начинала гулять полицейская дубинка при малейшем выражении недовольства, это
в счет не шло, потому что дубинка - орудие тупое. Они утверждали, что
иностранцы все безнравственны; и хотя в Англии тоже кой-когда бывают
судебные разбирательства и случаются бракоразводные процессы, это совершенно
другое дело. Они утверждали, что иностранцы лишены духа независимости,
поскольку их не водит стадом к избирательным урнам лорд Децимус Тит Полип с
развевающимися знаменами, под звуки "Правь, Британия" *. Чтоб больше не
утомлять читателя, скажем только, что они еще многое утверждали в таком же
роде.
иностранец с клюкой. Правда, он был не совсем одинок в этой борьбе - мистер
Артур Кленнэм рекомендовал его Плорнишам, жившим по той же лестнице, - но
все же шансы складывались далеко не в его пользу. По счастью, Кровоточащие
Сердца были добрые сердца, и видя, как этот маленький человечек с
приветливым лицом весело ковыляет по двору, никому не делая зла, не хватаясь
чуть что за нож, не совершая никаких вопиюще безнравственных поступков;
видя, как он живет, перебиваясь с хлеба на молоко, и по вечерам играет с
ребятишками миссис Плорниш, они мало-помалу склонились к решению, что, хоть
у него нет надежды когда-либо сделаться англичанином, было бы жестоко еще
наказывать его за это печальное для него обстоятельство. Они стали
снисходительно приноравливаться к его уровню, обходились с ним, как с
ребенком, хотя и называли его "мистер Баптист", бесцеремонно хохотали над
его привычкой усиленно жестикулировать и его английской речью, напоминавшей
младенческий лепет, - тем более что он нимало не обижался и сам хохотал
громче всех. Обращаясь к нему, они не говорили, а кричали, словно он был
глухой. Чтобы он лучше усвоил правильный английский язык, они составляли
фразы, весьма похожие на те, какими дикари объяснялись с капитаном Куком или
Пятница с Робинзоном Крузо. Особенных успехов достигла в этом трудном
искусстве миссис Плорниш; ее знаменитая сентенция: "Я надеяться ваш нога
скоро здоров" - считалась в Подворье сказанной почти по-итальянски. Миссис
Плорниш и сама уже склонна была думать, что у нее врожденные способности к
этому языку. Для расширения словаря иностранца, популярность которого все
росла, употреблялись в качестве наглядных пособий предметы кухонной утвари;
и стоило ему показаться во дворе, как изо всех дверей выскакивали хозяйки и
наперебой кричали: "Мистер Баптист - чайник!", "Мистер Баптист - скалка!",
"Мистер Баптист - кочерга!", "Мистер Баптист - ситечко!" - размахивая
поименованными предметами и внушая ему непреодолимый ужас перед трудностями
англосаксонской речи.
проживания в Подворье - он имел счастье возбудить симпатии мистера Панкса. С
миссис Плорниш в качестве переводчицы последний явился в упоминавшуюся уже
мансарду и застал ее жильца с увлечением вырезывающим что-то по дереву при
помощи самых нехитрых инструментов. Скудость обстановки, состоящей из стола,
стула и жиденького тюфячка на полу, заменявшего кровать, совершенно не
мешала ему обретаться в самом жизнерадостном расположении духа.
улыбаясь во весь рот; затем выставил вперед столько пальцев правой руки,
сколько было шиллингов, и еще провел поперек одного пальца рукой, изображая
полшиллинга.
значит, как? Платим в срок и сполна? Что ж, тем лучше. Но, признаться, не
ожидал.
переводчицы и объяснила мистеру Баптисту:
вдруг почувствовал что-то неотразимо привлекательное в этой сияющей
физиономии.
дней через пять-шесть он уже сможет ходить без палки. (Такой удобный случай,
конечно, нельзя было упустить, и миссис Плорниш блеснула своим искусством,
объяснив мистеру Баптисту не без законной гордости: "Его надеяться ваш нога
скоро здоров".)
