спецпитание, и мы с ним отправились в столовую, где обед нам дали прямо
царский: винегрет с кильками, флотский борщ со свиным салом и гуляш с
пшенной кашей. И кисель на третье. А перед тем Жеглов заглянул на
хлеборезку и долго любезничал с Валькой Бахмутовой, улыбался ей и так
далее, ну, она ему и отжалела еще полбуханки белого хлеба. Так что
порубали мы с ним знатно. Жеглов посмотрел, как я уписываю за обе щеки,
поцокал языком, мотнул головой:
тебе хоть бы хны...
сказать ему, что если - не дай бог, конечно,- если что-то случится со
мной, чтобы он о Варе позаботился. Ничего не должно случиться, я не Вася
Векшин, да и урок пошел мне впрок, но все-таки беспокоился я немного за
Варю, хотелось мне хоть что-нибудь для нее сделать. И все же не стал я
ничего говорить Жеглову, он ведь мог подумать, что я сильно дрейфлю. А
мне не хотелось, чтобы он так думал.
тобой протопать могут, ты ведь "хвост" за собой еще чувствовать не
умеешь...
позвоню...
назначают:
ждет нас.
"фердинанда" и, что-то рассматривая под ним, недовольно качал головой.
переулок и затормозил. Я достал из карманов милицейское удостоверение,
комсомольский билет, паспорт, жировки за квартиру, записную книжку,
немецкую самописку и свой верный, уже потершийся до белого стального
блеска ТТ. А больше у меня ничего не было.
платок Фокса с завернутой в него запиской и справку об освобождении, где
было сказано, что мне изменена мера пресечения на подписку о невыезде.
пуха ни пера тебе...
зачем я ухожу, но он ведь столько лет здесь крутил баранку!
свой кисет с самосадом.- Там и газетка внутри имеется...
улицу.
бульвару, и сумерки сочились из грязно-белого тумана, повисшего на голых
рукастых ветках совсем уже облетевших деревьев. И старался изо всех сил
не думать о Варе и о некрасивой девочке Ветлугиной, лежавшей в тысячах
километрах отсюда под деревянной пирамидкой с красной звездочкой. Кем ты
была на фронте, добрая душа, плакавшая над убитой собакой Пунькой?
Связисткой? Санинструктором? Наблюдательницей ВНОС?
сколько нечеловеческих тягот вам досталось! Я хотел представить себе
лицо Ветлугиной, но перед глазами, как в замедленном кино, проплывали
только лица бесчисленных Ань, которые я так тщательно запоминал сегодня
- молодые, потрепанные, красивые, отвратительные,- а лица Ветлугиной я
представить не мог. И почему-то из-за этого я боялся забыть и Варино
лицо, и оно все время стояло передо мной, заслоняя и стирая рожи всех
этих, воровок, спекулянток, скупщиц, сводней и проституток...
поставить на место, после того как его сбросило взрывной волной от
полутонной бомбы. Только был вымазан цементом треснувший цоколь. И
глазами старался не рыскать по сторонам, а только глядел на памятник,
будто ничего интереснее для меня здесь не было. И все-таки вздрогнул,
когда похлопали меня по плечу сзади и голосок с легкой хрипотцей
спросил:
хорошенькую мордашку - лет двадцати двух, лицо удлиненное, белое,
чистое, лоб узкий, переносье широкое, нос короткий, вздернутый,
треугольной формы, губы пухлые, подбородок заостренный, уши, немного
оттопырены, рост средний, волосы светлые, крашеные, особых примет не
заметно - и, прежде чем заговорил, уже знал, что в просмотренной мной
картотеке ее не было. Наверняка не было.
повернулся, отошел к скамейке, уселся, положил ногу за ногу, закурил
свой "Норд", так что и ей пришлось, хочешь не хочешь, садиться на мокрую
холодную лавку.
свою игру. И кроме того, что-то в ее поведении меня отпугивало - она
ведь не артистка, ей никогда в жизни так не наиграть веселого
равнодушия. А это рвало мой план.
за своего распрекрасного Фокса. Но тогда бы она ни за какие коврижки не
вышла на встречу со мной...
улыбнулась, и во рту у нее тускло блеснули две стальные "фиксы". И сизый
их блеск меня тоже насторожил.
мы с Фоксом три дня на одних нарах валялись, и он меня попросил помочь.
Вот я и мокну здесь с тобой, дурой, мать твою...
здесь сыреть с тобой,- сказала она, зябко передернув плечами; от сырости
и холода она постукивала ногами в резиновых ботиках-полумерках - старые
эти ботики на знаменитой подруге Фокса мне и вовсе не понравились.
спички бумажку и носовой платок Фокса. Она жадно схватила записку и тут
же стала разворачивать, а носовой платок механически вернула мне. Она не
знала этого яркого шелкового платка с вензельками по углам.
огорчаться своей первой удаче. Я их расколол. Я не случайно не признавал
в этой красульке ни одной из тех Ань, которых я целый день запоминал по
фотографиям. Со мной рядом сидела на мокрой бульварной скамейке не Аня.
То есть, может, и Аня, да не та. Конечно, нет - это подсадная. Это
какая-то воровская подружка, которая про них толком знать ничего не
знает и которую запустили ко мне для проверки. И сейчас мне в спину
наверняка смотрит не одна пара глаз, ждут с нетерпением, не буду ли я
хватать и волочь в острог эту козу, уверенный, что мне удалось зацепить
настоящую Аню.
скажешь? - спросила недоверчиво Аня.
накорми и будь с ним ласкова! Понимаешь, ласкова!
зубы, засмеялся:
записку, а главное, объясню на словах, что и как у него с мусорами на
киче происходит, то получу за это пять тысяч. Вот мне какая ласка нужна!