владельца. Ах, он стоил пятидесяти табакерок, и я бы заплатил их стои-
мость, только бы его вернуть. Следовало вам знать Плута, мой милый, сле-
довало вам знать Плута.
мистер Болтер.
каких-нибудь новых улик, то дадут ему короткий срок, и месяца через пол-
тора он к нам вернется, а если раздобудут, то дело пахнет укупоркой. Им
известно, какой он умный парень. Он будет пожизненным. Они сделают Плута
ни больше, ни меньше, как пожизненным.
толку объясняться со мной на таком языке? Почему вы не говорите так,
чтобы я мог вас понять?
язык, и, получив объяснение, мистер Болтер узнал бы, что сочетание этих
слов означает по жизненную каторгу, но тут беседа была прервана появле-
нием юного Бейтса, руки которого были засунуты в карманы, а лицо переко-
силось, выражая полукомическую скорбь.
были представлены друг другу.
два-три человека явятся опознать его, и Плуту придется пуститься в пла-
вание, - ответил юный Бейтс. - Мне, Феджин, нужны траурный костюм и лен-
та на шляпу, чтобы навестить его перед тем, как он отправится в путе-
шествие. Подумать только, что Джек Даукинс - молодчага Джек - Плут -
Ловкий Плут уезжает в чужие края из-за простой табакерки, которой цена
два с половиной пенса. Я всегда думал, что если такое с ним случится, то
по меньшей мере из-за золотых часов с цепочкой и печатками. Ох, почему
он не отобрал у какогонибудь старого богача все его драгоценности, чтобы
уехать как джентльмен, а не как простой воришка, без всяких почестей и
славы!
Бейтс с видом грустным и угнетенным опустился на ближайший стул.
взгляд на своего ученика. - Разве не был он на голову выше всех вас?
Разве есть среди вас хоть один, кто бы мог до него дотянуться и в
чем-нибудь сравняться с ним?
Ни одного.
чешь?
взбудоражили нахлынувшие сожаления, побудив бросить открытый вызов свое-
му почтенному другу о том, что это не будет указано в обвинительном ак-
те, о том, что никто никогда до конца не узнает, кем он был. Какое место
он займет в Ныогетском справочнике? Может быть, вовсе не попадет туда. О
господи, какой удар!
и, словно паралитик, весь сотрясаясь от собственного хихиканья. - Пос-
мотрите, как они гордятся своей профессией, мой милый. Не чудесно ли
это?
секунд созерцавший с нескрываемым удовлетворением скорбь Чарли Бейтса,
подошел к сему молодому джентльмену и потрепал его по плечу.
непременно станет известно. Все узнают, каким он был смышленым парнем,
он сам это покажет и не опозорит своих старых приятелей и учителей. По-
думай о том, как он молод. Как почетно, Чарли, получить укупорку в такие
годы!
шись.
держать в каменном кувшине, как джентльмена, Чарли. Как джентльмена.
Каждый день пиво и карманные деньги, чтобы играть в орлянку, если он не
может их истратить.
- такой, что лучше всех умеет болтать языком, чтобы его защитить. Плут,
если захочет, и сам может произнести речь, а мы ее всю прочитаем в газе-
тах: "Ловкий Плут - взрывы смеха, с судьями конвульсии". Ну как, Чарли,
э?
Плут-то им досадит, верно?
взгляд на своего ученика.
ей-богу, вижу, Феджин. Вот потеха! Вот уж взаправду потеха! Все большие
парики стараются напустить на себя важность, а Джек Даукинс обращается к
ним спокойно и задушевно, будто он родной сын судьи и произносит спич
после обеда. Ха-ха-ха!
ческий характер своего молодого друга, что Бейтс, который сначала был
склонен почитать арестованного Плута жертвой, смотрел на него теперь как
на первого актера на сцене, отличающегося беспримерным и восхитительным
юмором, и с нетерпением ждал часа, когда старому его приятелю предста-
вится столь благоприятный случай обнаружить свои таланты.
Феджин. - Дай-ка я подумаю.
милый, окончательно рехнулся, если вздумал идти туда, где... Нет, Чарли,
нет. Нельзя терять больше одного за раз.
подмигивая.
положив руку на плечо Ноэ. - Его никто не знает.
Болтеру, - ровно ничего.
головой. - Нет, нет, бросьте! Это не входит в мои обязанности.
презрительно созерцая тощую фигуру Ноэ. - Удирать, когда что-нибудь не-
ладно, и есть по горло, когда все в порядке? Это, что ли, его занятие?
ляй себе вольностей со старшими, не то тебе не поздоровится.
что прошло некоторое время, прежде чем Феджин мог вмешаться и объяснить
мистеру Болтеру, что в полицейском управлении ему ничто не грозит, ибо
ни отчет о маленьком дельце, в котором он участвовал, ни описание его
особы еще не препровождены в столицу и, по всей вероятности, его даже не
подозревают в том, что он искал в ней приюта, а потому - если он надле-
жащим образом переоденется, то может посетить это место с такой же безо-
пасностью, как и всякое другое в Лондоне, тем более что из всех мест оно
самое последнее, где можно ждать добровольного его появления.
подавленный страхом перед Феджином, мистер Болтер с большой неохотой
согласился, наконец, отправиться в эту экспедицию. По указанию Феджина
он немедленно заменил свой костюм курткой возчика, короткими плисовыми
штанами и кожаными гетрами, - все это было у Феджина под рукой. Его
снабдили также войлочной шляпой, разукрашенной билетиками с заставы и
извозчичьим кнутом. В таком снаряжении он должен был ввалиться в суд,
как сделал бы какой-нибудь деревенский парень с Ковент-Гарденского рын-
ка, вздумавший удовлетворить свое любопытство. А так как Ноэ был как раз
таким неотесанным, неуклюжим и костлявым парнем, какой был нужен, мистер
Феджин не сомневался в том, что он в совершенстве справится со своей
ролью.
меты, необходимые для опознания Ловкого Плута, и юный Бейтс проводил его
темными и извилистыми путями до того места, откуда было недалеко до
Боу-стрит. Описав точное местонахождение полицейского управления и при-
совокупив многочисленные указания, как пройти переулком, пересечь двор,
подняться по лестнице к двери по правую руку и, войдя в комнату, снять
шляпу, Чарли Бейтс предложил ему проститься и быстро идти дальше и обе-
щал ждать его возвращения там, где они расстались.
следовал полученным указаниям, которые (юный Бейтс был недурно знаком с
этой местностью) были так точны, что ему удалось достигнуть полицейского
управления, не задавая никаких вопросов и не встретив на пути никаких
помех. Он очутился в плотной толпе, состоявшей преимущественно из жен-
щин, теснившихся в грязной, душной комнате, в дальнем конце которой на-
ходилось огороженное перилами возвышение со скамьей для подсудимых у
стены слева, кафедрой для свидетелей посередине и столом для судей спра-
ва; это последнее, устрашающее место было отделено перегородкой, которая
скрывала суд от взоров простых смертных и давала свободу черни представ-