- Помилуйте, кузен! Вы угодите в темницу за подобные речи.
- Речи из уст королевского шута немногие воспринимают всерьез, - синьор
Лоренцо продолжал улыбаться, а я подумал почему-то, что он и впрямь не
прочь подергать смерть за усы.
- Шута, - удрученно повторил Юлиан и опустил взгляд. - Единственный сын
благородного графа Колладара - шут у трона чужого короля.
Лоренцо положил руку на плечо кузену.
- Что дозволено шуту, порой не дозволено самому кардиналу, - сказал он,
понизив голос почти до шепота. - Рано или поздно у меня будет официальный
статус. А пока я пользуюсь природным званием.
И он небрежно кивнул на меня.
- Посмотри, - Юлиан будто бы отшатнулся, - он нахмурился.
- Кто? - кажется, не понял Лоренцо.
- Он. Его лицо. Ты видел, как он смотрит на тебя?
Взгляд ярких карих глаз скользнул в моем направлении. Я действительно был
взбешен подобным обращением, однако тот, кому предназначался мой гнев,
упорно отказывался меня видеть.
- Юлиан, это не смотрит, - назидательно начал Лоренцо. - Оно иногда
закрывает и открывает глаза. Иногда поворачивает голову. И часто вздыхает.
О, как сие нравится дамам!
Его речь была прервана появлением Джузеппе с подносом, уставленным
бутылками. После традиционных тостов и обильной закуски, разговор
перекинулся на воспоминания юности, затем вовсе уплыл в неведомые дали.
Вернее, в неведомые дали уплыло мое сознание, поскольку по закону
сообщающихся сосудов весь алкоголь застревал в моей голове, и лишь после
изрядного ее наполнения начинал продвижение в голову "большого брата".
Самое обидное, что Лоренцо это прекрасно знал и умел остановиться вовремя.
Следовательно, никогда не пьянел, о чем тоже в столице слагались легенды.
Все это я добыл из бог весь каких закромов памяти. Я рад был бы засунуть
проблески мыслей подальше в уже знакомый колодец, но тут родственники
вновь уделили внимание моей персоне.
- Лоренцо, не знаю, право, как сказать тебе, - неуверенно начал Юлиан.
- Как брату, Юлиан. Как родному брату!
- Когда лекарь сообщил моей сестре, что она разрешится двумя детьми
сразу...
Я почувствовал, как у Лоренцо холодеет спина.
- ...она была напугана до безумия. Лекарь понятия не имел, почему наша
семья боится близнецов...
- Кузина? Она жива? Дети?
- О, да, да! Какой же я болван! Я несся через всю страну и представлял,
как первым делом сообщу тебе о нашей радости! И забыл. Вот дьявол! У нее
две очаровательные прекрасные девочки. Они увидели свет вместе с первым
яблоневым цветами.
- Слава Господу, - Лоренцо откинулся на спинку кресла, и я оказался в
почти вертикальном положении.
- Мы рассказали лекарю про тебя, - продолжал Юлиан, заметно убавив пыл. -
Он утверждает, что... это легко удалить. Он готов собственноручно провести
операцию. По его словам, никакой угрозы твоей жизни нет. Два, максимум три
месяца, и ты станешь...
- Я ценю твою заботу, мой милый кузен, - оборвал его Лоренцо, - но
случилось так, что я чертовски привязался к младшему братишке. Мне бы не
хотелось разлучаться с ним.
- Но ты бы мог...
- Нет, Юлиан. Я не раз говорил это - нет. Богу угодно было сделать меня
таким. Вероятно, в прошлой жизни я прогневал Господа. Проклятие наложено
не на всю нашу семью. Проклятие лежит на мне. Я плачу за свои грехи.
- А он? Он расплачивается за чьи грехи?
- Он? Юлиан, умей смотреть на реальность трезво. "Он" - это бессловесный
отросток моего тела. "Его" нет. Нет души, нет мыслей, нет ничего. Я изо
дня в день смотрю на эту тупую рожу, которая как карикатура повторяет мое
лицо...
Возможно, они беседовали еще какое-то время, но я более не слышал. Память
прокручивала мне одни и те же реплики: "я чертовки привязался к младшему
братишке...", "он - это бессловесный отросток ...", "проклятие лежит на
мне"... Проклятие... Проклятие...
Два человека. Два меча. Два лица. В лицах слишком много общих черт, чтобы
усомниться в родстве. Но два меча! И кровь, проступающая сквозь
разорванные кожаные латы.
- Это твой последний день, клянусь!
- Тв(й последний, братец! Я остаюсь, а ты уйдешь.
Гнев и ярость столкнули врагов в новой схватке. Смертельной схватке.
Безучастное солнце, радостное небо, ветви юных лип. А на траву струится
кровь. И гнев мечется в обезумевших глазах. Один упал навзничь, отбил
занесенный над головой клинок, и тут что-то ударило под сердце.
Я чувствовал, как в мое тело впивается кинжал, слышал надрывный хруст
плоти, и понимал - конец. Конец шел медленно, и его сопровождал смеющийся
оскал ликующей смерти. Это смотрел на меня брат.
