костюмов. Со времени увольнения сына г-жа Орели пребывала в вечном страхе:
она чувствовала, что начальство охладело к ней, и видела, как со дня на
день упрочивается влияние Денизы. Не принесут ли ее под каким-нибудь
предлогом в жертву этой девушке? Величественное, заплывшее жиром лицо г-жи
Орели осунулось от сознания позора, которым отныне запятнана династия
Ломмов; она умышленно уходила теперь каждый вечер под руку с мужем:
несчастье сблизило их, и они поняли, что всему причиной царивший в их
семье разлад; бедняга муж, еще более удрученный, чем она, и полный
болезненного страха, как бы его самого не заподозрили в воровстве, по два
раза вслух пересчитывал выручку, совершая при этом настоящие чудеса
обрубком руки. Поэтому, когда г-жа Орели узнала, что Дениза назначается
заведующей отделом детских костюмов, она так обрадовалась, что принялась
всячески выражать ей свои самые сердечные чувства. Как благородно, что она
не отняла у нее места! Г-жа Орели осыпала Денизу проявлениями дружбы,
стала обращаться с нею, как с равной, часто заходила в соседний отдел,
чтобы поболтать с нею, и вносила в это такую торжественность, словно была
королева-мать, навещающая молодую королеву.
должность заведующей сразило последних ее противников. Если кое-кто еще и
продолжал злословить, то только потому, что люди не могут удержаться от
пересудов; зато кланялись ей очень низко, чуть не до земли. Маргарита,
ставшая помощницей в отделе готового платья, рассыпалась в похвалах по ее
адресу. Даже Клара смирилась, преисполнившись тайного уважения к успеху,
добиться которого сама не была способна. Торжество Денизы особенно
сказывалось на отношении к ней мужчин: Жув теперь разговаривал с ней не
иначе, как согнувшись вдвое, Гютен трепетал, понимая непрочность своего
положения, а Бурдонкль окончательно убедился в собственном бессилии. Когда
он увидел, как Дениза вышла из кабинета Муре, спокойная, улыбающаяся, и
когда на следующий день патрон потребовал от дирекции открыть новый отдел,
Бурдонкль склонился, побежденный, полный священного ужаса перед Женщиной.
Он всегда преклонялся перед обаянием Муре и признавал его своим
господином, несмотря на его сумасбродство и глупейшие сердечные увлечения.
На этот раз сила оказалась на стороне женщины, и Бурдонкль ждал, что и его
самого того и гляди унесет надвигающаяся катастрофа.
тронута всеми этими знаками уважения, желая видеть в них сочувствие к
своим невзгодам на первых порах, - невзгодам, увенчавшимся наконец успехом
в награду за ее мужество. Она с улыбкой и радостью принимала малейшие
свидетельства дружбы, и многие действительно полюбили ее, до того она была
кротка, приветлива и сердечна с каждым. К одной только Кларе выказывала
она непреодолимое отвращение: она узнала, что эта девица осуществила свое
намерение, о котором шутя говорила когда-то. Клара действительно забавы
ради однажды вечером пригласила к себе Коломбана, и теперь приказчик,
упоенный Долгожданным счастьем, перестал ночевать дома, в то время как
несчастная Женевьева медленно умирала. Об этом судачили в "Счастье",
находя историю уморительной.
Особенно хороша она была в своем отделе среди оравы малышей всех
возрастов. Она обожала детей, и нельзя было выбрать ей лучшей службы. Иной
раз там собиралось до сотни девочек и мальчиков, целый шумный пансион,
весело предававшийся удовольствиям зарождающегося кокетства. Матери теряли
голову. Дениза давала советы, улыбалась, рассаживала малышей по стульям.
Иной раз среди толпы Денизу привлекала какая-нибудь хорошенькая
розовенькая девочка, и она сама принималась обслуживать ее, приносила
платье, примеряла его на пухлых плечиках ребенка с нежными
предосторожностями старшей сестры. Раздавался звонкий смех, на фоне
ворчливых материнских голосов слышались восторженные возгласы. Иногда
девочка лет девяти-десяти, надев драповое пальто, уже как взрослая
сосредоточенно рассматривала его в зеркале, поворачиваясь во все стороны,
и глаза ее загорались желанием нравиться. Прилавки были загромождены
товарами: тут были розовые и голубые платьица из легкого шелка для детей
от одного до пяти лет; матросские костюмчики из зефира с плиссированными
юбочками и блузкой со вставками из перкаля; костюмы в стиле Людовика XV,
пальто, кофточки, груды узеньких платьиц с присущей им угловатой детской
грацией - нечто вроде гардероба целой ватаги больших кукол, извлеченного
из шкафов и предоставленного на расхищение. У Денизы в карманах всегда
были лакомства, которыми она унимала какого-нибудь расплакавшегося малыша,
огорченного тем, что ему не позволили унести с собой пару красных
штанишек; она жила среди этой детворы, как в родной семье, и сама
становилась девочкой в обществе бесхитростных и свежих созданий, постоянно
сменявшихся вокруг нее.
