дверью лежал белый конверт. Он поднял его. На конверте стояло его имя, но не
было ни марки, ни штемпеля. Жоан, решил он, и вскрыл конверт. Из него выпал
чек, присланный Дюраном. Равик равнодушно посмотрел на цифру, затем
вгляделся внимательнее. Он не верил своим глазам: не двести франков, как
обычно, а две тысячи. Должно быть, изрядно перетрусил, подумал он. Дюран,
добровольно отдающий две тысячи франков! Вот уж поистине восьмое чудо света!
столик у кровати. Он купил их недавно, чтобы читать в бессонные ночи. С ним
происходило что-то непонятное - книги приобретали для него все большее
значение. И хотя они не могли заменить всего, тем не менее задевали какую-то
внутреннюю сферу, куда уже не было доступа ничему другому. Он вспомнил, что
в течение первых лет жизни на чужбине ни разу не брал в руки книги. Все, о
чем в них говорилось, было слишком бледно по сравнению с тем, что
происходило в действительности. Теперь же книги превратились для него в
своего рода оборонительный вал, и хотя реальной защиты они не давали, в них
все же можно было найти какую-то опору. Они не особенно помогали жить, но
спасали от отчаяния в эпоху, когда мир неудержимо катился в непроглядную
тьму мрачной пропасти. Они не давали отчаиваться, и этого было достаточно. В
далеком прошлом у людей родились мысли, которые сегодня презираются и
высмеиваются, но мысли эти возникли и останутся навсегда, и это уже само по
себе
Телефон продолжал звонить. Через несколько минут, когда звонки прекратились,
он взял трубку и спросил портье, кто звонил.
от Дюрана. Тогда он попросил соединить его с отелем "Ланкастер".
Телефонистка сказала, что оттуда его никто не вызывал. Значит, это была
Жоан. Вероятно, она все еще в "Шехерезаде".
окну, облокотился на подоконник. Легкий ветерок доносил снизу аромат лилий:
эмигрант Визенхоф заменил ими увядшие гвоздики. В теплые ночи комната
наполнялась запахом кладбищенской часовни или монастырского сада. Равик так
и не мог понять, почему Визенхоф перешел на лилии: оттого ли, что он чтил
память покойного Гольдберга, или просто потому, что лилии хорошо принимаются
в деревянных ящиках. Звонки прекратились. Возможно, сегодня я усну, подумал
он и снова улегся в постель.
остановилась в дверях. Он открыл глаза.
ванную.
Переспала со своим любовником, отправила его домой и явилась сюда в полной
уверенности, что застанет меня с Кэт Хэгстрем. Тем самым она доказала бы,
что я гнусный развратник, которого следует опасаться - каждую ночь у него
другая. Как ни странно, хитро задуманная интрига всегда вызывала в нем
восхищение, даже если была направлена против него самого. Он невольно
улыбнулся.
Значит, уже так далеко зашло!
ревности! Ступай к своему актеру и оставь меня в покое.
понимаешь, что это другое. И нечего меня винить. Я сама не рада. Нашло на
меня... Сама не знаю как...
самоуверенности, что впору сойти с ума! И ничто не могло прошибить ее! Как я
ненавидела твое превосходство! Как я его ненавидела! Мне нужно, чтобы мною
восторгались! Я хочу, чтобы из-за меня теряли голову! Чтобы без меня не
могли жить. А ты можешь! Всегда мог! Я не нужна тебе! Ты холоден! Ты пуст!
Ты и понятия не имеешь, что такое любовь! Я тогда солгала тебе... Помнишь,
когда сказала, будто все произошло потому, что тебя не было два месяца? Даже
если бы ты не уезжал, случилось бы то же самое. Не смейся! Я прекрасно вижу
разницу между тобой и им, я знаю, что он не умен и совсем не такой, как ты,
но он готов ради меня на все. Для него только я и существую на свете, он ни
о чем, кроме меня, не думает, никого, кроме меня, не хочет. А мне как раз
это и нужно!
кальвадоса.
больнице, а не в ночном клубе.
неправдоподобной, подумал он.
можно говорить?
Ты любишь ее?
чертям со своей дешевой загадочностью, хотя она и кажется тебе чем-то
небывалым. Один тебе нужен, видите ли, для упоения, для бурной любви или для
карьеры, другому ты заявляешь, что любишь его глубоко и совсем по-иному, он
для тебя - тихая заводь, так, на всякий случай, если, конечно, он согласится
быть ослом и не станет возражать против такой роли. Убирайся ко всем чертям.
Очень уж у тебя много всяческих видов любви.
говоришь неправду. Я хочу вернуться к тебе. Я вернусь к тебе.
самообман. Ты искренне обманываешь сама себя, чтобы оправдать в собственных
глазах свое желание уйти и от этого человека. Ты никогда больше не
вернешься.
снова явится кто-то другой, который во всем мире будет видеть только тебя,
любить одну тебя, и так далее. Представляешь, какое великолепное будущее
ждет меня?
Нельзя запереть ветер. И воду нельзя. А если это сделать, они застоятся.
Застоявшийся ветер становится спертым воздухом. Ты не создана, чтобы любить
кого-то одного.
Кэт Хэгстрем со смертью в животе и с кожей, тонкой и хрупкой, как шелк; и,
наконец, эта беспощадная, полная жажды жизни, еще чужая сама себе и вместе с
тем познавшая себя настолько, что мужчине этого просто не понять, наивная и
увлекающаяся, по-своему верная и неверная, как и ее мать - природа,
гонительница и гонимая, стремящаяся удержать и покидающая...
Херберт Фрэнк
Андреев Николай
Свержин Владимир
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей