пальца на правой руке. - Чтоб не путался у тебя под ногами. По закону, на
сорок восемь часов.
найдешь.
голову! Я ничего не могу тебе объяснить. Этим делом занимаюсь я один - и
никто больше! Считай это приказом! В конце концов нынешнее дело можно
расценивать как мое личное.
у работника твоего ранга... А впрочем, как знаешь!
вернусь... Хотя сомневаюсь, но мало ли... Ты успокой моих, наври им
чего-нибудь.
снаряжение Калинова. - Ты оружие-то взял бы помощнее.
достал из ящика стола тюбик крема "Цирюльник" и свел трехдневную щетину со
щек и подбородка.
куда-то по обширному лугу. Во всяком случае, трава виднелась сквозь
амбразуры металлического горшка, надетого на голову Калинова. Он тут же
остановил каурого и снял горшок.
оказался старинным рыцарским шлемом. И сразу стало понятно, что мешает
левой руке. На руку был надет щит с незнакомым гербом. Но вензель
[начальные буквы имени и фамилии, связанные в общий рисунок] над гербом
был очень знаком: сам рисовал, когда-то в детстве.
упаковано в доспехи, громоздкие, тяжелые, непривычные.
роли средневекового рыцаря!.. Впрочем, назвался груздем - полезай в кузов!
лугу.
езды Калинов понял - чего. Перед глазами не светила "Вифлеемская звезда".
Может быть, ее отсутствие и не имело никакого значения, но луг был
бесконечен и одинаков во всех направлениях.
было.
вскачь. Сразу возникла дорога, по ее обочинам потянулись ряды деревьев.
Скачка длилась минут пятнадцать, а потом стена леса впереди, в которую,
казалось бы, упиралась дорога, подсказала, что впереди поворот.
"Вифлеемская звезда" вдруг ожила, скользнула за деревья, и из-за поворота
донеслось злобное карканье. Повеяло ледяным неуютом.
руку меч, закрыл грудь щитом. Конь с опущенными поводьями дошагал до
поворота.
залит кровью, искореженный шлем валялся в придорожной канаве. Над
мертвецом, на суку незнакомого корявого дерева сидел огромный черный
ворон, косил на Калинова желтым кошачьим глазом. Ворон разинул клюв и
огласил лес громовым звуком, мало похожим на карканье. Спина Калинова
покрылась мурашками. Он подъехал к мертвецу, остановил коня. Каурый
захрапел, попятился.
копье было...
копья. Калинов замахнулся на него мечом, и ворон тяжело снялся с дерева:
словно новогодние хлопушки, загрохали о воздух мощные крылья. Калинов
осторожно огляделся, потом, стараясь не обращать внимания на холод в
груди, слез с коня. С трудом перевернул мертвеца на спину и отшатнулся.
Перед ним лежал он сам - крепко сжатые губы, закрытые глаза. Но трупного
окоченения не наблюдалось. Калинов снял с правой руки перчатку, подсунул
ладонь под голову лежащему. Липкая кровь была теплой.
небо, потом сдвинулись и остановились на Калинове. Разжались синеющие
губы.
сторону равнодушной звезды.
Калинов даже сглотнул непрошенный ком в горле. Но тут его вернули к
действительности. Тело двойника вдруг начало таять, истекать легкой серой
дымкой. Так весеннее солнце съедает снеговика. Вместе с телом
сублимировали и рыцарские латы. Последним исчез щит с незнакомым гербом и
знакомым вензелем.
пожаловал ворон, сел на сук и принялся обиженно взрыкивать.
произнес имя моей жены. Вот уже и не только звезда показывает, где ее
искать... А неплохо воевать, когда знаешь: что бы ни случилось, смерть
тебе не грозит.
назад выпустил в него Крылов, и содрогнулся. Сразу стало казаться, что,
уверяя себя в полной безопасности, он несколько приукрашивает
действительность. А может быть, он только что повстречал на обочине свое
скорое будущее?..
одинаковых доспехах - как близнецы, - еще один, скрученный в тюк, был
переброшен через круп четвертого коня. Калинову бросились в глаза рыжие
волосы, волнами колышущиеся у правого стремени.
повернули коней и поскакали ему навстречу. Третий остался на месте.
Ощущение было знакомым, он испытывал его не раз - в операциях по захвату.
Но присутствовала и некая толика сомнений в серьезности предстоящего.
Все-таки все это слишком напоминало театр...
аккуратно и не спеша - знали, что от двоих он не уйдет. Калинов едва
успевал подставлять щит под удары слева и отмахиваться мечом от правого
противника. Каурый оказался сообразительным конем, он хорошо чувствовал
желание всадника, успевал скакнуть вперед, махнуть в сторону, попятиться
назад. И тем не менее Калинов понимал: долго ему не продержаться - не та
сноровка.
образом левый противник оказался позади своего товарища. Оставалось
воспользоваться неожиданной свободой, и Калинов ударил сплеча, не опасаясь
нападения слева. Головы врагу он, конечно, не срубил, но этого и не
требовалось. Противник качнулся в седле, шлем его полетел на землю, и
Калинов увидел застывшие глаза Зяблика.
нем: в схватку вернулся второй враг. Впрочем, теперь схватка скорее
напоминала избиение младенца. Калинов теснил врага, тот уже с трудом
защищался от Калиновского меча. И наконец не выдержал. Калинов нанес тот
же самый удар, что и несколько минут назад, и вновь увидел застывшие глаза
Зяблика.
Калинов летел на него, подобно всесокрушающему тарану, хмельной от победы
над двумя противниками. Теперь он ничего не боялся: все это и в самом деле
театр. Со статистами. Вот статист Зяблик поднимает арбалет. Кажется,
рыцари не стреляют из арбалетов, но какое это сейчас имеет значение!..
Давай-давай, целься хорошенько, не промахнись. А то ляжешь, как предыдущие
двое - с застывшими глазами...
подкосились передние ноги, и Калинов почувствовал, как его вырывают из
седла...
себе шею. А потом он понял, что и без сознания был всего несколько секунд.
Во всяком случае, когда Калинов сумел поднять голову, он увидел, что
Зяблик - без шлема, с мечом в руке - все еще бежит к нему. Где-то
раздалось предсмертное ржание каурого, больше похожее на хрип
раздавленного человека. Калинов попытался встать и не смог. Равнодушно
смотрел, как Зяблик подбегает к нему, как взметается над его головой
тяжелый меч. Может быть, теперь все, с надеждой подумал он.