сам знал цену, а потому ожидал похвального упоминания или же
третьей, может быть, даже второй премии. К своему удивлению, он
услышал, что ему присудили первую, и еще не успел этому
обрадоваться, как глашатай Магистра Игры своим красивым низким
голосом назвал и второго призера -- Тегуляриуса. Поистине тут
было от чего прийти в восторг: оба они рука об руку вышли
победителями из этого состязания. Не слушая далее, он вскочил и
побежал вниз по лестнице и через гулкий коридор -- на волю. В
письме старому Магистру музыки, написанном в те дни, мы читаем:
"Я очень счастлив, Досточтимый, как ты, вероятно, и сам
представляешь себе. Сначала успех моей миссии и почетное
признание его руководством Ордена, вкупе со столь важной для
меня перспективой скорого возвращения домой, к друзьям, к Игре,
вместо дальнейшего использования на дипломатической службе, --
а потом и первое место, и премия в состязаниях за партию, к
которой я, что касается формальной стороны, приложил немалые
старания, но которая, по вполне основательным причинам, вовсе
не исчерпывает всего, что я мог бы дать. И сверх того, радость
разделить этот успех с другом -- и впрямь, слишком много для
одного раза, Я счастлив, да, но не смел бы утверждать, что мне
легко. За столь краткое время или за время, которое показалось
мне кратким, все это свалилось на меня слишком внезапно и не в
меру щедро; к чувству благодарности примешивается некий страх,
словно бы достаточно добавить одну лишь каплю в наполненный до
краев сосуд, и все опять будет поставлено под сомнение. Но
прошу тебя, смотри на это так, как если бы я этого не говорил,
здесь каждое слово лишнее".
сосуду вскоре суждено было принять куда более, чем одну каплю.
Однако до этого Иозеф Кнехт отдался своему счастью и
примешанному к нему страху так всецело и безусловно, как если
бы уже предугадывал скорое наступление больших перемен. Для
отца Иакова эти несколько месяцев тоже оказались счастливыми и
пролетели очень быстро. Ему жаль было потерять такого коллегу и
ученика, и он пытался во время самих уроков в еще того более --
в свободных беседах передать ему как можно больше из того
Проникновения в высоты и бездны человеческого бытия и истории
народов, которое довелось ему приобрести за свою жизнь
труженика и мыслителя. Порой он заводил речь о цели и
результатах миссии Кнехта, о возможности и ценности дружбы и
политического согласия между Римом и Касталией, рекомендуя
Иозефу изучить ту эпоху, результатом которой явилось основание
касталийского Ордена, а также постепенное возрождение и новый
подъем Рима после периода унизительных испытаний. Он
посоветовал ему ознакомиться с двумя произведениями о
Реформации и церковной схизме в шестнадцатом столетии, горячо
рекомендовал ему всегда предпочитать непосредственный анализ
источников и всемерное ограничение обозримыми конкретными
темами чтению разбухших всемирно-исторических трудов, причем не
скрывал своего глубокого недоверия к любому роду философии
истории.
перенести на весну, когда обычно происходила большая публичная
Игра -- Ludus anniversarius, или sollemnis{2_6_01}. Хотя пора
расцвета этих Игр давно уже миновала, навсегда уйдя в прошлое,
-- пора, когда ежегодная Игра длилась многие недели, когда со
всех концов света на нее съезжались высокопоставленные и
представительствующие лица, -- все же весенние съезды в их
торжественной Игрой, продолжавшейся от десяти до четырнадцати
дней, были для касталийцев крупнейшим праздничным событием
года, праздником, не лишенным высокого религиозного и
этического значения, ибо он объединял представителей всех,
отнюдь не всегда единодушных направлений и тенденций Касталии,
как бы устанавливая мир между себялюбиями отдельных дисциплин и
пробуждая воспоминания о единстве, возвышавшимся над их
множественностью. Для верующих праздник обладал таинственной
силой подлинного посвящения, для неверующих был, по меньшей
мере, заменой религиозного обряда, и для тех, и для других --
омовением в чистейших источниках прекрасного. Так некогда
"Страсти" Иоганна Себастьана Баха (не столько в пору их
создания, сколько в то столетие, которое последовало за их
возвращением миру) были для участников и слушателей отчасти
подлинным религиозным действом и таинством, отчасти
благоговейным созерцанием и заменой, веры, для всех же вместе
-- торжественной манифестацией искусства и creator
spiritus{2_6_02}.
