пара кресел - на случай, если придут друзья.
таких нет.
добраться?
встречах...
только право выбора, но и право ухода.
что я удеру?!
женщина - если, конечно, она мечтает найти в этом счастье. И я умру в
одиночестве.
заморская диковина. Аленький цветочек. Экспонат галактического музея.
Инопланетянин. Когда ты убедишься, что я такой же человек, как все, тебе
станет скучно. Ты же ненавидишь скуку. И ты удерешь.
в ее теплый, упругий животик между пояском юбки и узлом платка.
обернулся. В конце коридора, царственно оперевшись на палку из темного
дерева, стоял высокий прямой старик в стеганом синем халате и смотрел на
них запавшими глазами. Его седые волосы, перехваченные белой лентой,
ниспадали на гордо развернутые плечи, делая его похожим на славянского
языческого бога. У ног старика лежала огромная кошка с подрубленным
хвостом, пышными бакенбардами и чутко вскинутыми ушами.
величественный старик укажет на них своей палкой, и кошка, обнажив
страшные когти, кинется рвать их в клочья.
одну из боковых комнат.
неслышно скользнула следом за хозяином. У нее были тяжелые мягкие лапы -
мощные, как присоски гравитра.
девушку за собой.
дворце имела обжитой вид. Половину ее пространства занимал старинный
механический рояль, покрытый белым бархатом. Повсюду висели картины и
портреты, не больше ладони каждый ("Бокард... Данутович... Сэйнт-Пол!.." -
приглядевшись, потрясенно выдохнула Марси). Круглый низкий столик на
гнутых ножках был придвинут к стене, на нем высился массивный золотой
канделябр с оплывшими свечами. По комнате были распиханы в беспорядке
мягкие кресла. Одно из них стояло спинкой к ветхому книжному шкафу, в
котором рядами теснились книги в толстых потемневших переплетах
("Киотансубеки... Гинсберг... Курт Алейников!.."). В этом кресле сидел
старик и молча взирал на нежданных гостей. Несмотря на жару, он успел
накинуть на плечи пестрый шерстяной плед. Чудовищная кошка умостилась у
него в ногах, будто живая грелка, и нервно зевала. Ее раздражало
присутствие посторонних.
поздороваться, но только жалко пискнула. Старик безразлично усмехнулся.
здесь один. Наверное, мне следовало бы умереть молодым. Тогда я стал бы
легендой. А теперь я - анекдот. Архаизм, пережиток. Я никому не нужен. Вот
вам я нужен? - Девушка, часто мигая круглыми глазами, кивнула. - Не лгите,
дитя. Петипа мог позволить себе жить столько же, сколько и я. Его эпоха
была медленной. Дягилеву достало без малого шестидесяти. Баланчин
успокоился, не дотянув до восьмидесяти. В его годы я тоже достиг пределов
славы. Теперь мне сто лет, я жив и не знаю, когда умру. Свою славу я давно
пережил. Почему вы стоите? Я не король, чтобы в моем присутствии нельзя
было сидеть.
рядом.
имена созвучны. Хотя сейчас меня, наверное, никто так не называет. Я уже
давно не способен что-то созидать. Любопытно, упоминают ли энциклопедии
искусств мое имя? Двадцать лет назад упоминали, я проверял. А теперь даже
не знаю, как это делается. Впрочем, теперь не принято вычеркивать
информацию, даже если она стала бесполезна... Там, - он простер руку к
зашторенному окну, - все переменилось. Никто не танцует так, как я учил.
Никто не живет так, как я мечтал. Люди не научились говорить телом. Моя
"Лингва пластика" никому не пригодилась. Я сижу здесь, как фараон,
которого по недоразумению замуровали в пирамиде заживо. Даже эта
побрякушка, - Милан кивнул на видеобраслет, что небрежно валялся на
столике рядом с канделябром, - смеет не повиноваться мне. Я пытаюсь
призвать моих учеников, чтобы они добыли мне чашу с ядом. Никто не
отвечает... А может быть, я разучился с ним обращаться. Не сердитесь, что
я много болтаю. Мне не с кем говорить в своей пирамиде. С собой мне не о
чем говорить, все давно уже выяснено до мелочей. А эта дурочка Ламия, -
кошка прянула ухом, - меня не понимает. Или не хочет. У нее свои заботы.
правильно. Я здесь, а она где-то рядом. Я не вижу ее неделями, месяцами. Я
не знаю, что творится в ее жизни, и ровно столько же она знает обо мне.
Однажды я не видел ее целый год. А потом она зашла ко мне, словно исчезла
только вчера, бросила: "Привет!" - и снова сгинула. Когда я умру, она
узнает об этом от посторонних. Или не узнает, пока случайно не забредет в
мою комнату и не наткнется на мумию. Вы были с ней знакомы?
натыкаются на меня. Она возникает в чьей-то жизни, как вспышка, как
аэролит, а затем пропадает из нее навсегда. Но люди не хотят верить тому,
что ее уже не вернуть, что аэролит не сгорает дважды, и приходят сюда. И
не застают ее. А я им не нужен. Верно, с вами приключилось то же?
затиснув ладошки между колен, и напряженно впитывала каждое слово.
Оттуда она вернулась израненной. Я так ничего и не выведал у нее. Знаю
только, что она пережила там великий ужас, великую любовь и великое
предательство. Одному человеку столько не по силам. Если бы она избежала
любого... Ей никто не помог тогда. Она и отвергала всякую помощь. Друзей у
нее никогда не было. Приятелей она прогнала. А тот, чью помощь она приняла
бы, отвернулся от нее. С тех пор моя дочь сжигает себя, сжигает свою душу.
Ей не нужен никто в этом мире. Она берет все для удовольствия, но не
испытывает его подолгу. Она уже не способна остановиться и летит по жизни
неведомо куда. В какую-то пропасть, ведомую лишь ей одной. Как будто
прошлое гонится за ней.
люди. Им не хватало места, и они выплескивались на окрестные холмы. Мы
творили наше будущее. Мы фантазировали и безумствовали! Аэробалет,
аквабалет, гравибалет, "Лингва пластика"... Это будущее оказалось не
нашим. Я и сам все забыл. И теперь здесь обитают двое. Милан Креатор,
который никому не нужен, и его дочь, которой не нужен никто. Почему вы все
время молчите?
нее.
вдруг осознал, что выглядит жалко, и с отвращением оборвал свой лепет.
желтые клыки. Кратов отшатнулся. Лицо его горело. Он попытался
выпрямиться, но никак не мог этого сделать. Невидимая тяжесть ломала и
гнула его к земле.
холма. Мраморная гробница лежала за его спиной, и холод ее проникал
повсюду, глумясь над полуденным зноем. Марси, тихая, поникшая, спускалась
рядом.
Шилова Юлия
Белов Вольф
Флинт Эрик
Посняков Андрей
Круз Андрей
Шилова Юлия