сом, точно так же, как певала в хороводах на вечерней
заре весною у березовой рощи над речкою. И берега
Неаполя, древней Партенопеи, огласились неслыханными
звуками:
Ах, вы сени мои, сени, сени новые мои,
Сени новые, кленовые, решетчатые!
Бесконечная грусть о прошлом была в песне чужой:
Chi vuol esser' lieto, sia -
Di doman nоn c'е certezza.
Бесконечная грусть о будущем была в песне родной:
Полети ты, мой сокол, высоко и далеко,
И высоко, и далеко, на родиму сторону!
На родимой, на сторонке грозен батюшка живет;
Он грозен, сударь, грозен, да немилостивый.
Обе песни, своя и чужая, сливались в одну.
Царевич едва удерживал слезы. Никогда еще, каза-
лось, он так не любил Россию, как теперь. Но он любил
ee новою всемирною любовью, вместе с Европою; лю-
бил чужую землю, как свою. И любовь к родной и лю-
бовь к чужой земле сливались, как эти две песни, в одну.
Цесарь, приняв под свое покровительство царевича,
поселил его, чтобы вернее укрыть от отца, под видом не-
которого Венгерского графа, или, как сам царевич выра-
жался, под невольницким лицом, в уединенном непри-
ступном замке Эренберг, настоящем орлином гнезде, на
вершине высокой скалы, в горах Верхнего Тироля, по
дороге от Фюссена к Инсбруку.
"Немедленно, по получении сего,- сказано было в
цесарской инструкции коменданту крепости,- прикажи
изготовить для главной особы две комнаты, с крепкими
дверями и железными в окнах решетками. Как солдатам,
так и женам их, не дозволять выходить из крепости под
Опасением жестокой казни, даже смерти. Если главный
арестант захочет говорить с тобою, ты можешь испол-
нить его желание, как в сем случае, так и в других: если,
например, он потребует книг, или чего-либо иного к сво-
ему развлечению, даже если пригласит тебя к обеду или
какой-нибудь игре. Можешь, сверх того, дозволить ему
прогулку в комнатах, или во дворе крепости, для чистого
воздуха, но всегда с предосторожностью, чтоб не ушел".
В Эренберге прожил Алексей пять месяцев - от
декабря до апреля.
Несмотря на все предосторожности, царские шпионы,
гвардии капитан Румянцев с тремя офицерами, имевшие
тайное повеление схватить "известную персону" во что
бы то ни стало и отвезти ее в Мекленбургию, узнали
о пребывании царевича в Эренберге, прибыли в Верх-
ний Тироль и поселились тайно в деревушке Рейте, у
самой подошвы Эренбергской скалы.
Резидент Веселовский объявил, что государю его "бу-
дет зело чувственно слышать ответ министров именем
цесаря, будто известной персоны в землях цесарских не
обретается, между тем, как посланный курьер видел лю-
дей ее в Эренберге, и она находится на цесарском коште.
Не только капитан Румянцев, но и вся, почитай, Европа
ведает, что царевич в области цесаря. Если бы эрцгер-
цог, отлучась отца своего, искал убежища в землях Рос-
сийского государя, и оно было бы дано тайно, сколь
болезненно было бы это цесарю!"
"Ваше величество,- писал Петр императору,- мо-
жете сами рассудить, коль чувственно то нам, яко отцу,
быть иметь, что наш первородный сын, показав нам та-
кое непослушание и уехав без воли нашей, содержится
под другою протекциею или арестом, чего подлинно не
можем признать и желаем на то от вашего величества
изъяснения".
Царевичу объявили, что император предоставляет
ему возвратиться в Россию, или остаться под его защи-
тою, но в последнем случае признает необходимым пе-
ревести его в другое, отдаленнейшее место, именно в
Неаполь. Вместе с тем, дали ему почувствовать жела-
ние цесаря, чтобы он оставил в Эренберге, или вовсе
удалил от себя своих людей, о которых с неудовольст-
вием отзывался отец его в письме, дабы тем отнять у
царя всякий повод к нареканию, будто император при-
нимает под свою защиту людей непотребных. То был
намек на Евфросинью. Казалось, в самом деле, непри-
стойным, что, умоляя цесаря о покровительстве именем
покойной, Шарлотты, сестры императрицы, царевич дер-
жит у себя "зазорную девку", с коей вступил в связь,
как молва гласила, еще при жизни супруги.
Он объявил, что готов ехать, куда цесарь прикажет,
и жить, как велит,- только бы не выдавали его отцу.
15-го апреля, в 3 часа ночи, царевич, не взирая на
шпионов, выехал из Эренберга под именем император-
ского офицера. При нем был только один служитель -
Евфросинья, переодетая пажем.
"Наши неаполитанские пилигримы благополучно при-
были,- доносил граф Шенборн.- При первой возмож-
ности пришлю секретаря моего с подробным донесени-
ем об этом путешествии, столь забавном, как только можно
себе представить. Между прочим, наш маленький паж,
наконец, признан, женщиною, но без брака, по-видимому,
также и без девства, так как объявлен любовницей и
необходимой для здоровья".- "Я употребляю все воз-
можные средства, чтобы удержать наше общество от ча-
стого и безмерного пьянства, но тщетно",- доносил сек-
ретарь, Шенборна, сопровождавший царевича.
Он ехал через Инсбрук, Мантую, Флоренцию, Рим.
В полночь 6-го мая 1717 года прибыл в Неаполь и оста-
новился в гостинице Трех Королей. Вечером на следу-
ющий день вывезен в наемной карете из города к морю,
затем тайным ходом введен в королевский дворец, и от-
туда, через два дня, по изготовлении особых покоев, в
крепость Сант-Эльмо, стоявшую на высокой горе над
Неаполем.
Хотя и здесь он жил под "невольницким лицом", но
не скучал и не чувствовал себя в тюрьме; чем выше были
стены и глубже рвы крепости, тем надежнее они защи-
щали его от отца.
В покоях окна с крытым ходом перед ними выходили
прямо на море. Здесь проводил он целые дни; кормил, так
же, как, бывало, в Рождествене, отовсюду слетавшихся
к нему и быстро прирученных им голубей, читал истори-
ческие и философские книги, пел псалмы и акафисты,
глядел на Неаполь, на Везувий, на горевшие голубым ог-
нем, точно сапфирные, Исхию, Прочиду, Капри, но больше
всего на море - глядел и не мог наглядеться. Ему ка-
залось, что он видит его в первый раз. Северное, серое,
торговое, военное море Корабельного Регламента и пе-
тербургского Адмиралтейства, то, которое любил отец,-
непохоже было на это южное, синее, вольное.
С ним была Евфросинья. Когда он забывал об отце,
то был почти счастлив.
Ему удалось, хотя с большим трудом, выхлопотать
для Алексея Юрова пропуск в Сант-Эльмо, несмотря
на строжайшие караулы. Езопка сумел сделаться необ-
ходимым человеком: потешал Евфросинью, которая ску-
чала, играл с нею в карты и шашки, забавлял ее шут-
ками, сказками и баснями, как настоящий Эзоп.