плана как у монастырских инстанций, так и у своей Коллегии. Он
еще не мог реально представить себе, каково будет его положение
после приезда в маленькую республику Vicus lusonim, однако он
предполагал, что очень скоро на него возложат почетное бремя
какой-нибудь должности или поручения. Покамест же он радовался
возвращению, встрече с друзьями, предстоящему празднику,
наслаждался последними совместными занятиями с отцом
Иаковом{2_6_06}, с достоинством и не без удовольствия принимая
всевозможные знаки благорасположения, каковыми настоятель и
капитул сочли необходимым осыпать его при проводах. Затем он
отправился в путь, не без щемящего чувства расставания с
полюбившимся местом и с пройденным отрезком жизни, однако в
результате созерцательных упражнений, предназначенных для
подготовки к ежегодной Игре (он проделал их без руководителя и
без товарищей, но строго придерживаясь предписаний), у него
появилось и предпраздничное настроение. Оно не ухудшилось
оттого, что ему не удалось уговорить отца Иакова принять давно
уже последовавшее приглашение Магистра Игры и поехать вместе с
ним на праздник: Кнехту была вполне понятна сдержанность
старого антикасталийца, сам же он на некоторое время
почувствовал себя освободившимся от всех стеснявших его
обязанностей и полностью отдался предвкушению ожидаемых
торжеств.
праздник никогда не может, даже при неблагосклонном
вмешательстве высших сил; для твердого в вере крестный ход и
под ливнем сохраняет свою торжественность, его не обескуражит и
подгоревшее праздничное угощение, а потому для адепта Игры
каждый годичный Ludus есть праздник и а некотором роде
священнодействие. Тем не менее, как все мы хорошо знаем, бывают
праздники и Игра, когда все особенно ладится, одно окрыляет и
возвышает другое, это случается и с музыкальными, и с
театральными представлениями, которые без явно видимых причин,
словно по волшебству, достигают необычайных вершин, оставляя в
душе участников глубокий след, в то время как другие, ничем не
хуже подготовленные. Остаются не более чем добросовестной
работой. Поскольку рождение подобного возвышенного чувства
зависит в какой-то мере и от душевного состояния участника,
следует признать, что Кнехт был наилучшим образом подготовлен:
никакие заботы не угнетали его; он с почетом возвращался с
чужбины и пребывал в радостном ожидании грядущего.
осененным чудом, особо освященным и сияющим праздником.
Ежегодная Игра была на этот раз безрадостной, поразительно
несчастливой, чуть что не полностью провалившейся. Хотя многие
из присутствовавших испытали возвышенные чувства и
благоговение, но, как и всегда в таких случаях, собственно
устроители и ответственные лица особенно остро ощутили
сгустившуюся над всем праздником тягостную атмосферу неудачи,
непрестанных помех и просто невезения. По Кнехт не был среди
тех, кто особенно болезненно переживал все это, хотя,
разумеется, и он испытал некоторое разочарование в своих
возвышенных ожиданиях; тем не менее ему, не бывшему
непосредственным участником и не несшему никакой
ответственности, удалось в те дни, несмотря на то что торжество
не было осенено благодатью истинной святости, проследить
благоговейно за всей весьма остроумно построенной Игрой и без
помехи дать отзвучать в себе медитации, ощутить в благодарном
порыве знакомую всем гостям этих Игр атмосферу празднества и
жертвоприношения, мистического слияния всей общины слушателей
воедино у ног божества, что торжественная Игра способна внушить
даже тогда, когда она для самого узкого круга устроителей
"провалилась". Но и он не остался нечувствительным к роковому
предопределению, тяготеющему над этим празднеством. Сама игра,
план ее и структура были без изъяна, как и все игры Магистра
Томаса, более того, эта игра была одной из самых впечатляющих,
самых наивных и непосредственных его игр. Но исполнение ее
преследовал злой рок, и в Вальдцеле до сих пор о ней не забыли.
Вальдцель, чтобы отметиться в канцелярии Селения Игры, его
Лукин Евгений
Флинт Эрик
Русанов Владислав
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс