ночью обязательно посмотрел на звезды и сделал то, о чем я его прошу в этом
письме, если он верит,
наших местах в первый раз был, и знаю, что его сюда теперь привело. Ну,
вставай живее, ты уж и так тут засиделся. Иди за мной!
лесом по кратчайшей дороге, которую он один ни за что не нашел бы; потом они
вышли в поле, причем Мег по-прежнему шла впереди большими шагами, пока они
не добрались до вершины холмика, возвышавшегося над дорогой.
тучу, что целый день небо заволакивала. Погляди, куда упали первые лучи: они
осветили круглую башню Донагилды, самую древнюю башню Элленгауэнского замка,
и это не зря! Смотри, как темно на море, там, где лодка стоит в заливе, и
это тоже неспроста. Тут вот я стояла, на этом самом месте, - сказала она,
выпрямившись во весь свой необыкновенный рост и вытянув вперед длинную
жилистую руку со сжатым кулаком, - вот здесь я стояла, когда я предсказала
последнему лэрду Элленгауэну беду, что стрясется над его домом. И разве не
рухнул дом? И хуже еще случилось. И теперь на том самом месте, где я сломала
над его головой жезл мира, я стою и молю господа: да благословит он
настоящего наследника Элленгауэна, который скоро вернется в родной дом, и да
ниспошлет он ему счастье! Он будет самым добрым лэрдом, которого за триста
лет видели земли Элленгауэна. Я, может быть, до этого уже не доживу; но,
когда мне закроют глаза, много еще останется открытых глаз, и они увидят. А
теперь слушай меня, Авель Сэмсон: если когда-нибудь тебе была дорога семья
Элленгауэнов, беги с этим письмом к английскому полковнику, только торопись
и помни, что от тебя теперь зависит жизнь и смерть!
шагами пошла назад, скрывшись в том самом лесу, из которого они вышли. Это
было как раз там, где лес этот глубже всего вдавался в поле. Сэмсон в
крайнем изумлении глядел ей вслед, а потом бросился исполнять ее приказание.
Он понесся в Вудберн с быстротой, которая ему никогда не была свойственна, и
дорогой трижды вскрикнул: "Удивительно! Удивительно! У-ди-ви-тель-но!"
Глава 47
ему вышла ожидавшая его экономка миссис Эллен - это была почтенная особа,
исполненная к Домини того уважения, с которым в Шотландии всегда относятся к
лицам духовного звания.
совсем извели себя своими постами, для желудка ничего нет вреднее. Хоть бы
вы мятных лепешек с собой взяли или велели Барнсу для вас сандвич сделать.
Меррилиз, и направился в столовую.
сейчас полковнику туда вино подали. Зайдите ко мне, у меня для вас хороший
кусочек мясца припасен, повар его мигом поджарит.
пообедал.
кому не ходили?
удерживая Сэмсона, - его околдовали, или он просто рехнулся. Теперь только
полковнику с ним справиться в пору! Господи, беда-то какая, вот до чего
ученье людей доводит! - И, продолжая причитать, она ушла к себе.
присутствующих своим видом. Он был весь в грязи; лицо его, и всегда-то
бледное, теперь, после перенесенных ужасов, волнений и усталости, осунулось,
как у мертвеца.
Бертрам не на шутку обеспокоена состоянием своего простодушного, но верного
друга.
себя и расскажите, что все это значит.
вертелись одни только латинские заклинания, он почел за благо, не говоря ни
слова, сунуть полковнику в руку клочок бумаги, полученный им от цыганки;
полковник распечатал письмо и с удивлением прочел его.
касалось мисс Бертрам, Домини нередко становился и разборчивым и осторожным.
Так и теперь, когда он припомнил все печальные обстоятельства, связанные с
именем Мег Меррилиз, он взглянул на молодых девушек и умолк.
вижу, что мистер Сэмсон хочет поговорить со мной наедине. Ну вот, они ушли.