было зайти к нему за распоряжением или для доклада, он задерживал ее,
чтобы поболтать, - ему нравилось ее слушать. Это было как раз то, что она
в шутку называла "делать из него хорошего человека". В ее уме,
рассудительном и находчивом, как у всякой нормандки, постоянно возникали
планы и мысли относительно новой торговли; она уже пыталась делиться ими с
Робино и говорила о них с Муре в тот незабываемый вечер, когда они гуляли
в Тюильрийском саду. Она не могла заниматься каким-нибудь делом, наблюдать
за какой-нибудь работой без того, чтобы не почувствовать при этом желания
упорядочить, улучшить их. С самого своего поступления в "Дамское счастье"
она была удручена жалкой долей служащих; ее возмущали внезапные
увольнения, она их считала неразумными и несправедливыми, приносящими вред
и служащим и фирме. Дениза еще не забыла своих мучений в начале службы и
была полна сострадания к каждой вновь поступающей продавщице; она
замечала, как мучаются новенькие, еле держась на ногах от усталости, как
глаза их пухнут от слез, угадывала их нищету, прикрытую шелковым платьем,
понимала, что они подвергаются обидному преследованию со стороны старых
приказчиц. Эта собачья жизнь портила даже лучших из них и была для всех
сопряжена с самым печальным исходом: истощенные к сорока годам тяжелым
трудом, продавщицы исчезали, уходя в безвестность, или умирали от чахотки,
малокровия и переутомления, вызванных работой в спертом воздухе магазина;
иные попадали на улицу, а наиболее счастливые, выйдя замуж, прозябали в
какой-нибудь провинциальной лавчонке. Неужели можно считать гуманным и
справедливым это беспощадное истребление людей, производимое из года в год
большими магазинами? И Дениза выступила в защиту этих колесиков механизма,
основываясь при этом не на сентиментальных соображениях, а на интересах
самих хозяев. Хотите иметь хорошую машину, - так берите для этого лучший
сорт металла; ведь если металл оказывается негодным или приведен в
негодность, останавливается вся работа, нужны дополнительные затраты,
чтобы вновь наладить ее, а это ведет к излишним расходам. Порою Дениза
воодушевлялась, ей представлялся огромный идеальный магазин, фаланстер
торговли, где каждый по заслугам получает свою долю прибылей и где ему по
договору обеспечено безбедное будущее. Тогда Муре, несмотря на свое
лихорадочное состояние, начинал шутить. Он укорял ее в приверженности к
социализму, приводил ее этим в замешательство и доказывал, как трудно
осуществить ее мечты, но она говорила в простоте душевной, а когда
убеждалась в шаткости своих теорий, подсказанных добрым сердцем, то
спокойно полагалась на будущее. Он же слушал ее, смущенный и очарованный
звуком ее молодого голоса, еще дрожавшего от пережитых страданий, когда
она с такой убежденностью начинала говорить о реформах, которые должны
быть проведены в жизнь ради блага самой же фирмы. Он слушал, подтрунивая
над него, а тем временем участь служащих понемногу улучшалась: вместо
массовых увольнений во время мертвых сезонов были введены отпуска;
наконец, предполагалось устроить кассу взаимопомощи, которая облегчит
положение служащих при безработице и обеспечит их старость. Это было
зародышем крупных рабочих организаций двадцатого века.
кровоточившие раны, - она внушала Муре мысли, полные женской утонченности
и приводившие в восторг покупательниц. Она обрадовала и Ломма, поддержав
давно лелеемый им замысел - создать силами служащих оркестр. Три месяца
спустя под управлением Ломма находилось уже сто двадцать музыкантов; мечта
его жизни сбылась. В магазине было устроено большое празднество,
состоявшее из концерта и бала, и организованный "Счастьем" оркестр
выступил перед покупателями, перед всем миром. О нововведении заговорили
газеты, и даже Бурдонклю, которого все это сначала бесило, пришлось
склониться перед такой неслыханной рекламой. Затем была устроена
специальная комната, где к услугам продавцов имелись два бильярда и
столики для шахмат и трик-трака. При магазине открылись вечерние курсы,
велись занятия по английскому и немецкому языкам, грамматике, арифметике и
географии; были даже введены уроки верховой езды и фехтования. Для
служащих была создана библиотека в десять тысяч томов. Наконец, появился
доктор, живший при магазине и дававший бесплатные советы; были устроены
ванны, буфеты, парикмахерская. Все, что требовалось жизнью, находилось тут
же, под руками; не выходя из магазина, каждый получал стол, ночлег, одежду
и образование. "Дамское счастье" само удовлетворяло все свои материальные
и культурные потребности среди громадного Парижа, заинтересованного этими
новшествами, этим городом труда, который вырос на навозе старых улиц,
открывшихся наконец яркому солнцу.
Побежденный Бурдонкль с отчаянием твердил в кругу близких, что он много бы
дал за то, чтобы собственноручно уложить Денизу в постель Муре, и из этого
заключали, что она так и не уступила хозяину и что могущество ее является
следствием ее отказа. С этих пор она стала общей любимицей. Все знали о
льготах, которыми были ей обязаны, все восхищались силой ее воли.
Наконец-то нашлась такая, которая сумела подчинить себе хозяина, отомстить
за всех и добиться не одних только обещаний! Наконец-то появилась женщина,
которая заставила уважать бедный люд! Когда она, кроткая и непобедимая,
проходила по отделам, продавцы, завидя ее изящную упрямую головку,
приветливо улыбались; они гордились своею сослуживицей и охотно
Володихин Дмитрий
Херберт Фрэнк
Каргалов Вадим
Семенова Мария
Круз Андрей
Шилова Юлия