настроение у него после стольких дней горестного раздумья было слишком
грустное, чтобы пускаться в такое путешествие. И он отрицательно покачал
головой:
слишком злоупотребляю вашей добротой.
заподозрив, почему он отказывается, Дженни добавила: - Вы будете платить
ей за стол... ровно столько, сколько платите мне.
уговорам, тем более что эти люди желали ему только добра и хотели, чтобы
он снова стал здоровым. Да к тому же кратковременная прогулка на ветру по
улице Степни основательно поколебала его надежду на то, что он скоро
сможет взяться за работу - если вообще когда-нибудь сможет. Он понял, что
не создаст ничего путного, пока не восстановит силы, а потому самое
разумное - принять дружеское предложение Дженни.
понедельник, после второго завтрака, Стефен и Дженни если на вокзале
Чэринг-Кросс в поезд и отправились в Маргет. Дженни, на чью долю выпадало
довольно мало радостей, была в веселом, приподнятом настроении и болтала
без умолку пока они мчались через Дартфорд и Чатам, через болота в устье
Темзы, а затем выбрались на Кентскую равнину. Щеки Дженни так и пылали,
точно она долго терла их щеткой, а глаза горели живым огнем. На ней было
темно-зеленое бархатное пальто с воротником и капюшоном, отделанными
тесьмой, - оно хоть и немного вытерлось на швах, но очень шло ей. Свои
маленькие, огрубевшие от работы руки Дженни упрятала в белоснежные нитяные
перчатки; на ногах ее блестели тщательно начищенные черные ботинки на
пуговках. Зато шляпа была сущий кошмар: на макушке Дженни высилось
хитроумное сооружение из атласа и каких-то немыслимых перьев, похожее на
диковинную птицу в гнезде. Стефен положительно не мог оторвать от нее
глаз, так что в конце концов Дженни, заметив его зачарованный взгляд,
доверительно улыбнулась:
распродаже. И потом, красный - это мой цвет.
вдруг влетит в окно искра и прожжет дырку.
пушистой челкой. Без шляпы она снова стала самой собой - живая,
безыскусственная невысокая женщина в белой бумажной блузке, чуть
располневшая, не то что в Доме благодати. Какая она была тоненькая тогда,
когда приходила к нему убирать комнату и заодно пришивала оторвавшиеся
пуговицы. Стефен исподтишка разглядывал ее: она сидела в профиль, так что
короткая верхняя губка и чуть вздернутый нос особенно бросались в глаза.
Приличия ради она держала на коленях дамский журнал, который он купил ей в
киоске и который она даже не раскрыла, и, словно завороженная, смотрела на
мелькавшие мимо ветряные мельницы, сушильни для хмеля и ярко-красные
кирпичные амбары.
для хмеля - и не сочтешь!
прочь! - серьезно ответила она, затем взглянула на него и рассмеялась. -
Но уж крепче ничего в рот не беру.
и, сняв с багажной сетки сумку, достала пакет; не обращая внимания на двух
других пассажиров, она развернула его и вынула сэндвичи с ветчиной и
языком.
- Я обещала капитану, что вы у меня будете есть, как надо. А уж если я не
заставлю, так Флорри заставит. Одно могу про нее сказать: готовит она
отменно. Надеюсь, вы любите рыбу?
беспокоюсь. Тревожит меня другое: понравлюсь ли я вашей рыбнице... я хотел
сказать - Флорри.
самостоятельная. Со всем сама управляется, и помогает-то ей один только
мальчонка - Эрни Вуд, племянник. Правда, жизнь у нее была нелегкая. Да и
сейчас она часто прихварывает: все простужается. И ноги у нее больные. Но
в общем вы с ней поладите.
разместимся: я буду спать с Флорри, а вы - в моей постели.
слов, мучительно покраснела. Наступило неловкое молчание, она отвернулась
и принялась смотреть в окно.
дня, и едва Стефен вышел на открытую платформу, как его точно током
ударило - такой здесь был терпкий воздух: насыщенный испарениями реки и
океана, запахом соли, ракушек, водорослей и целебной грязи, он одарял
озоном скромных приезжих из лондонского Ист-Энда и был, конечно,
плебейским, однако непревзойденным во всей Англии. Как и предполагала
Дженни, на станции их встречал Эрни, низкорослый, но славный мальчик - лет
пятнадцати. Багаж погрузили на тележку, запряженную пони, втиснув пожитки
между двумя пустыми ящиками, и, разместившись втроем на переднем сиденье,
направились в старинный город Маргет.
старые и довольно ветхие домишки, пахнувшие смолою и морем; перед ними
пролегала булыжная мостовая, а за нею смутно виднелся лес мачт, снасти,
груды канатов, бочки, ящики, горы нанесенного прибоем ила, длинный мол и
бьющие в него серые волны Северного моря. Лавка Флорри, помещавшаяся в
доме N_49, низеньком и кособоком, была выкрашена в ярко-голубой цвет; за
витриной виднелся мраморный прилавок, а над дверью висела вывеска, на
которой было выведено золочеными буквами: "Флоренс Бейнс. Свежая рыба.
Креветки и моллюски в большом выборе". Над лавкой помещались жилые
комнаты, куда вела снаружи каменная лестница.
стоял накрытый стол, но не было ни одного живого существа, кроме пушистой
рыжей кошки. Эрни тотчас помчался вниз, чтобы сменить в лавке тетушку, и
та вскоре появилась в гостиной - худощавая, угловатая женщина лет сорока,
с крупным носом. Спустив на покрасневшие руки закатанные выше локтя
рукава, она дружески расцеловалась с Дженни, внимательно оглядела Стефена
и протянула ему влажные, холодные, как ее креветки, пальцы.
поднос, на котором стояла тарелочка с хрустящим хлебом, чайник и
внушительных размеров блюдо с жареной рыбой, затем, держась очень прямо,
села за стол и принялась угощать гостей, всем своим видом показывая, что
уж кто-кто, а она голову никогда не теряет.
причмокнув от удовольствия.
мной можно сколько угодно измываться.
чинушами: и почему только мир устроен так несправедливо, почему в нем
господствуют мужчины? Казалось, она хмуро припоминала все беды, все, что
вытерпели и выстрадали представительницы ее пола со времен грехопадения
Евы.
Ее все знают: креветки и моллюски у нее замечательные!
явно оскорблена тем, что Дженни забыла упомянуть об этом немаловажном
обстоятельстве.
Стефен.
Кушайте на здоровье. В море ее сколько угодно.
потрескивал уголь, однако Стефену было не по себе: он чувствовал, что с
самого начала возбудил недоверие хозяйки. Ему-то это было глубоко
безразлично, но он счел необходимым - не ради себя, а ради Дженни -
завоевать расположение торговки рыбой. Простою вежливостью, как он понял,
тут ничего не добьешься - скорее наоборот. Он заметил, что Флорри
неравнодушна к рыжему коту, усевшемуся на ручку ее кресла, - она то и дело
давала ему куски со своей тарелки, - и, вынув из кармана блокнот и
карандаш, принялся, пока обе женщины были заняты немногословной, однако
дружеской беседой, рисовать кота.
его Флорри.
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Махров Алексей
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия