Чтение 76–й страницы книги ~Похождения Жиль Бласа из Сантильяны~

- Пойдите сюда, дон Рафаэль, - сказал он, - пойдите взглянуть на
трогательное зрелище.

Я тотчас же спешился. Мы привязали мулов к деревьям, и я последовал за
Ламелой внутрь грота, где увидал распростертого на лежанке старого
анахорета, бледного и умирающего. Белоснежная густая борода доходила ему
до пояса, а в руках он держал длинные переплетающиеся четки. При шуме,
произведенном нашим приходом, он приоткрыл глаза, которые уже смыкала
смерть, и, окинув нас взглядом, рек:

- Кто бы вы ни были, братья мои, да послужит вам в поучение зрелище,
что представляется вашим очам. Сорок лет пробыл я в миру и шестьдесят в
сей пустыне. Ах, сколь долгими кажутся мне годы, в кои предавался я
мирской суете, и, напротив, сколь краткими те, что я посвятил покаянию.
Увы! Боюсь, что подвижничество брата Хуана не достаточно искупило грехи
лиценциата дона Хуана де Солис.

С этими словами он испустил дух. Его смерть поразила нас. Такого рода
зрелища всегда производят некоторое впечатление даже на самых закоренелых
распутников. Но наше умиление длилось недолго. Мы быстро забыли поучения
старца и принялись обследовать инвентарь скита, что отняло у нас немного
времени, так как вся обстановка его состояла из того скарба, который вы,
вероятно, заметили в гроте. Не только меблировка, но и кухня брата Хуана
оставляла желать лучшего. Мы не нашли никаких припасов, кроме орехов и
нескольких весьма черствых корок ячменного хлеба, которых десны святого
старца, видимо, не могли раскусить. Я сказал "десны", так как мы заметили,
что он лишился всех зубов. Все, что находилось в этой уединенной обители,
все, что попадалось нам на глаза, наводило на мысль о святости доброго
анахорета. Одно только не вязалось с этим, а именно: мы обнаружили на
столе сложенную в виде письма бумажку, в которой брат Хуан просил того,
кто ее прочтет, отнести четки и сандалии епископу куэнсскому (*111). Мы
недоумевали, какую цель мог преследовать этот новоявленный отец-пустынник,
вздумав поднести подобный подарок своему преосвященному: такой поступок
явно оскорблял смирение и отличал в анахорете человека, желавшего быть
причисленным к сонму блаженных. Возможно, впрочем, что он сделал это по
простоте душевной, о чем судить не берусь.

В то время как мы беседовали на эту тему, Ламеле пришла на ум довольно
забавная мысль.

- Поселимся в этой пустыне, - сказал он. - Переоденемся отшельниками и
похороним брата Хуана. Вы сойдете за него, а я, под именем брата Антонио,
буду собирать подаяния в соседних городах и местечках. Во-первых, мы
укроемся от преследований коррехидора, так как ему едва ли вздумается
искать нас здесь, а кроме того, у меня есть в Куэнсе добрые знакомые, с
которыми мы можем проводить время.

Я одобрил эту курьезную затею не столько из-за соображений,
выставленных Амбросио, сколько из прихоти и желания разыграть такую
комедию. Вырыв могилу в тридцати или сорока шагах от грота, мы скромно
предали земле тело старого анахорета, сняв с него предварительную одежду,
т.е. простую рясу, перехваченную посередине кожаным пояском. Мы также
срезали ему бороду, чтоб сделать для меня подставную и после похорон
тотчас же вступили во владение пещерой.

В первый день мы питались скудно, так как нам пришлось довольствоваться
припасами покойного, но еще до рассвета Амбросио принялся за дело и
отправился в Торальву продавать наших мулов, откуда вернулся вечером,
нагруженный снедью и разными вещами, которые там приобрел. Таким образом,
мы раздобыли все, что нужно было для нашего маскарада. Амбросио сам сшил
себе шерстяную рясу и смастерил из конской гривы рыжую бородку, которую
так артистически прицепил к ушам, что всякий с божбой признал бы ее за
настоящую. Право, нет на всем свете человека ловче его. Он также привел в
порядок бороду брата Хуана и приладил ее к моему лицу, а шерстяной
коричневый треух прикрыл последние следы этой мистификации. Словом, наша
костюмировка была в полном порядке, и мы оказались так забавно
переряженными, что не могли без смеха смотреть друг на друга в облачении,
которое нам отнюдь не подобало носить. Помимо одежды брата Хуана, я
присвоил себе также его четки и сандалии, нисколько не терзаясь тем, что
лишил этого дара епископа куэнсского.

Прошло трое суток с тех пор, как мы поселились в пещере, и никто туда
не являлся; но на четвертый день к нам пришло двое крестьян. Они принесли
хлеба, сыру и луку покойнику, которого еще считали живым. Завидев
пришельцев, я бросился на нашу лежанку. Мне нетрудно было их обмануть, тем
более, что полумрак мешал им разглядеть как следует мое лицо, а кроме
того, я подделался, насколько возможно, под голос брата Хуана,
предсмертные слова которого мне удалось услыхать. У них не возникло
никаких подозрений по поводу нашей проделки. Они только подивились
присутствию в пещере второго отшельника; но Ламела, заметив их недоумение,
сказал с видом святоши:

- Не дивитесь, братья мои, тому, что видите меня в сей пустыне.
Покинувши скит свой в Арагоне, пришел я сюда, дабы пребывать при
преподобном и велемудром брате Хуане, понеже он в крайней своей старости
испытывает потребность в товарище, который принял бы на себя заботы об его
нуждах.

