ее сторону и, черт побери, до чего же весело те запылают! Уничтожь
секреты, сожги разгадки, эту тайну никогда не решить ни одной живой душе!
Потом взорвется газ, оглушительно заревет и затрещит пламя, и эта огромная
горелка превратит всю середку отеля в настоящее пекло. Лестницы и
коридоры, потолки и комнаты - все утонет в пламени, как замок из последней
серии "Франкенштейна". Пламя перекинется в крылья дома, заспешит по
сине-черному плетению ковров подобно нетерпеливому гостю. Шелковистые обои
обуглятся и свернутся. Тут нет ни одного разбрызгивателя, только
устаревшие шланги, воспользоваться которыми некому - ни одна пожарная
команда на свете не доберется сюда раньше будущего марта. Гори, детка,
гори. Через двенадцать часов останутся лишь голые кости, и все.
стонал, как старуха, пытающаяся встать с кровати. По краям старых заплат
заиграли свистящие струйки пара. Шипели крохотные шарики припоя.
совместный страховой полис. Прожив в Стовингтоне год, они застраховали
свои жизни. Смерть приносила сорок тысяч долларов и сумма удваивалась,
если один из них погибал в железнодорожной или авиакатастрофе... или во
время пожара. Умри тайком - выиграешь сто долларов.
спят, время выбраться у них будет. Джек не сомневался. К тому же он
считал, что вряд ли кусты живой изгороди или что-нибудь еще попытаются их
задержать, когда "Оверлук" будет пылать в полнеба.
пятнадцати фунтам на квадратный дюйм.
гнездо. И укусили одного из старших братьев Джека (сейчас он не мог
вспомнить, которого), когда тот раскачивал старую шину, подвешенную папой
к одной из нижних ветвей. Стояло позднее лето, когда осы злее всего.
окутанным тонким туманом пивного духа, собрал всех троих мальчиков -
Бретта, Майка и малыша Джекки - и сообщил им, что собирается избавиться от
ос.
еще не пользовался тростью, столкновение с молочным фургоном было тогда
делом далекого будущего). - Может, чему-нибудь научитесь. Это мне показал
мой отец.
смертоносный, чем сморщенные, но вкусные яблоки, которые их яблоня обычно
давала в конце сентября, а тогда была еще середина месяца) отец подгреб
большую кучу промокших под дождем листьев. День был ясным и безветренным.
Листья дымили, но по-настоящему не горели, и от них шел запах - аромат -
эхом возвращающийся к Джеку каждый листопад, когда мужчины в субботних
штанах и легких "виндбрейкерах" сгребали листья в кучу и жгли. Сладкий
запах, таящий в себе горечь, пряный, пробуждающий воспоминания. От тлеющих
листьев поднимались большие пласты дыма, они плыли кверху, загораживая
гнездо от глаз.
пустые банки из-под "черной этикетки" в женино пластиковое ведро для мытья
полов; по бокам сидели старшие сыновья, а в ногах играл с попрыгунчиком
малыш Джекки, который монотонно распевал: "ты еще поплачешь... у тебя
сердце обманщицы... сердце обманщицы... но тебе это так не сойдет".
Сыновья опасливо столпились у него за спиной. В руке папа держал мотыгу.
Он раскидал листья в стороны, оставив дотлевать небольшие кучки, потом,
покачиваясь и моргая, потянулся вверх ручкой мотыги и со второй или
третьей попытки сбил гнездо на землю.
гнездом, покачиваясь и помаргивая. Джекки подкрался обратно, чтобы
посмотреть. Несколько ос медленно ползали по своим бумажным владениям, но
взлететь не пытались. Из черного, враждебного нутра гнезда донесся
незабываемый звук, низкое, усыпляющее жужжание - так гудят провода под
высоким напряжением.
бровей.
халата папа вытащил спички. Чиркнув одной, он кинул ее в гнездо. Произошел
оранжево-белый взрыв, почти беззвучный в своей ярости. Папа попятился,
хохоча как сумасшедший. Осиное гнездо мгновенно сгорело дотла.
убьет что угодно.
постояли возле обугленного, почерневшего гнезда. Из горячего нутра
доносились звуки лопающихся как кукурузные зерна осиных тел.
металлический вой. В сотне мест торчком поднялись струйки пара, они
торчали, как иглы дикобраза.
свет. О чем, скажите на милость, он думал? Его дело - защищать отель. Он -
смотритель.
вентиль выскользнул у него из рук. Тогда Джек уцепился пальцами за спицы.
Он крутанул один раз, два, три. Пар громко зашипел, как будто вздохнул
дракон. Из-под котла поднялся теплый тропический туман, окутав его тонкой
пеленой. На миг шкала скрылась от глаз Джека, но он подумал, что прождал,
должно быть, слишком долго: лязгающий стон в котле усилился, потом что-то
несколько раз тяжело громыхнуло и раздался скрежет гибнущего металла.
упала до двухсот и продолжает идти вниз. Струйки пара, выбивавшиеся по
краям приваренных заплат, стали ослабевать. Щемящий скрежет пошел на
убыль.
шестидесяти.
увидел, что на ладонях уже вздуваются волдыри. Черт с ними волдырями,
подумал он и неуверенно рассмеялся. Чуть не сгинул, рукоятку сжимая рукой,
как машинист Кейси из "Крушения старины девяносто седьмого". Что еще хуже,
он погубил бы "Оверлук". Он провалился на учительском поприще, провалился
как писатель, муж и отец. Даже пьяница из него не вышел. Но образцом
провала, таким, что лучше не придумаешь, было бы взорвать здание, которое
должен обихаживать. А здание это было вовсе не рядовым.
руках, Джек снова закрыл спусковой клапан. Но с этого момента за котлом
придется следить внимательней, чем всегда. Остаток зимы Джек не доверит
ему больше сотни пси. А если и будет немножко зябко, придется просто
усмехнуться и стерпеть.
кроме шерри для готовки. С этой точки зрения выпивка была лекарством. Долг
выплачен и теперь можно сделать легкую анестезию - чем-нибудь посильнее
экседрина. Но тут хоть шаром покати.
Вынув из заднего кармана носовой платок, он направился к лестнице. Он
обтер губы. Маленький глоточек, один-единственный. Чтоб облегчить боль.
был уверен в этом. Ноги перебирали ступеньки быстро и нетерпеливо,
торопливыми шагами человека, вернувшегося с долгой, горькой войны. Было
5:20 утра по горному времени.
взрыв. Пожар. "Оверлук" горел. Они с мамой наблюдали это с газона перед
крыльцом.
оттенок, как будто задохлись. Из-под них показались сросшиеся ветки,
похожие на скелеты полурасчлененных трупов. А потом из больших
двустворчатых дверей "Оверлука" вывалился папа, он пылал как факел. Его