мало, он и начал придумывать свои... Это он придумал волшбу, придумал
расписывать чашки узорами, извлекать музыку из натянутых жил, он же
придумал, как сжигать чужие дома, как хватать в полон и любовно истязать
неповинных людей, наслаждаясь их криками, слезами, страданиями. Человеку
мало радостей, данных Родом. А свои не все удались.
прямо перед собой. Сейчас Мардух тычет раскаленное железо в Мрака, слушает
его ругань, ждет крика о пощаде. Затем перейдет к нему, ибо Мрак умрет, но
не запросит. И надо быть готовым...
не слышать грома, тогда не услышит и голоса Мардуха.
молодого волхва. Олег стиснул зубы, приготовившись к боли. Мардух задержал
горящее железо, словно передумал, затем приложил ярко-красный конец к его
груди.
стегнула позже. Он дернулся, забился в цепях, стремясь уйти от
раскаленного железа. Мардух на миг убрал прут, приложил снова. Дикая боль
пошла разрастаться, вгрызаться в каждую клетку тела. Мардух хохотал и
нажимал раскаленным железом, погружая, как нож в масло.
даже смеялся бы над врагом, то он, волхв, а не воин, чувствительный к боли
и тяготам, кричал от боли, выл, корчился, а когда понимал, что Мардух
этого и добивается, то пытался остановиться, но боль заставляла снова
кричать и корчиться.
пытал Таргитая. Ему ломали пальцы, потом перебили руку. Раскаленным
железом сожгли волосы, затем обрубили уши, сломали нос, по одному выбивали
зубы. Таргитай наконец повис, весь залитый кровью, а Мардух перешел к
Мраку.
жаровни полыхали во всю мочь. Воздух был горячий, накаленный, колыхался
струями дыма. Запах горелого мяса был настолько силен, что Олег уже ни о
чем другом не мог думать. Мардух сипло орал, отталкивал палача.
Ненавистные враги, низвергнувшие его власть, наконец-то в его руках.
Теперь ему недоставало крючьев и клещей.
того, чтобы вырвать из забытья. Пусть смотрят. Пытал же Мрака, оставляя
ненавистного волхва на сладкое. Ущелье было заполнено запахом дыма,
свежепролитой крови. Когда Мрак сорвал голос, выкрикивая брань, Мардух
велел сдирать с него кожу.
жуткое зрелище окровавленной туши, словно освежевали лося, полыхало и под
опущенными веками. Мрак уже не бранился, не стонал, даже не хрипел. Только
это освежеванное тело еще жило, в нем подрагивали жилы.
медленно поднялись на Мардуха. Маг сказал с нажимом:
жизни будешь видеть только меня!
концом прута в глаз, лишь еще больше обвис на цепях. Мардух медленно и с
наслаждением выжег оба глаза. Прут начал жечь ему пальцы, отшвырнул,
нетерпеливо протянул руку за следующим, не отрывая глаз от пленника.
как мертвый. Мардух бросил разъяренно:
Кровь брызгала из жутких ран слабо, певец еще раньше потерял много крови.
Он почти не дергался, а затуманенные глаза открывались ненадолго, когда
Мардух прижигал железом.
вытащит и Мардух. Все-таки он слабее. Друзьям выпало больше...
чтобы слышали и воины. -- Ты сам это знаешь... И от моей руки.
кожа начала лопаться:
Не-е-е-ет, ты умрешь так же мучительно, как этот... Нет, гораздо
мучительнее... Именно ты -- главный враг!
лезвиями ему вспороли живот, сизые внутренности выперло. Мардух с
застывшей улыбкой выдрал их и разбросал по камням.
еще!
последний час.
рот. Мардух сбил одного кулаком на землю, заорал дико, пена повисла на
губах:
из этого застенка живым... то пусть меня ты, лесной дурак-волхв, сам
вобьешь в землю по уши, да пусть все мои воины сгорят, как мухи в лесной
пожар...
затуманенные болью, перехватили огненный луч из багрового глаза мага.
Разбитые губы дрогнули, сложились в улыбку.
Воины попятились.
на каменные плиты. Волхв выпрямился, зеленые глаза блеснули, как звезды.
огнем. Воины закричали, их смяло, сбило в пылающие факелы. Мардух пятился,
пока спина не оказался прижатым к стене.
дернулся в сторону, но тяжелая ладонь волхва обрушилась на голову. Плиты с
треском проломились. Мардух погрузился по шею как в разжиженное тесто.
Глаза вылезли из орбит, рот раскрылся для крика. Вырвался лишь жалкий
хрип: плиты, быстро накаляясь, уже сдавили грудь. От них пахнуло сухим
жаром, из серых стали оранжевыми.
мха, подобрал секиру. Таргитай открыл один глаз, второй закрывал
кровоподтек, занявший всю половину лица. Застонал, когда волхв начал
колотить обухом по цепи:
надо так пользоваться сгоряча сказанным! Теперь говори и думай, что
говоришь. А это так тяжело и непривычно.
дурни только в сказках счастливы.
звон и треск. Сверху посыпались камешки.
единственный уцелевший глаз был залит кровью, разбитые губы едва
шевелились. Кровь застыла коричневой коркой по всему телу. От прижженных
каленым железом мест пахло горелым мясом. Таргитай даже не морщился,
слабым голосом причитал по-бабьи, обнимал недвижимое тело:
опустился в этот мир, прошел почти до конца, а мы догнали уже по
расчищенной дорожке. Что ты хочешь от него еще?
Он и так сделал для тебя больше, чем... ты сам.