Смейся, тебе не долго осталось смеяться...
- Вот и все. Я победил! Я! Я победил!
Холод расплывается по телу. Я улыбаюсь и слышу свой голос:
- Я победил...
- Ты уже мертв!
- Как и ты... я бью наверняка... я всегда был хитрее. Смирись. Я победил...
Душа медленно отрывается в полет. Медленно течет над землей, а я еще вижу
свое мертвое лицо с застывшей усмешкой. И я вижу его лицо, искаженное
ужасом. Да, да, братец. Слава и богатство не достанутся теперь ни одному
из нас, ибо мой клинок был нечист. Мой клинок убил тебя раньше, чем ты
нанес мне смертельный удар...
- Эй, малыш. Не валяй дурака! А ну открывай глаза!
И мне отвесили звонкую пощечину. Я дернулся.
- Так-то, - синьор Лоренцо, привстав на локте, заглядывал мне в лицо.
- Синьор Лоренцо, вы звали меня? - раздался от порога голос Джузеппе.
- Нет. Но ты вовремя, тем не менее. Проследи, чтобы приготовили ванну. И
самый лучший костюм!
- Да, синьор.
- Джузеппе, подойди-ка, - мой "цельный брат" сел на кровати, и я опять
оказался "на весу". - Джузеппе, посмотри внимательно на мою вторую
голову. Не видишь ли ты каких-либо изменений?
Слуга нерешительно приблизился к постели и вытянул шею, чтобы полюбоваться
моим внешним видом. Я затаил дыхание. Почему Лоренцо задал такой вопрос?
Может быть...
- Нет, синьор, я не вижу изменений, - ответил Джузеппе.
Лоренцо расхохотался.
- Я тоже не вижу изменений! Я шутил. Иди.
Впервые в жизни у меня на глаза чуть не навернулись слезы обиды. Если б я
мог, я сейчас же залепил бы ему такую оплеуху, чтобы не "привести в
сознание", а по-настоящему "вывести из себя". Я даже попытался приподнять
руку, хотя понимал - не сумею, эта рука не моя. Она ничья. Зато мне
удалось другое: я сжал кулак. Но Лоренцо этого не заметил.
Представьте, что вы - младенец с сознанием взрослого человека, о чем не
подозревают няньки. Вас моют, пеленают, кладут в люльку, и затыкают рот
соской. Вот это я испытал на своей шкуре сполна. Полчаса я болтался в
ванне, пахучей и тепленькой, потом меня расчесывали и брили, и в
довершение ко всему накрыли салфеткой. Пока "старший брат" завтракал, я
всячески изощрялся, чтобы сдуть салфетку с лица, но не тут-то было.
Предусмотрительный Джузеппе прицепил слюнявчик к моему воротничку.
- Синьор Лоренцо, - приглушенный голос слуги прозвучал где-то близко;
видимо старый камердинер наклонился к уху господина. - Я усматриваю нечто
новое в вашем особенном теле.
- М-м?
- Оно кажется более активным со вчерашнего полудня, синьор.
Лоренцо проглотил то, что жевал, и у нас в желудке распространилось
приятное тепло.
- Возможно, то, что скрываю я, вылезает наружу у него. Кто знает,
Джузеппе, что случится сегодня! Вернусь ли я в этот дом...
Я затаил дыхание. Не сколько от того, что "старший брат" впервые на моей
памяти разделил "я" и "он", сколько от чертовски острого чувства тревоги.
- Синьор Лоренцо...
- Видишь ли, мой добрый Джузеппе, мне доверили слишком много. Так доверяют
смертникам.
- Синьор, послушайте старика. Уезжайте в свое имение. Подальше, подальше
от этого сатанинского логова, - голос слуги дрожал.
- О, нет, мой друг! Сын графа Колладара останется верен клятве. Я служу не
своему королю, но я служу королю. Они поставили не на ту лошадь, Джузеппе!
Мне необходимо, мне жизненно необходимо было понять, что он замышляет. Я
напрягал память, я вытаскивал из бездонного колодца одну мысль за другой.
Вытаскивал, и отбрасывал. Все не то! А ведь Господь позволил мне думать
неспроста. Он дал мне шанс искупить мой грех. Брат, здесь, в этой жизни я
должен спасти тебя! Брат, взгляни в мои глаза!
Он стоял перед зеркалом, а камердинер старательно расправлял голенища
сапог. Я исхитрился повернуть голову. Зеркало. Из рамки чудесного стекла
на меня смотрело... Это я? О, нет! Складки на лбу от постоянных гримас,
перекошенный рот, периодически вываливающийся язык и пустой идиотский
взгляд...
Все остальное было как в тумане. На меня надели корсет. Этакий изящный
корсет, подобный тем, что носят женщины. Мягкие пластины легли под мою шею
и зафиксировали голову. Затем на общее наше тело натянули хитро скроенную
Земляной Андрей
Контровский Владимир
Якубенко Николай
Маккарти Кормак
Прозоров Александр
Конан-Дойль Артур