расположенного рядом с Нью-Йорком города Ньюарка, автором которой значился
Дидрих Никербокер младший ("The Manuscript of Diedrich Knickerbocker, Jun."
N. Y., 1824). В 1850 г. Натаниел Готорн во вступительном очерке к роману
"Алая буква" уверяет, что нашел среди бумаг давно умершего таможенного
надзирателя Джонатана Пью историю Бостона XVII в. и разыгравшейся там
трагедии. Так дух неугомонного Дидриха Никербокера, автора романтических
историй о далеком прошлом своей родины, вновь воскрес, на этот раз под
именем достопочтенного мистера Пью.
завоевания Гренады" (1829) он выпустил под псевдонимом монаха-летописца
Антонио Агапида, этого испанского Никербокера, воплотившего в себе дух
рыцарства и веру средневекового фанатика.
рукописей" был в повсеместном употреблении, то в серьезных, то в
сатирических целях, то просто ради повышения занимательности повествования.
В предисловии к роману "Монастырь" В. Скотт не без иронии указывал на
неумеренное употребление подобной завязки в повествованиях, лишающее их в
конце концов правдоподобия и слишком отзывающееся традиционной схемой,
готовым штампом {"Неизданные письма иностранных писателей XVIII-XIX веков из
ленинградских рукописных собраний". Под ред. М. П. Алексеева. М.-Л., Изд-во
АН СССР, 1960, стр. 75.}.
печататься первые очерки из сатирической серии "Салмаганди" {Обычно принято
считать, что образцом для этого первого литературного произведения Ирвинга,
печатавшегося первоначально в виде журнала (всего вышло 20 номеров с 24
января 1807 г. по 25 января 1808 г.), послужили журналы Аддисона и Стиля,
издававшиеся в начале XVIII в. Однако существуют и более близкие прототипы.
Так, английские демократы Лондонского корреспондентского общества издавали в
годы французской революции журнал, состоящий также из сатирических очерков и
стихов, в названии которого тоже фигурировало слово "Салмаганди"
("винегрет", "смесь", "всякая всячина"). Этот популярный в конце XVIII в.
еженедельник назывался "Политика для народа, или Салмаганди для свиней"
(1793-1795) и выдержал несколько переизданий, хотя его издатель и
подвергался судебным преследованиям со стороны властей за резкую критику
существующего в Англии государственного строя. Членом Лондонского
корреспондентского общества был американский поэт Джоэл Барло,
содействовавший связям английских и американских демократов. Когда в 1805 г.
он вернулся в США, его дом стал местом постоянных встреч литераторов. Здесь
молодые авторы "Салмаганди" могли познакомиться с английским журналом того
же названия.}, выпускаемой Ирвингом, его старшим братом Вильямом и будущим
известным американским писателем Джеймсом Полдингом, появилась обширная
поэма Джоэла Барло "Колумбиада" (1807). Поэт, участник американской
революции, хотел воспеть историю молодого государства, за свободу которого
он сражался. Еще в 1787 г., воодушевленный идеей создания американского
национального эпоса, он опубликовал поэму "Видение Колумба", в которой
изображает индейцев и ранние поселения белых колонистов Северной Америки в
руссоистском духе.
другие авторы подобных и ныне забытых героических эпопей, появлявшихся в
годы американской революции, обратился к эпическому опыту европейских
литератур. С эпической поэмы "Растущая слава Америки" (1772) начинал и "отец
американской поэзии" Филипп Френо.
эпопеи, но и комические пародии на них. Исторический материал подвергался в
них ироническому переосмыслению. Эта традиция в сочетании с юмористическими
буффонадами молодого Ирвинга, увлекавшегося книгами Стерна, легла в основу
жанра "Истории Нью-Йорка".
развитие затем в "Истории Нью-Йорка", Ирвинг предпринял в "Салмаганди".
Политическая сатира на местном нью-йоркском материале сближает эти очерки с
"ученым трудом" Никербокера. В э 17 "Салмаганди" упоминается один из
участников воспетого затем в "Истории Нью-Йорка" похода Питера
Твердоголового против шведов - закоренелый богохульник Ван-Дам, воинская
слава которого не дошла до наших дней только потому, что он был слишком
скромен и не решился совершить ничего такого, о чем бы стоило говорить в
позднейшие времена.
отрывок из "Хроники достославного и древнего города Дураков", которая
непосредственно вводит нас в атмосферу "Истории Нью-Йорка".
современной политической направленностью вызывали восхищение современников.
Колридж читал "Историю Нью-Йорка", не отрываясь, всю ночь напролет, Диккенс
перечитывал ее постоянно.
