мистер Чаффи просто помогал бы нести гроб, то и тогда бы он не мог вести
себя хуже, - сказал Моулд, бросая кругом умоляющие взгляды и помогая мистеру
Чаффи подняться с земли.
Моулд.
укоризны, подходя ближе к старику, - это уже не просто слабость. Это дурно,
эгоистично и очень нехорошо с вашей стороны, сударь вы мой. Вы забываете,
что вы не связаны с нашим покойным другом узами крови и что у него имеется
близкий, преданный родственник, мистер Чаффи.
силой чувства. - Его родной, родной и единственный сын!
обращайте внимания, что бы он там ни говорил. Я бы не удивился, если б он
понес даже бог знает какую чушь. Вы не обращайте на него внимания, никто не
обращайте. Я не обращаю. Мне отец велел о нем заботиться - и довольно. Что
бы он там ни говорил и ни делал - я о нем буду заботиться.
мистера Моулда и его весельчаков) при этом новом доказательстве великодушия
и добрых чувств со стороны Джонаса. Но Чаффи более не подвергал эти чувства
испытанию. Он совсем притих и, как только его оставили ненадолго в покое,
забрался снова в карету.
старого клерка привлекло к себе общее внимание. Однако его испуг был
кратковременным, и он скоро пришел в себя. Но не эту единственную перемену
можно было в нем наблюдать в тот день. Любопытные глаза мистера Пекснифа
подметили, что ему стало легче, как только они выехали из дома, направляясь
в скорбный путь, и что по мере того как церемония подвигалась к концу,
Джонас мало-помалу возвращался к прежнему своему состоянию и внешнему виду,
к прежней милой манере держать себя, ко всем приятным особенностям разговора
и обхождения, - словом, он вновь обрел самого себя. Уже когда они сидели в
карете, по дороге домой, а еще более, когда они туда возвратились и увидели,
что окна открыты, в комнаты впущен свет и воздух и удалены все следы недавно
совершившегося события, мистер Пексниф убедился, что имеет дело с тем же
Джонасом, которого он знал неделю тому назад, а не с Джонасом последних
дней, и добровольно расстался с только что приобретенной в доме властью, не
сделав ни малейшей попытки удержать ее и сразу же отступив на прежние
позиции покладистого и почтительного гостя.
подняли с постели принимать двойню; мистер Моулд отлично пообедал в кругу
своего семейства, а вечером отправился развлекаться в клуб; катафалк,
простояв довольно долго перед дверью развеселого кабака, потащился к
конюшне; все перья были убраны внутрь, а на крыше сидели двенадцать
красноносых факельщиков, и каждый держался за грязный колышек, на котором в
торжественных случаях развевались страусовые перья; траурные бархаты и шелка
были заботливо уложены в шкафы - для будущего нанимателя; горячие кони
успокоились и притихли в своих стойлах; доктор, подвыпив на свадебном обеде,
позабыл уже и середину истории, так и недосказанной им до конца, -
церемония, происходившая всего несколько коротких часов назад, нигде не
оставила по себе такого заметного следа, как в книгах гробовщика.
и сырая, и дождик тихо падал на гниющий чертополох и крапиву. Вырос еще один
новый холмик, которого не было здесь прошлой ночью. Время, роясь как крот
под землей, отметило свой путь, выбросив наверх еще одну кучку земли. И это
было все.
ГЛАВА XX
на ней полоска черного крепа, а потом, успокоившись на этот счет, снова
надел ее, - сколько вы намерены дать за вашими дочерьми, если они выйдут
замуж?
улыбаясь, - это единственный в своем роде вопрос!
возразил Джонас, не слишком благосклонно глядя на мистера Пекснифа, -
отвечайте или оставим этот разговор. Одно из двух.
кладя руку на колено своему родственнику, - осложняется разными
соображениями. Что я за ними дам? А?
мужей они себе выберут, дорогой мой юный друг, - сказал мистер Пексниф.
