неподвижно, молча, как духи.
воду, тонкой струйкою бьющую из трубки. Потом распрямился, отер рукавом губы
и, закинув голову, посмотрел на луну выпуклыми тусклыми глазами. Алешины
руки сами собой разжались, и, слабо охнув, он повалился на охапку
пустырника.
был не кто иной, как штык-юнкер Котов.
знал обыкновение Лукьяна Петровича прогуливаться вечерком в хорошую погоду и
надеялся встретить его, успокоить, а также напомнить об обещании похлопотать
об аудиенции у вицеканцлера.
собора дарили прохладному вечеру свое тепло. Огромный, немосковского толку
собор возвышался над площадью, как опаленный в борьбе с неприятелем корабль.
Когда-то били на его башне куранты с музыкой. Государь Петр купил эти часы в
Амстердаме и очень гордился этой покупкой. Со временем собор обветшал, и для
укрепления стен к нему пристроили крытые деревянные галереи. Лучше бы не
укрепляли соборные стены, потому что случилась гроза, рядом в дерево ударила
молния, и из-за этой самой галереи случился великий пожар. Дотла сгорели
стропила, перегородки, кровля и амстердамские часы с курантами. Собор
поправили, покрыли медными листами крышу, но и по сию пору видны кое-где
следы пожара, а главное, собор онемел, у казны не было ни денег, ни охоты
покупать в Амстердаме новые часы. Да и зачем считать время? Пусть себе
течет... Его не остановить.
вдруг крик:
матерого преображенца в поношенном мундире и сивых скособоченных сапогах,
что не сразу признал его в разодетом самодовольном франте. Ягупов был
роскошен. Ярко-красный кафтан, горчичного цвета камзол с золотыми галунами.
Пышное, заколотое брошью жабо кокетливо пенилось вокруг могучей шеи. Он был
пьян, благодушен и разговорчив.
удар по плечу заставил Сашу слегка присесть.
амазонка Елена Николаевна. -- Второй удар пришелся по спине и вернул Саше
прямое положение тела: -- А ты что пасмурный такой? Опять крест надо в
крепость передать? Это мы мигом!
согласие дала. 0-го-го! -- закричал он вдруг на всю площадь, захохотал,
утирая выступившие от смеха слезы огромным, атласным футляром. -- Надька вот
только хворает. Я ведь от нее письмо получил. Не письмо, записочку передали
верные люди. Застудили ей легкие в крепости. У них там сыро, холодно, мышей
полно. , И в ссылке, думаю, не лучше. -- Ягупов скрипнул зубами. -- Я
сегодня этого пакостника встретил, курляндца. Ходит гоголем, мундир
внакидку. У него, вишь, шпагой плечо проткнуто. Всем и каждому болтает, что
дрался на дуэли и заколол обидчика. Я думаю -- врет. Этакого труса на дуэль
надо связанным вести, а то и на руках волочить, он будет в обмороке и в
мокрых штанах.
его не было, а теперь, дерьмо, опять всплыл.
бурю и явился. А что за этим последует? Незамедлительный вызов к Лестоку...
вот что последует... "
его за плечо. -- Я говорю, Васька Лядащев о тебе справлялся, мол, давно ли
видел... и все такое. Это не к добру, когда Ваське кто-то нужен. Человек-то
он неплохой. Да мы все хорошие, откуда только подлецы берутся? Ты к Ваське
не ходи. Ну его к черту...
Саша чуть ли не бегом поспешил домой, как он мысленно называл жилище
Друбарева.
ответу за отсутствие постояльца, и хоть известил его Саша запиской о месте
своего пребывания, старик, святая душа, ни за что не откроет на допросе этой
тайны. И вообще, как могла прийти ему в голову эта шальная, подлая мысль --
уехать к Никите на целых три дня и подставить под удар Друбарева?
тишина и покой. В гостях у Лукьяна Петровича был Замятин. Старики сидели в
большой горнице за столом, заваленным бумагой, перьями. Бутылочка с
чернилами была уже наполовину опорожнена. Видно, старики не теряли времени
даром.
Мы тут послание от твоего имени составляем.
какая-то суматошность проскальзывали в его поведении. То перья начнет чинить
-- бросит, то съемы схватит, чтоб снять нагар со свечей, хоть в этом нет
никакой необходимости.
Выбери, какой понравится.
преисполнившим сердце холопа вашего благоговением и, ощущая крайнее смущение
и слабость в телесах, исспрашиваю -- благоволите холопа вашего... " Нет, это
не подойдет.
"Всемилостивейший князь и сиятельство! Издревле верный холоп ваш с великим
обрадованием, стараясь показать сиятельству вашему истинное свое почтение и
любовь, которое всегда к вам имел, дерзнул из глубины сердца своего припасть
к ногам вашим. Прилежно стараюсь и тщусь довести до вашего сведения, что я
наг и бос, сир и убог... "
убог!
головой.
молодого человека. -- И этот кой-кто посоветовал написать объяснительное
письмо. И чтоб как подобает, с подробностями! А что я еще могу? Я человек
маленький, -- видно, трудно дались Замятину эти уничижительные слова, и чтоб
скрыть неловкость, он добавил ворчливо: -- Юность, прости господи... Все ей
просто. А каково мне объяснить, что мальчик-курсант желает встретиться с
вицеканцлером? И зачем ему сия встреча?
поволокут.
но тот опустил глаза и ничего не ответил.
Все сжечь и немедля, Марфа Ивановна, голубушка, растопите печь!
ослушаться. Друбарев поспешно унес в свою комнату письменные принадлежности,
Иван Львович свалил в корзину черновики бесполезных посланий и депеш, а
Марфа Ивановна ловко свернула их в жгуты, чтобы использовать в качестве
растопки.
расспрашивать не стал и величественно удалился.
подробности -- и волнение Лукьяна Петровича, и грубость солдат, и плач Марфы
Ивановны в чулане, и неторопливое шествование к дому на Красной улице --
повторились как в несколько раз виденном, набившем оскомину, сне. Небольшим
отличием, просмотренной ранее деталью, хотя она словно незримо
присутствовала на каждом допросе, была скульптурно окаменевшая позади кресла
Лестока фигура Бергера.
раз поразился, как странно преображает бергерову физиономию ощущение
опасности: глаза, узкий нос, острый подбородок словно сгрудились, сбились в
кучу, и всей поверхностью лица завладели круглые, мучнисто-белые, словно
непропеченные булки, щеки. Бергер смотрел прямо перед собой не мигая. На
появление Саши он никак не отреагировал, словно видел его впервые.
лекаря подала ему тайный знак, весь встрепенулся, пошел волнами, и Белов
понял, что его бывший попутчик смертельно напуган, а появление Саши напугало
его еще больше.
кутерьма? "
Брильи вез в Париж, -- произнес Лесток хмуро.