Паррингтон утверждает, что ""История", написанная Никербокером, остается
самым талантливым и выдающимся из его сочинений. Веселье юности искрится и
сверкает на ее волшебных страницах, бросая вызов всеуничтожающему времени.
Критики могут обвинять позднего Ирвинга в многочисленных серьезных
недостатках, но порывы критических ветров не в состоянии развеять
романтические клубы дыма, поднимающиеся от трубки Воутера Ван Твиллера" {В.
Л. Паррингтон. Основные течения американской мысли, т. II. М., 1962, стр.
247.}. Трудно не согласиться с этим мнением, прочитав забавную и
поучительную, комическую и трагическую историю возникновения, расцвета и
гибели славной голландской колонии Новый Амстердам.
собственном смысле этого слова. Между тем в книге Ирвинга больше подлинно
исторического звучания, чем в каком-либо ином из многочисленных ученых
трактатов о Нью-Йорке, написанных американскими буржуазными историками за
три века существования города и штата Нью-Йорк.
американского романтизма. В ней прежде всего сказывается пародирование
рационалистической традиции классицизма XVIII в., отношения к истории как
учебнику и наставнику жизни, стремления представить и осмыслить общественную
жизнь на примерах и образцах, почерпнутых из античности. Отсюда постоянное
обращение Никербокера к гомеровскому циклу, к Греции и Риму, с которыми
сопоставляется история голландской колонии Новый Амстердам. Даже частые
параллели с артуровским циклом, возникающие в книге Ирвинга, используются в
целях травестирования.
событий, происшедших в Новом Амстердаме, в книге есть один безусловно
романтический образ, придающий красочность самым казалось бы сухим и скучным
страницам жизни старой голландской колонии. Это сам Дидрих Никербокер, с
загадочного исчезновения которого начинается рассказ о появлении на свет
"Истории Нью-Йорка". Его предки выступают в хронике участниками рыцарских
деяний Питера Твердоголового, а сам он долго еще не может распроститься с
читателем на последних страницах, когда эта "единственная достоверная
история тех времен из всех, которые когда-либо были и будут опубликованы",
уже закончилась.
героем Ирвинга - Рипом Ван Винклем, созданным, по уверению писателя, тем же
Никербокером {Этот рассказ имеет подзаголовок: "Посмертный труд Дидриха
Никербокера". В дальнейшем многие рассказы Ирвинга имели такой же
подзаголовок. Среди них "Легенда о Сонной Лощине", "Дом с привидениями",
"Кладоискатели".}. Оба они бегут из мира американской действительности в
царство романтической фантастики, легендарного прошлого времен Хендрика
Гудзона. Там, в патриархальном голландском Новом Амстердаме своей мечты,
находят они то, чего не хватает им в современном обществе, в Америке бизнеса
и денежного расчета. Но и там, в далеком прошлом времен Питера
Твердоголового, происходят бесконечные раздоры, подобные борьбе федералистов
и демократов - двух американских партий конца XVIII - начала XIX вв.
Никербокер, Рип Ван Винкль или незадачливый герой "Легенды о Сонной Лощине"
Икабод Крейн, - в том, что все они куда-то уходят, оставляя позади
современную Америку. Так уходили на Запад американские пионеры, спасаясь от
наступления буржуазного прогресса.
Америке. Подернутое дымкой фантастики прошлое неудержимо влекло и
притягивало к себе летописца трех голландских губернаторов Нового
Амстердама. "Настоящее представлялось Ирвингу менее интересным, чем прошлое,
и, конечно, менее красочным, - замечает В. Л. Паррингтон. - Он не мог
примириться с духом торгашества и спекуляции. Заботы этого мира не волновали
его. В глазах Ирвинга трубка старого Дидриха Никербокера стоила гораздо
больше, чем весь новый Уолл-стрит, а черная бутылка, принесшая столь
необычные приключения Рипу Ван Винклю, казалась ему более реальной, чем
умирающий федерализм, судорожно цеплявшийся за остатки своих надежд, или
буйная демократия, обряженная в засаленную одежду, говорящая с ирландским
акцентом и сгоняемая к избирательным урнам дельцами из Таммани-Холла" {В. Л.
Паррингтон. Указ. соч., стр. 237.}.
окружая давно прошедшие события ореолом привлекательности. И в то же время
из-под его пера выходит острая пародия на романтическое понимание истории,
складывавшееся в начале XIX в. Прослеживая цепь событий от захвата
крохотного Форт-Кашемира коварными шведами, повлекшего за собой мщение
грозного Питера Твердоголового, до завоевания Новых Нидерландов англичанами,
вследствие чего все пространство Северной Америки от Новой Шотландии до
Флориды стало единым владением британской короны, Ирвинг пишет с оттенком
иронии, что благодаря этому разрозненные колонии составили одно целое и при