был удачный и с виду казался весьма глубокомысленным, но такова уж
премудрость простоты!
мистер Пексниф, помолчав немного, - весьма высок. Простите меня, дорогой кой
мистер Джонас, - прибавил он с большим чувством, - но я должен сказать вам,
что вы сами тому виной, если требования мои прихотливы, капризны и, так
сказать, играют всеми цветами радуги.
все более и более неодобрительно.
право задать такой вопрос. Сердце не всегда похоже на монетный двор, где
хитроумные машины превращают металл в ходячую монету. Иногда оно выбрасывает
слитии необыкновенной формы, какие трудно даже признать за монету. Однако
золото в них - чистой пробы. По крайней мере этого достоинства не отнимешь.
В них золото чистой пробы.
золото чистой пробы. Уж если быть вполне откровенным с вами, дорогой мистер
Джонас, я бы хотел найти двух таких зятьев, каким вы станете со временем по
отношению к какому-нибудь достойному человеку, способному оценить такую
натуру, как ваша, и тогда - не думая о себе самом - я назначил бы моим
дочерям приданое, какое только позволят мне мои средства.
удивляться тому, что мистер Пексниф, после всего что он видел и слышал о
мистере Джонасе, говорил серьезно на такую тему: на тему, которая способна
тронуть медом красноречия даже суетные уста гробовщика!
Оба джентльмена сидели на наружных местах и ехали по направлению к Солсбери.
Мистер Джонас сопровождал мистера Пекснифа домой, чтобы на несколько дней
переменить обстановку после перенесенных им испытаний.
вам достанется такой зять, как я, что же дальше? "Мистер Пексниф сначала
взглянул на него с неописуемым удивлением, которое затем мало-помалу
сменилось грустной игривостью.
- Моя дорогая Черри - это моя опора, мой посох, моя сума, мое сокровище,
мистер Джонас. Тяжело с ней расставаться, но это в природе вещей!
Когда-нибудь я должен буду расстаться с ней и отдать ее мужу. Я это знаю,
мой дорогой друг. Я приготовился к этому.
никому это не удалось. "Я не отдам своей руки, папа, - таковы были ее слова,
- если мое сердце не будет покорено". Последнее время она что-то не так
весела, как бывала раньше. Не знаю почему.
потом на багаж, наконец взглянул и на мистера Пекснифа.
расстаться? - заметил он, перехватив взгляд этого джентльмена.
моей глупенькой пташки, и тогда ее можно будет посадить в клетку. Но Черри,
мистер Джонас, Черри...
скажешь. Никто в этом не сомневается. Но вы так и не ответили на мой вопрос.
Вы, конечно, не обязаны отвечать, если не хотите. Дело ваше.
дававшая понять мистеру Пекснифу, что с его дорогим другом шутки плохи и
водить его за нос никак нельзя, - нужно или откровенно ответить на вопрос,
или прямо сказать, что он не желает объясняться на эту тему. Помня совет,
данный ему стариком Энтони чуть ли не при последнем дыхании, мистер Пексниф
решил высказаться откровенно и потому сообщил мистеру Джонасу (истолковывая
свою откровенность как доказательство привязанности и величайшего доверия),
что в том случае, о котором он говорил, а именно, если такой человек, как
Джонас, будет искать руки его дочери, он выделит ей в приданое четыре тысячи
фунтов.
родительский комментарий, - но это мой долг, и совесть вознаградит меня. Моя
совесть - вот мой банк. Я вложил туда кое-что, сущую безделицу, мистер
Джонас, но я ее ценю высоко и почитаю богатым вкладом, уверяю вас.
два лагеря. Одни стали бы утверждать самым бесцеремонным образом, что если
совесть была для мистера Пекснифа банком, где у него имелся текущий счет, то
Семенова Мария
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Ильин Андрей
Витковский Евгений
Посняков Андрей