Чтение 76–й страницы книги ~Маятник Фуко~

Высота фасада составляет девятнадцать дециметров, то есть равна
количеству лет древнегреческого лунного цикла. Сумма высот двух передних
ребер и двух задних ребер подсчитывается так: 190х2+176х2=732, это дата
победы при Пуатье12. Толщина прилавка составляет 3,10 сантиметров, а ширина
наличника окна - 8,8 сантиметров. Заменяя целые числа соответствующими
литерами алфавита, мы получим C10H8, то есть формулу нафталина.

- Фантастика, - сказал я. - Сами мерили?

- Нет, - ответил Алье. - Но один подобный киоск был измерен неким
Жан-Пьером Аданом. Воображаю, что все цветочные киоски должны строиться
более или менее одинаково. С цифрами вообще можно делать что угодно. Если у
меня имеется священное число 9, а я хотел бы получить 1314, то есть год
сожжения Жака де Молэ - этот день дорог сердцу каждого, кто, подобно мне,
составляет часть тамплиерской рыцарственной традиции, - что я делаю?

Умножаю на 146 (это роковой год разрушения Карфагена). Как я пришел к
этому результату? Я делил 1314 на два, на три и так далее, до тех пор покуда
не отыскал подходящую дату. Я бы мог поделить 1314 и на 6,28, что составляет
собой удвоение 3,14, и пришел бы к цифре 209. Ну что ж, в этот год примкнул
к антимакедонской коалиции Аттал I, царь Пергама. Годится?

- Значит, вы не верите ни в какую нумерологию, - разочарованно сказал
Диоталлеви.

- Я? Я твердо верю, верю в то, что мир - это восхитительная перекличка
нумерологических соотношений и что прочтение числа, купно с его
символической интерпретацией, - таков привилегированный путь познания. Но
если весь мир, как низменный так и верховный, являет собой систему
соотношений, где перекликается все, tout se tient, вполне естественно, что и
киоск и пирамида, оба представляющие собой плоды рук человека,
подсознательно отображают в своем устройстве гармонию космоса. Эти так
называемые пирамидологи открывают невероятно затрудненными методами линейную
истину, гораздо более старую и уже известную. Логика их поиска, логика
открытия - извращенная логика, потому что она основана на науке.

Логика знания, напротив, не нуждается в открытиях, потому что знание
просто знает, и все. Зачем доказывать то, что иначе быть бы не могло? Если
секрет имеется, он гораздо глубже. Эти ваши авторы просто не идут глубже
поверхности. Воображаю, что господин, написавший этот труд, перепевает и все
бредни о египтянах, якобы владевших электричеством...

- Не стану спрашивать, как вам удалось угадать.

- Вот видите? Эти люди довольствуются электричеством, как первый
попавшийся инженер Маркони. Гораздо меньшим ребячеством звучало бы
рассуждение о радиоактивности. Это была бы забавная конъектура, которая, в
отличие от гипотезы об электричестве, способна была бы объяснить пресловутое
проклятие Тутанхамона... Как им удалось поднять глыбы на пирамиды? Валуны
ворочали с помощью электроразрядов? Использовали энергию атомного ядра?
Египтяне открыли способ избавляться от земного притяжения, они овладели
тайной парения. Новая форма энергии! Известно ли вам, что халдейскими
мудрецами приводились в движение священные механизмы при помощи одного лишь
звука, и что священнослужители Карнака и Фив якобы умели распахивать двери
храма одним лишь своим голосом - о чем ином свидетельствует, на ваш взгляд,
легенда "Сезам, откройся"?

- И что дальше? - спросил Бельбо.

- Вот то-то же, друг мой. Электричество, радиоактивность, атомная
энергия, как известно настоящим посвященным, это только метафоры,
поверхностный камуфляж, условные обозначения, в крайнем случае - жалкие
заместители некоей более древней силы, пребывающей в забвении, которую
посвященные ищут и, когда придет время, обрящут. Нам следует интересоваться,
вероятно, - он помедлил, колеблясь, - теллурическими течениями.