Скажите же мне теперь, ради бога, мистер Сэмсон, что все это значит?
Это та самая Мег Меррилиз, которую еще двадцать лет тому назад надо было
сжечь, как шлюху, воровку, ведьму и цыганку.
пожалуй, и в целом свете не сыскать.
раздумывал: "Послать, чтобы ее арестовали? Но до Мак-Морлана скоро не
добраться, а сэр Роберт - старый колпак; к тому же, может быть, ее уже и
след давно простыл, или она снова будет молчать, как тогда. Нет, пусть уж
лучше меня дураком считают, а я все-таки поступлю так, как она говорит. Из
их племени многие ведь сначала людей обманывали, а кончали тем, что
становились настоящими фанатиками своего суеверия или пребывали где-то на
грани правды и лжи и вели себя столь непонятно, что никак нельзя было
сказать, обманывают ли они себя самих или кого другого.
мои усилия окажутся бесплодными, то мне не придется упрекать себя в том, что
я перемудрил".
распоряжение, о котором читатель узнает позднее. Теперь же нам предстоит
рассказать другое приключение, которое должно быть внесено в историю этого
замечательного дня.
отъезде. Действительно, всем своим поведением Мэннеринг дал понять, что это
было бы ему неприятно, а влияние, которое оказывал на Чарлза полковник,
сочетавший в себе воинские доблести с учтивостью джентльмена, было так
велико, что молодой человек ни за что на свете не решился бы его огорчить. У
него создалось впечатление, что Мэннеринг, вообще говоря, одобряет увлечение
его мисс Бертрам. Но он в то же время отлично понимал, что между ними не
должно быть никаких тайных отношений, хотя бы потому, что это не понравилось
бы его родителям, а уважение к Мэннерингу и благодарность за его великодушие
и за все заботы о мисс Бертрам не позволяли ему преступить те преграды,
которые полковник поставил между ним и Люси. "Нет, - решил он, - я не
позволю себе нарушить покой Люси до тех пор, пока она живет в доме
полковника и я не имею возможности предоставить ей свой собственный кров".
несмотря на то, что его конь, следуя старой привычке, поворачивал голову в
сторону Вудберна, и несмотря на то, что ежедневно ему два раза приходилось
проезжать мимо имения, Чарлз Хейзлвуд и в этот день сумел противостоять
сильному желанию заехать туда, хотя бы просто для того, чтобы узнать, как
чувствуют себя молодые леди и не нуждаются ли они в отсутствие толковника в
его помощи. Но, когда он проезжал мимо Вудберна во второй раз, искушение
оказалось настолько сильным, что он решил, что больше подвергаться ему не
стоит. Поэтому, удовлетворившись тем, что послал в Вудберн приветы,
пожелания и проч., он решил нанести давно обещанный визит одному семейству,
жившему неподалеку, и на обратном пути рассчитать время так, чтобы одним из
первых приветствовать Мэннеринга по его возвращении из долгого и нелегкого
путешествия в Эдинбург. Он поехал в гости, и когда через несколько часов ему
удалось узнать, что полковник вернулся, он стал прощаться с друзьями, у
которых провел это время, с тем чтобы пообедать уже в Вудберне, где он
всегда себя чувствовал как дома. Он уверил себя (и думал об этом, вероятно,
гораздо больше, чем следовало бы), что так будет естественнее и проще.
благоволила Чарлзу Хейзлвуду. Хозяйка дома, где он гостил, долго оставалась
у себя в комнате и к завтраку вышла поздно. Приятель его хотел обязательно
показать ему щенков, которых утром принесла его любимая легавая; они были
разных мастей, и между приятелем Хейзлвуда и псарем возник спор насчет того,
какой кобель был их отцом. Хейзлвуд должен был сказать по этому поводу свое
слово, и от него зависело, каких из этих щенков утопить и каких оставить. Да