приказал объявить: "Невозможно, чтобы преступник насильник был доблестным
воином. Мы не должны подражать гнусным ромеям". Ипаспист был повешен за
шею.
вы благодеяния Феодориха и Амалазунты! Хороших гостей пригласили вы, этих
ромейских мимов, шутов, лгунов, воров и убийц. Ныне мы одолеваем их не
силой нашей доблести, но в отомщение им от Судьбы за совершенные ими
несправедливости".
стремлением к лучшему. Но и отвержением зла. Но и надеждой, пусть самой
темной.
воин, в поисках невозможного?
годом длилась медленная война, тягучая как смола. Все старилось, даже
деревья, даже война.
захотел видеть Индульфа. Великий полководец потолстел, облысел. Он много
говорил, много и многим угрожал. Он показался Индульфу опустевшим и
звонким, как амфора, в которой болтались кислые подонки вина.
бога, о предначертаниях Судьбы. Повсюду он разослал объявления, приглашая
старых товарищей по мечу вернуться под Священные Хоругви, обещая даже
изменившим империи величайшие блага. Ни один человек не откликнулся...
По-прежнему не любя этого холодного человека, Индульф опять искал его
общества. Прокопий рассказывал: базилевс больше не верит Велизарию. Было у
Велизария прежде семь тысяч ипаспистов - приказано почти со всеми
расстаться. Навсегда. Странные отзвуки не то злобы, не то злорадства
звучали в речах ученого ромея: да, базилевс не дал денег для войны.
Главнокомандующий на собственный счет покупал и нанимал корабли, кормчих,
моряков, вербовал солдат. Последнюю войну с персами Велизарий вел тоже
почти на свои деньги.
первого похода на Италию. Теперь мы близки к сухости. Да, базилевс умеет
закрывать глаза, а Нарзес - считать. Не мы первые. И еще счастье, если все
кончится лишь разореньем.
ученого. Под низким сводом шелестел голос Прокопия:
ему в меру разумного. Базилевс боится, как бы италийцы вновь не предложили
Велизарию диадему. Среди нынешних ипаспистов прячутся посланные
Коллоподием, чтобы зарезать Велизария при первых признаках измены.
раскачивалась. Ученый ромей говорил:
италийцами. Их у Тотилы в пять раз больше, чем готов. А у нас в три раза
больше варваров, чем ромеев. Это война людей, просто война людей, которых
стравили, как зверей на арене ипподрома.
лучше. Взгляни на могучую жизнь деревьев. В них совершенство, не в нас...
Впрочем, я шутил. Для забавы...
надежду.
четырьмя тысячами сброда Велизарий не решался выйти в поле. Он попробовал
помочь осажденному италийцами Ауксиму. Ромеи были потрепаны и отступили,
ничего не добившись.
случится плохого. Но неудачнику нет счастливых решений. Судьба отнимает у
него умение слышать и видеть...
остаться в постылой Анконе - он не хотел Велизария.
победили войско, оба полководца остались в поле. На севере италийцы взяли
сильную крепость Плацентию.
безжалостное животное неукротимой жадности.
воробьев, ворон, съели отбросы, ели друг друга. Бесс и его солдаты
торговали хлебом, спрятанным в стенах крепости. Последние крохи римского
золота, серебра, последние вещи римлян перешли к Бессу.
что бывшему храбрецу изменило сердце, износившееся в бесконечной войне.
вошли в Рим в первом году войны. Они считали, что Бесс слишком наживается
и мало делится с ними. Исавры продали Азинарии Тотиле. Бесс бежал. В его
логове италийцы нашли горы ценностей, лучше сказать, цену голодной смерти
бывших граждан бывшего Великого Города.
ушел, бросив вместо прощальных слов: - Нет большей глупости, как
устраивать собственное счастье.
около лилово-голубой Адриатики, а в каменной клетке Анконы.
Где тот человек? Утонул в смоле войны, как другие? Черный от голода, умер
на обочине дороги, и птицы отказались от окаменевшего остова? Ушел легкой
смертью от железа? Не все ли равно!
холмами тел? Для чего в Италии погибли мириады мириадов?
лицом. Помнил кафизму, залы и храмы Палатия. Вот страшный бог ромеев с
лицом ожившего трупа и тощая женщина в куполе храма, которая и сегодня так
же безнадежно просит бога о милости, как просила в те дни.
своего счастья, как говорил Прокопий? Мог. Это о нем Прокопий сказал в
Равенне: "Этот умеет держаться за власть. Если какой-либо маг даст ему
выпить напиток бессмертия, он будет вечно править империей".
всадников делаются желтыми от лебеды.
достаточно солдат, чтобы оборонять бесконечные стены города. Выбирали
какую-то часть, на которой и состязались.
воину - не стало добычи. Грубые руки войны быстро истирают мягкое золото.
Рабы и подданные гаснут от истощения, имущество сгорает, ломается. Многое
зарыто, но владельцы бесполезных кладов умерли, и не у кого тянуть жилы,
чтобы обогатиться после победы. Из каждых десяти монет две вернулись в
Византию, а где потерялись восемь - не скажет даже Нарзес, великий
следопыт золота. Торгаши перестали ходить за ромейскими войсками. Доходы
плохие, опасностей же - через меру.
ромеям, послезавтра - опять у Тотилы. Иные, проспав ночь, спрашивали у
соседа по стану имя начальника. Разве запомнишь, кому служишь?
Лангобарды, ранее битые всеми и всегда, смело ограбили Далмацию и Иллирик.
Со всеми ними послы Юстиниана вели переговоры, всем сыпали золото в
кожаные сумки. Прокопий неосторожно и горько писал в своей "Истории": так
поделили между собой варвары Римскую империю.
Велизарий метался над побережьем. Антонина выпросила у Юстиниана милость:
базилевс отозвал полководца. Недаром иные мужья все прощают иным женам.
напасть на город, который сам охранял. Он ушел со своими на юг, и Тотила
приняла новых соратников. Италийский рекс готской крови не потерял веру в
людей.
разъяренные задержкой жалованья. Италийцы вошли ночью через ворота Павла.
Среди исавров Индульф нашел старого знакомого, длинноногого Зенона,
который когда-то догадался пролезть в Неаполь через сухой акведук. Через
этого человека, похожего на исполинского кузнечика, Индульф увидел свою
ушедшую молодость.
Тотила не мстил за прошлое. Рекс послал старика, изъеденного отчаянием, в
Византию. Базилевс не допустил к себе посла италийцев.
церкви Христовой и империи. Церковь и империя включат в свои границы всю
вселенную. На меньшем Юстиниан не примирится. Иначе бог отречется от