- Чем? - спросил не помню кто из нас троих.

Алье был явно разочарован:

- Ну вот, а я надеялся, что среди ваших кандидатов хоть один мог бы
сообщить мне что-то любопытное по этому поводу... Оказывается, уже довольно
поздно. Ну-с, судари, договоренность достигнута, все остальное прошу
простить как стариковское многоглаголение.

Когда мы пожимали руки, вошел слуга и прошептал что-то хозяину.

- А, любезная приятельница, - сказал Алье. - Я и забыл. Попросите ее
подождать минуту... Нет, не в гостиной, в турецком кабинете.

Любезная приятельница, должно быть, была своим человеком в доме, потому
что тем временем она уже входила в кабинет и даже не взглянув на нас, в
полутьме сморкающегося дня, уверенно подошла к Алье, игриво погладила его по
лицу и сказала:

- Симон, ты что, заставишь меня сидеть в приемной? Это была Лоренца
Пеллегрини.

Алье легонько отодвинулся, поцеловал ей руку и сказал, указывая на нас: -
Любезная моя, милая София, как вы знаете, вы дома в любом доме, который
озаряете присутствием. Я просто прощался с посетителями.

Лоренца обратила внимание на нас и радостно взмахнула рукой - да я и не
помню, видел ли я хоть раз ее удивленной или смущенной чем бы то ни было.

- А, как чудесно, - сказала она. - Вы тоже знаете моего друга! Якопо, как
дела. Последняя фраза имела не вопросительную, а утвердительную форму. Я
заметил, как побледнел Бельбо. Мы попрощались, Алье напоследок сказал, что
крайне рад найти с нами общих знакомых.

- Я считаю нашу общую приятельницу одним из наиболее подлинных созданий
из всех, кого мне выпало знавать. В своей свежести она воплощает, позвольте
сравнение, присталое старику ученому, Софию, сосланную на нашу землю. Но
милая моя София, я не успел еще известить вас, что обещанный вечер
откладывается на несколько недель. Я огорчен.

- Неважно, - сказала Лоренца. - Я подожду. Вы идете в бар? - Это
обращение к нашей троице тоже походило скорее на приказание, чем на вопрос.
- Хорошо, я задержусь здесь на полчасика, я хочу взять у Симона один из его
эликсиров, вам тоже бы неплохо их попробовать, но Симон говорит, что это
только для избранных. Потом я тоже приду.

Алье улыбнулся тоном снисходительного дядюшки, откланялся нам, попросил
проводить к выходу.

Выйдя на улицу, мы в полном молчании направились к моей машине, влезли в
нее и доехали до "Пилада". Бельбо был нем. Но у стойки бара заговорить стало
просто необходимо.

- Не хотел бы я завести вас в лапы безумцу, - сказал я.

- Нет, - ответил Бельбо.

- Он человек умный и остроумный. Только живет не в том мире, что мы с
вами.

- И мрачно добавил немного погодя: - Почти.

Traditio Templi сама устанавливает традицию тамплиеровского рыцарства -
духовного и посвятительского...

(Henry Corbin. Temple et contempletion, Париж, Flanmarion, 1980)

- Мне кажется, Казобон, я понял вашего Алье, - заметил Диоталлеви,
который заказал себе у Пилада бокал белого игристого, чем поверг нас обоих в
состояние тревоги относительно его психического состояния - Он интересуется
тайными науками и остерегается попугаев и дилетантов. Но, как мы сегодня
убедились, нагло приставив ухо, - даже презирая, он их выслушивает,
критикует, вовсе не отрекаясь от них.

- Сегодня этот господин, этот граф, этот маркграф Алье, или как его там
еще, произнес одну ключевую фразу, - сказал Бельбо - Духовное рыцарство. Он
их презирает, но чувствует себя связанным с ними узами духовного рыцарства.

Думаю, что понимаю.

- В каком смысле? - спросили мы. Бельбо пил уже третий мартини с джином