рассматривая его, точно заводную игрушку. - На что он живет?
такой оказался искусник, просто на диво. (Мистер Баптист, следивший за
выражением их лиц, тотчас же протянул свое изделие. Миссис Плорниш поспешила
перевести еще невысказанную мысль Панкса: "Его довольный. Еще раз хорошо!")
зарабатывать неплохо. Это занятие ему приискал мистер Кленнэм; он и у себя
на заводе находит ему всякие поделки - попросту говоря, придумывает, чтоб
дать ему заработать.
трудно. Бродит по двору, болтает с кем придется, хоть не очень-то они
понимают друг друга; то с детишками поиграет, то просто посидит, погреется
на солнышке - он где угодно расположится, точно в кресле - и всегда веселый,
поет, смеется.
рту смеется.
поднимется по ступенькам, стоит и смотрит. И так чудно смотрит! Кто говорит,
это он родину свою высматривает вдалеке, кто говорит - ждет кого-то с
опаской, а кто и вовсе не знает, что сказать. Мистер Баптист, по-видимому,
уловил общий смысл ее слов - быть может, сумел подметить и истолковать мину,
с которой она изображала, как он "стоит и смотрит". Во всяком случае, он
вдруг закрыл глаза и, тряхнув головой с видом человека, который знает, что
делает, произнес на своем родном языке: "Ладно уж!" - "Altro".
Altro!
повторил несколько раз подряд; мистер Панкс с обычной для него степенностью
повторил его только раз. Но с этого дня у Панкса-цыгана завелась новая
привычка: возвращаясь домой после утомительного дня, он часто заходил в
Подворье Кровоточащего Сердца, поднимался, не торопясь, по лестнице,
приотворял дверь мансарды мистера Баптиста, и если тот оказывался дома,
говорил ему с порога: "Здорово, приятель! Altro!" А мистер Баптист весь
расплывался в улыбке и, радостно кивая головой, отвечал: "Altro, signore,
altro, altro, altro!" После каковой сжатой и лаконической беседы Панкс шел
домой довольный, как человек, которому удалось передохнуть и освежиться.
ГЛАВА XXVI - Ничьи сомнения и тревоги
влюбляться в Бэби, он бы теперь переживал черные дни, будучи вынужден вести
нелегкую борьбу с собственными чувствами. Прежде всего в нем бы пыталось
одержать верх если не враждебное, то, во всяком случае, неприязненное
отношение к мистеру Генри Гоуэну, а тайный голос твердил бы ему, что это
недостойно джентльмена. Благородной душе несвойственны резкие антипатии, и
она с трудом поддается им, даже когда они вполне беспристрастны; но если
раздумье покажет, что в основе недоброго чувства лежит пристрастие - уныние
овладевает такой душой.
Генри Гоуэна постоянно омрачал бы мысли Кленнэма, отвлекая их от несравненно
более приятных лиц и предметов. А так этот образ значительно больше места
занимал в мыслях Дэниела Дойса; во всяком случае, не Кленнэм, а Дойс обычно
первым называл его имя в дружеских беседах компаньонов между собой. Беседы
эти происходили теперь довольно часто, с тех пор как компаньоны наняли
сообща часть просторного дома в одной из угрюмых, старых улиц Сити,
неподалеку от Английского банка, у самой Лондон-Уолл.
сопутствовать. Мистер Дойс только что воротился домой. Он просунул голову в
дверь к Артуру Кленнэму, чтобы пожелать ему доброй ночи.
захотел мешать.
книгу, которую читал - пожалуй, даже и не заглянул бы в нее за целый час ни
разу, хотя она лежала раскрытой перед его глазами. Сейчас он поторопился ее
захлопнуть.
достал его и принялся вытирать лоб. медленно повторяя:
Ну, этот.