рет. Удивительно, на что только могут польститься эти женщины, твердые
как алмаз, знающие мужчин вдоль и поперек.
ле Розы, и выпил его. Кадык на его тонкой, жилистой шее скользил вверх и
вниз, как лифт. Роза смотрела на него и сияла.
словно обороняясь. - Насчет этого ты мне голову не морочь. Это меня не
касается! Ведь я же хотел, чтобы ты избавилась от этого ублюдка. Так бы
оно и случилось, если бы меня не... - Он помрачнел. - А теперь, конечно,
нужны деньги и деньги.
жет, мы найдем какую-нибудь сумасшедшую богатую бабу, которая ее удоче-
рит. Конечно, если она даст нам приличное вознаграждение. Другого выхода
не вижу.
литую кофе:
есть больше.
- недовольно пробурчал он.
ну снова.
ему вслед. Он вышел, не закрыв за собою дверь.
торчал столько времени?
местечке. Тоже мне! Герой!
кто! Не какая-нибудь слезливая размазня. Ну, я пошла. Привет, детки!
вился кто-то, кому она сможет отдавать свои деньги, чтобы он их пропи-
вал, а потом еще и бил ее в придачу. Роза была счастлива. Через полчаса
ушли и остальные. Только Лилли не трогалась с места. Ее лицо было
по-прежнему каменным.
Было невозможно оставаться долго наедине с Лилли.
спасения. В сопровождении тромбонов и труб они пели о небесном Иерусали-
ме. Я остановился: вдруг я почувствовал, что не выдержать мне одному,
без Пат. Уставившись на бледные могильные плиты, я говорил себе, что еще
год назад я был куда более одинок, что тогда я не был знаком с Пат, что
теперь она у меня есть, пусть и не рядом... Но все это не помогало -
что-то я совсем расстроился и не знал, что делать. Наконец я решил заг-
лянуть домой, - узнать, нет ли от нее письма. Это было совершенно бесс-
мысленно: письма еще не было, да и не могло быть, но все-таки я поднялся
к себе.
смокинг. Он шел в отель, где служил наемным танцором. Я спросил Орлова,
не слыхал ли он что-нибудь о фрау Хассе.
валась. Да так оно и лучше. Пусть не приходит больше...
пот, шофер копался в моторе. Потом он сел в кабину. Когда мы поравнялись
с машиной, он запустил мотор и дал сильный газ на холостых оборотах. Ор-
лов вздрогнул. Я посмотрел на него. Он побелел как снег.
России расстреливали моего отца, на улице тоже запустили мотор грузови-
ка, чтобы выстрелы не были так слышны. Но мы их все равно слышали. - Он
опять улыбнулся, точно извиняясь. - С моей матерью меньше церемонились.
Ее расстреляли рано утром в подвале. Брату и мне удалось ночью бежать. У
нас еще были бриллианты. Но брат замерз в пути.
в подавлении восстания. Он знал, что все так и будет, и считал это, как
говорится, в порядке вещей. Мать придерживалась другого мнения.
ловеческий мозг.
"бьюик". Из него вышла дама и, заметив Орлова, с радостным возгласом
устремилась к нему. Это была довольно полная элегантная блондинка лет
сорока. По ее слегка расплывшемуся, бездумному лицу было видно, что она
никогда не знала ни забот, ни горя.
взгляд, - дела...
заказал себе полбутылки рома. Я все еще чувствовал себя отвратительно.
лицом и ясными голубыми глазами. Он уже успел выпить всего понемногу.
с тобой творится?
Ничего? Ты хочешь сказать, ничто! Но Ничто - это уже много! Ничто - это
зеркало, в котором отражается мир.
голову. - Романтики вроде тебя - всего лишь патетические попрыгунчики,
скачущие по краю жизни. Они понимают ее всегда ложно, и все для них сен-
сация. Да что ты можешь знать про Ничто, легковесное ты существо!
Ленц. - Порядочные люди уважают это самое Ничто, Фердинанд. Они не роют-
ся в нем, как кроты.
рюмку. - Пробкой, которая делает все правильно и добивается успеха. Хоть
бы недолго побыть в таком состоянии!
затрещало. - Хочешь стать дезертиром? Предать наше братство?
было что-то дикое, дрогнуло.
и неумельцев, с их бесцельными желаниями, с их тоской, не приводящей ни
к чему, с их любовью без будущего, с их бессмысленным отчаянием. - Он
улыбнулся. - Ты принадлежишь к тайному братству, члены которого скорее
погибнут, чем сделают карьеру, скорее проиграют, распылят, потеряют свою
жизнь, но не посмеют, предавшись суете, исказить или позабыть недосягае-
мый образ - тот образ, брат мой, который они носят в своих сердцах, ко-
торый был навечно утвержден в часы, и дни, и ночи, когда не было ничего,
кроме голой жизни и голой смерти. - Он поднял свою рюмку и сделал знак
Фреду, стоявшему у стойки:
бокалы побольше. Убавь свет, поставь сюда несколько бутылок и убирайся к
себе в конторку.
гаментными абажурами из старых географических карт. Ленц наполнил бока-
лы:
так сильно чувствуем жизнь! Даже не знаем, что нам с ней делать!
счастье. Счастливец ощущает радость жизни не более, чем манекен: он
только демонстрирует эту радость, но она ему не дана. Свет не светит,
Афанасьев Роман
Конюшевский Владислав
Перумов Ник
Сертаков Виталий
Чернецов Андрей
Рыбаков Вячеслав