ударил снова, и Томас провалился в тьму.
темный купол с крупными звездами, костер чуть прогорел, потрескивал
угольками. В красноватой полутьме возникали и пропадали темные силуэты,
позвякивало железо. Фыркали невидимые кони, трещали кусты.
скулами. Блестящие от возбуждения глаза быстро оглядели пленника, губы
раздвинулись, обнажая желтые изъеденные зубы:
заплатили верно?
Хоть нас и предупреждали, но я таких еще не встречал!
а в висках застучали молотки. Толстая веревка туго стягивала руки, ноги
тоже не двигались. Рядом послышался стон. Томас повернул голову, ему
захотелось умереть от стыда: в трех шагах лежал, уткнув в землю залитое
кровью лицо обнаженный до пояса калика. Его руки были туго стянуты за
спиной толстой веревкой в несколько рядов, как и ноги. В красноватом свете
костра мышцы казались вырезанными из темного дерева.
лицом. Он хромал, его жилистые руки болтались у колен, а в корявых
пальцах, похожих на корни старого дерева, звякали цепи и железные
браслеты. Молча он опустился возле Томаса, хрустя суставами, надел
приготовленное железо на руки и ноги, начал заклепывать. Томас выругался,
дурак сослепу сразу промахнулся в темноте, ударил молотком по лодыжке.
Распухшие от веревок ноги уже онемели, но тупая боль в кости отозвалась по
всему телу.
зажмурился, зная что и под опущенными веками будет гореть обезображенное
окровавленное лицо калики, которого он по своей оплошности отдал в руки
врага!
здесь не нравится. С другой стороны долетел хриплый смешок, злой голос:
золотых кинут на лапу.
в веревках, одного железный дьявол задавил... Еще малость, у нас бы никого
не осталось!
тьму. Должно быть, падая, все же дотянулся до противника, подмял, успел
стиснуть. Странно, оставили в доспехах, а с калики содрали подчистую.
Всего час побыл в панцире Муромца. Кому не суждено носить броню, тот не
носит!
во весь опор, конь испуганно заржал, схваченный внезапно в темноте за
удила.
полянку. Послышались шаги, затем -- хриплый голос, сдавленный от ярости и
жгучей страсти:
доспехе, в кожаных брюках, легких сапогах, лишь шлем у него был тяжелый
рыцарский, полностью закрывающий лицо, для глаз оставалась узкая щель, а
на уровне рта виднелись крохотные дырочки, просверленные в металле.
всматривался в узкую щель шлема, пытаясь увидеть глаза. Рыцарь наклонился,
покачал головой. Голос был хриплый, страшный:
тугой комок.
вскрикнул, закусил губу. Перед ним был труп: желтое обезображенное лицо,
жуткие шрамы наползали один на другой, а с левой стороны сквозь узкую щель
в щеке виднелись красные десны и ряд зубов, а справа из стесанной скулы
выглядывала белая сухая кость, какие Томас видел лишь на скелетах, на
которых попировали вороны. Правая глазница, пустая и багровая как зев
адской печи, уже не так бросалась в глаза на полностью теперь
обезображенном лице.
улыбке:
как отрежу голову и брошу в котел с кипящей водой!
сухожилия, надел шлем. Голос прозвучал глухо, но с той же неистовой
злобой:
Горвель, я содрогнулся не от страха, не льсти себе. От жалости!
повис на мягком голенище. Горвель снова ударил, целя в разбитые губы, но
попал по скуле, кровь побежала косой струйкой.
Там за садом есть надежный, бревенчатый. Приеду через пару часов,
расправимся. Я хочу сперва убедиться, что в мешке чаша та самая!
Такая пара разнесет сарай, будь тот из самых толстых глыб, не то что из
бревен. Мы так не договаривались! За этими надо наблюдать даже за
связанными, даже в кандалах. По десять человек на каждого. Да и то...
щели. Минуту смотрели друг на друга, не роняя взоров, вдруг Горвель
сказал:
народу перебили... Ты прав. Бери на коней, вези к водопаду. Там срежем
головы, остальное сбросим рыбам. А я пока что съезжу с чашей, отдам
хозяину.
горле, и в таком виде усадили на коня. Второй конец веревки захлестнули
петлей еще и на горле калики -- его усадили на другого коня. Если Томас
свалится, конь потащит его, быстро удушая, к тому же стащит с коня и
удушит Олега. Томас похолодел, спросил поспешно:
был злой:
прогрессисты зря не рискуют. Бывает от нее порча или нет -- пусть
проверяют другие.
поднял коня на дыбы, словно беря реванш за явную слабость от увечья,
рявкнул, и оба исчезли в темноте, лишь прогремел дробный стук копыт.
Я им не доверяю даже с петлями на шеях.
маленький караван медленно поплелся через ночь. Коршун заезжал вперед,
смотрел дорогу, суетливо возвращался, проверял веревки на руках пленников,
щупал волосяные петли на шеях.
остановил коня, Томас увидел как хищно блеснули в лунном свете глаза
вожака наемников:
Сейчас ночь.
водопада. С той стороны тянуло холодом, в серебристом лунном свете смутно
вырисовывался скалистый обрыв, где висело облачко водяной пыли.
отчаянным взором обвел местность, замечая роскошную дубраву, старые дубы с
раскидистыми ветками. Слева березняк, а по другую сторону поляны темнеют
густые заросли орешника. Привыкшие к лунному свету глаза Томаса разглядели
созревшие орехи. Почему-то это больнее всего ужалило сердце -- не щелкать
их больше, а вот разбойники, эта грязь человеческая, еще погрызут сочные
ядрышки!
редкий в этих краях водопад!.. Жаль, что ты не язычник. Христианам все
едино, а язычники любят умирать в красивых местах и в красивых позах. Мы
сперва срубим ваши головы, тебе и твоему дикому другу, а потом швырнем
рыбам. Если на берег что и выбросит, то не крупнее мизинца!
дело.