Поселяне рассыпались в бесконечных похвалах по поводу милосердия
Амбросио и заявили, что они будут рады похвастаться присутствием двух
святых подвижников в своей округе.

Вскинув на плечи большую торбу, которой не забыл обзавестись, Ламела
отправился в первый раз собирать подаяние в город Куэнсу, расположенный в
какой-нибудь миле от нашего жилища. Благодаря благочестивой наружности,
отпущенной ему природой, и искусству использовать ее, которым он владеет в
совершенстве, Амбросио не преминул побудить милосердных жителей к
пожертвованиям и наполнил свою торбу их щедротами.

- Сеньор Амбросио, - сказал я ему по его возвращении, - поздравляю вас
с счастливым талантом умилять христианские души. Клянусь богом, можно
подумать, что вы прежде были нищенствующим братом в ордене капуцинов!

- У меня были другие дела, помимо торбы, - отвечал он. - Знайте, что я
откопал некую нимфу, по имени Барбара, с которой хороводился в свое время.
Эта особа переменила образ жизни и ударилась в набожность, вроде нас с
вами. Она поселилась с двумя или тремя святошами, которые на людях являют
пример добродетели, а втайне ведут распутную жизнь. Сперва она меня не
признала. "Как, сеньора Барбара? - сказал я, - неужели вы не узнаете
одного из стариннейших друзей своих, вашего покорного слугу Амбросио". -
"Клянусь честью! сеньор Ламела, - воскликнула она, - никак не ожидала
встретить вас в этом облачении! Какими судьбами превратились вы в
отшельника?" - "Этого я вам сейчас объяснить не могу, так как мой рассказ,
пожалуй, затянется, - отвечал я, - но завтра вечером я приду к вам и
удовлетворю ваше любопытство. Я приведу также с собой своего товарища,
брата Хуана". - "Брата Хуана? - прервала она меня, - этого доброго
отшельника, который живет в скиту неподалеку от нашего города? Вы
смеетесь: ведь, говорят, ему за сто лет!" - "Правда, - отвечал я, - он
достиг этого возраста, но за последние дни сильно помолодел. Брат Хуан не
старше меня". - "Хорошо, - сказала Барбара, - пусть придет с вами. Вижу,
что тут кроется какая-то тайна".

На следующий день, как только стемнело, мы не преминули отправиться к
этим святошам, которые устроили для нашего приема обильный ужин. Там мы
прежде всего скинули бороды и отшельнические одеяния, после чего без
всяких околичностей объявили нашим принцессам, кто мы такие. Как бы боясь
отстать от нас в откровенности, они, со своей стороны, показали, на что
способны мнимые праведницы, когда сбрасывают маску. Мы провели почти всю
ночь за столом и отправились в пещеру только перед самой зарей. Вскоре
после того мы снова вернулись к ним или, точнее говоря, возвращались туда
в течение трех месяцев и проели с этими милыми созданиями больше двух
третей нашей наличности. Но какой-то ревнивец, пронюхавший всю
подноготную, уведомил правосудие, которое должно сегодня посетить грот,
чтоб нас захватить. Вчера, собирая подаяние в Куэнсе, Амбросио встретил
одну из наших святош, которая передала ему записку и сказала:

- Одна моя приятельница написала мне вот это письмо, которое я хотела
переслать вам с нарочным. Покажите его брату Хуану и примите нужные меры.

Это та самая записка, господа, которую Ламела вручил мне в вашем
присутствии и которая побудила нас немедленно покинуть наше уединенное
жилище.

ГЛАВА II. О совете, который держал дон Рафаэль со своими

слушателями, и о приключении, случившемся с ними, когда

они вознамерились выбраться из лесу

Когда дон Рафаэль закончил свое повествование, показавшееся мне
несколько длинным, дон Альфонсо заявил из вежливости, что оно доставило
ему большое развлечение. После этого сеньор Амбросио взял слово и,
обращаясь к своему собрату по плутням, сказал:

- Дон Рафаэль, не забудьте, что солнце уже садится. Не пора ли нам
обсудить, как быть дальше? Что касается меня, - продолжал Ламела, - то я
полагаю за лучшее, чтоб мы, не теряя времени, пустились в путь, добрались
еще сегодня ночью до Рекены, а завтра перемахнули в Валенсийское
королевство, где дадим простор нашим талантам. Предвижу, что мы там
изрядно поживимся.

Дон Рафаэль, веривший в непогрешимость предчувствий Ламелы,
присоединился к этому предложению. Что касается дона Альфонсо и меня, то,
подчинившись руководству этих двух честных молодцов, мы молча дождались
результата их совещания.

Таким образом было постановлено двинуться по рекенской дороге, и мы
приготовились к этому переходу. Усладив себя такой же трапезой, как и
утром, мы навьючили на лошадь бурдюк и остатки нашей провизии. Затем,