножом топиться
будет, поэтому пусть немножко сперва утонет и нож выронит - тогда его и
тащить можно будет.
пришлось разгибать пальцы боброненавистника по одному. Потом богатырь поднял
его за ноги и долго так держал - покуда из пьяного пострадавшего не вылилась
много рифейской воды и некоторое количество крепчайшей бокряниковой
настойки, запах которой заглушил все прочие, после чего Астерий был уложен
на дерюгу просыхать, и сразу захрапел, - видимо, остаток спирта в его
организме пришел в гармонию с остатками воды.
маленькая "а", сильно перекатывавшаяся с боку на бок и норовившая потерять
хвостик, чем-то похожий на кол, - потом хвостик отвалился и сгинул, и от
буквы осталось обыкновенное "о". Вглядевшись в самую глубину этого "о",
Астерий вдруг увидел внутри набегающие волны, и море хлынуло ему навстречу.
"Таласса", - попытался сказать он, растягивая губы в пьяной улыбке.
Пророчица покачала головой, потому что ей, как и ее далеким предкам с
волжских берегов, чужой сон обычно бывал виден. Она давно отпустила
торопившегося к жене Варфоломея (у него намечался с ней очередной медовый
месяц после очередного развода), и сидела возле лодочника, чтоб тот опять
чего, очнувшись, не натворил.
Нинель - начнется специальным утренним выпуском "Вечернего Киммериона", с
первой до последней строчки забитого событиями Караморовой Стороны и
Саксонской набережной, а также посвященного возбуждению архонтом Александрой
Грек уголовного дела против клана Кармоди. Как и все киммерийские процессы,
этот будет тянуться два столетия - и ничем не кончится. Но событий-то будет,
событий вокруг этого дела!
тонуть. Потому как угодна царю его служба.
29
казалось обновление, как будто и весь род русский только вчера наседка под
крапивой вывела.
народовоспитательной лекции, сменился в наушниках хорошо знакомым всей
России старческим тенором академика Андрея Чихорича. Старику давно стукнуло
девяносто, награды для него оставалось только придумывать, ибо все мыслимые
он уже получил, но это его совершенно не волновало, он, видимо, вообще решил
не умирать и, - несмотря на годы, не по своей воле проведенные в юности на
Шантарских островах в Охотском море, - чувствовал себя прекрасно. Обретя в
лице государя верного союзника в области русской истории, академик добился и
того, чтобы курс его лекций (известный под сокращенным названием "Защита
истинной подлинности") стал обязателен для всех государственных служащих.
Ивнинг вздохнул. Нужно слушать. Ладно, в дороге заняться и так нечем, в
танке тесно, а наушники отгораживают еще и от грохота.
Александрийской библиотеки в 641 год по Рождеству Христову, или даже в 391
году, как утверждает азербайджанский академик-панисламист Хабиб
Эль-Наршараб, следует признать если не ложными, то едва ли достоверными.
Первый достаточно исправный список "Слова" сгорел в Смоленске летом 1340
года, в начале августа - впрочем, вместе со списком сгорел и весь город.
Другой список, не столь чисто переписанный, изобилующий тюркизмами и
подозрительно поздними титлами, сгорел в Новгороде весной 1368 года,
накануне известной засухи. Пятью годами позже, после того, как Волхов на
протяжении семи дней тек в обратном направлении, пожар в городском кремле
Новгорода уничтожил также и копию этого списка. Из достоверно известных
копий "Слова" еще одна сгорела во Пскове в середине июня 1385 года, на чем
ужасные события четырнадцатого века окончились, однако в пятнадцатом веке
систематическое сожжение списков "Слова" продолжилось.
знаменитый "Арясинский список", украшенный шестьюдесятью миниатюрами, среди
которых имелись истинные шедевры русской рукописной графики - в частности,
"Князь Игорь в заточении", "Ярославна на стене Путивля", "Обретение списка
боярином Миколой" и целый ряд других..."
того, что Добрыня Никитич - это прообраз воспитателя древнегреческого бога
медицины Асклепия, мудрого кентавра Хирона; ну, а поскольку древней Греции
не было вовсе, поэтому... Ивнинг что-то проспал дальше, но, помнится, именно
благодаря гению Добрыни выходец из рязанского села архитектор Ленька Нутро,
взявший при дворе Людовика Четырнадцатого псевдоним Ленотр, сумел измыслить
такое прехитрое дело, как парк Версаль. Впрочем, это вполне могли быть две
разных лекции: с Ивнинга, как с ведающего делами личной канцелярии
императора, экзамен едва ли кто мог стребовать. А если стребует император -
ну, что тогда, значит, придется все эти лекции выучить. Не первый раз уже.
но от дел не отстраняет, ибо не любит новых лиц. А кто, как не Ивнинг, подал
царю идею сделать обязательным для православных подданных империи соблюдение
русских народных обычаев на праздники? Скажем, теперь в обязательном порядке
под Крещение нужно собирать снег со стогов, дабы не абы как, а истинно
благолепно отбеливать холсты. И никого не касается, что ближайший стог от
тебя за сорок верст, и что холстов ты сроду не отбеливал, да и не собирался.
А вот не ленись, доберись до стога, снегу собери - да когда будешь
отбеливать холсты, его непременно используй. Когда ты их будешь отбеливать -
твое дело. Но под Крещение - уж будь добр, найди стог да собери снег, и не
забудь зарегистрировать его у крещенского инспектора Державствующей церкви.
Не сделал - плати епитимью. Всего-то два империала в год, есть о чем
разговаривать. Для казны идея оказалась золотая, а царь именно такие выше
всего и ценил. И всегда помнил - чья идея.
где невидимо для посторонних людей пролегала так называемая "Камаринская
дорога". Чуть не год ушел у Ивнинга, чтобы разузнать ее и нанести, хотя бы
приблизительно, на карту: сперва была путаница из-за того, что вообще-то на
Руси "Камаринской дорогой" именовался путь на Золотую Орду, по-нынешнему -
на Астраханскую губернию. Но подлинная "Камаринская", как установил еще в
тридцатые годы все тот же Андрей Чихорич, существовала задолго до того, как
появились на Руси первые татары, "прототатары" по-славянски. Нынешней
осенью, во время празднования стопятидесятилетия изобретения папирос,
Чихорич прямым текстом сказал о "тысячелетней камаринской", а если
тысячелетняя, то какая же на Астрахань может быть Камаринская? Новгородские
архивы, конечно, сильно погорели во время испанской оккупации сороковых
годов (за что император все собирался стребовать долг с Испании, только вот
все руки не доходили), однако не настолько, чтобы агенты Ивнинга,
оформленные официально как "аспирантская рота" действительного тайного